Свисти, мой тонкий бич!»
(А. Блок)
В год 1303 от Рождества Христова на Москве скончался московский князь Даниил Александрович, младший сын князя Александра Ярославича Невского. У князя Александра Ярославича на момент его смерти было три живых сына: Дмитрий Александрович, князь Переяславский, Андрей Александрович, князь Городецкий, и Данила Александрович, князь Московский. Два старших сына Александра Невского по очереди занимали великокняжеский стол и не оставили жизнеспособного потомства. Великий князь Андрей Александрович Городецкий всего на год пережил своего младшего брата Даниила, и завещал великий стол не своим племянникам, а детям Ярослава Ярославича Тверского, брата Александра Невского. Такому поступку великого князя было объяснение.
Так как его младший брат, князь Данила Александрович Московский, не успел побывать на великокняжеском столе, то согласно древнейшему закону наследования великого княжения на Руси – лествичному праву, – сыновья его: нынешний московский князь Юрий и остальные Даниловичи: Иван, Александр, Афанасий, Борис, – отныне лишались права на великое княжение.
Таким образом, со смертью Данилы Александровича, великий стол, обойдя Даниловичей, перешел в руки удельных тверских князей, ибо князь Ярослав Ярославич Тверской, младший брат Александра Невского, занимал великокняжеский престол с 1264 по 1272 годы, и, согласно традициям, обеспечил его преемственность своим детям. Оба старших сына Александра Невского не имели детей, сыновья же Данилы Александровича не имели права на великий