Анжуйский принц. Серия «Закованные в броню»

– Это шантаж? – поднял бровь герцог.

– Ну конечно! – широко улыбнулся Контарини. – Самый подлый шантаж. Должен же я взять реванш за то, что Диана явно предпочитает твое общество?

– За такой шантаж я тебе бы еще и приплатил, – проворчал герцог, вновь вызвав улыбку на лице молодого графа. – Согласен.

Он снова прошел к портрету, который тянул его к себе, словно магнитом. «Мне все равно жить или умереть, тупоголовый болван!» – внезапно прозвучал промелькнувший в его воспоминании ясный голос, заставив его вздрогнуть от неожиданности.

– Помнишь моего римского кузена Бартоломео? – услышал он словно откуда-то издалека голос графа Контарини.

– Разве мы с ним встречались? – удивился герцог.

– Он тоже воевал в Литве, даже прожил гостем Тевтонского Ордена несколько лет накануне этого большого сражения, в котором участвовал ты.

– Ну и что с того?

– Бартоломео Контарини приехал на похороны моего деда. Он будет здесь с минуты на минуту. Правду говоря, мы разбирали бумаги деда с ним вдвоем. Он и откопал в пыли и паутине этот портрет.

Герцог отвел взгляд от изображения на портрете и внимательно вгляделся в лицо приятеля.

– Произошло нечто экстраординарное, надо полагать, если ты так драматично понизил голос и затаил дыхание? Твой римский кузен упал в обморок, увидев портрет?

– Бартоломео? – пренебрежительно переспросил граф Энрике. – Ты смеешься? Он всего лишь упал на колени, облобызал портрет и все твердил, как попугай, то же самое имя, что и ты.

– Эвелина! – с нажимом повторил герцог.

– Я хочу поговорить с твоим замечательным кузеном, – сказал он.

– Он будет здесь через минуту, – заметил граф Энрике, взглянув на часы. – Бартоломео и я лично знакомы с девушкой, похожей, словно две капли воды, на этот самый портрет. Это наша кузина из Польши, дочь знатного вельможи, приближенного короля Польши и Литвы.

– Я был знаком с ней в Литве! – снова повторил герцог словно заклинание. – Черт бы побрал эту проклятую битву! Нужно быть последним идиотом, чтобы потерять после ранения память! И ты молчал! Ты же знал, что я бредил о ней последние пять лет моей жизни здесь, в Венеции!

– Ты совсем ничего не помнил о ней! – поднял руку, защищаясь, граф Энрике. – Я полагал, что это какая-то девушка из Прусии или Европы. Кто же мог подумать, что все эти годы ты сох по нашей прекрасной польской кузине!

– Как ее зовут? И откуда ты знаешь ее? Насколько я помню, ты никогда не был в Польше! Ты даже не знаешь, где она находится!

Граф Энрике улыбнулся.

– Это правда, я никогда не был в Польше. Девушку действительно зовут Эвелина. Эвелина Ставска. Десять лет назад она приехала с Бартоломео из Польши в Рим и прожила там почти два года, – с триумфом продолжил граф Энрике. – Ты мог встречать ее в Риме! В нашем доме!

Герцог некоторое время о чем-то размышлял, нахмурив темные брови.

– Исключено! – наконец, категорично произнес он. – Я прожил в Пруссии почти пятнадцать лет, никуда не выезжая! Меня привезли в Италию пять лет назад полумертвым от ран. Я даже этого не помню! Но я точно знаю, что я не мог быть в Риме в то время, как я был в Пруссии.

Дверь кабинета без стука отворилась, и на пороге показался невысокого роста, стройный молодой человек, темноволосый, смуглолицый, чем-то неуловимо похожий на графа Энрике, когда тот был немного моложе. Он был одет в темный камзол, расшитый золотыми нитями и жемчугом, темные со штрипками штаны и туфли с пряжками, отделанными брильянтовой пылью – последний крик моды нынешнего сезона в Риме.

– Добрый вечер, Энрике, – приветливо сказал он, сразу не обращая внимания на то, что его кузен находится в гостиной не один.

– Рад тебя видеть, Бартоломео, – отозвался граф Энрике, и, будучи внимательным хозяином, немедленно представил ему своего гостя: – Познакомься, это мой старинный друг из солнечной Тулузы, герцог Монлери.

Бартоломео Контарини с вежливой полуулыбкой на лице обернулся к гостю, взглянул на него и внезапно замер с протянутой вперед для рукопожатия рукой. Глаза его скользнули по лицу герцога и обратились к портрету, стоявшему на прежнем месте, на столе.

– Князь Острожский? – в следующую минуту удивленно вымолвил он. – Глазам своим не верю! Вы в Италии? А где же Эвелина?

Герцог покачнулся и без сил рухнул в кресло.

Бартоломео Контарини изумленно посмотрел на него и с запинкой произнес, обращаясь к своему венецианскому кузену:

– Как ты сказал? Герцог Монлери?

Граф Энрике, также немало пораженный калейдоскопической быстротой, с которой разворачивались события, решил, что пришло время вмешаться:

– Мой друг, герцог Монлери, – внушительно сказал он, указывая Бартоломео Контарини на сидевшего в кресле, прикрыв глаза, бледного герцога, – воевал на стороне Тевтонского Ордена в Литве. Он был тяжело ранен во время той самой большой битвы, название которой я не помню, но в которой рыцари Христовы потерпели поражение, и затем, очнувшись, обнаружил, что потерял память.

В глазах растерянного графа Бартоломео Контарини забрезжило понимание.

– Так он ничего не помнит?

Герцог открыл глаза.

– Я помню то, что я герцог Монлери. Я знаю это. Как знают мои слуги и моя тетка.

Бартоломео Контарини задумчиво смотрел на него, словно оценивая степень его искренности.

– Я тоже помню, что в Мальборке вас звали князь Острожский, – мягко возразил он. – Вы были послом польского короля и его близким родственником.

– Час от часу не легче! – пробормотал герцог, откидываясь на спинку кресла. – Не мог же я раздвоиться, в самом деле!

Граф Энрике снова подошел к бару, налил всем вина, вложил один бокал в руку герцога, протянул второй кузену Бартоломео и предложил ему усаживаться. Тот без возражений сел в кресло рядом с камином, отпил подогретого с пряностями вина и снова посмотрел на герцога.

– Я уверен, что не ошибаюсь, – сказал он. – Такого человека как вы трудно спутать с кем-то другим. И потом, разве вы не помните, как спасли мне жизнь?

– О боже! – герцог с усмешкой взглянул на графа Энрике, замершего с бутылкой в руках у бара. – Это все ты накаркал, Энрике, с твоими вечными шуточками о скелетах, выпадающих из семейных шкафов.

– Я всего лишь имел в виду этот портрет, – возразил граф Энрике, защищаясь.

– Портрет? – рассеянно переспросил граф Бартоломео Контарини, сосредоточенно размышляя о чем-то своем.

– Да, портрет.

Герцог испытывающе смотрел на итальянца. В полутьме кабинета его красивое лицо с темными искристыми глазами, бледное, словно высеченное из камня, показалось графу неправдоподобно правильным и совершенным, словно лик статуи античного Аполлона, которую Бартоломео Контарини видел когда-то на развалинах Парфенона.

– Я уверен, что знаком с девушкой, очень похожей на ту, которая изображена на портрете, – услышал он голос герцога, который заставил его очнуться.

Бартоломео удивленно вскинул на молодого человека глаза.

– Не сомневаюсь, сеньор, – мягко подтвердил он, глядя в лицо герцога. – Ведь Эвелина Контарини, по отцу панна Ставска, моя польская кузина, является вашей женой.

Хрустальный бокал выпал из ослабевших пальцев графа Энрике Контарини и раскололся на тысячи осколков, брызнувших во все стороны.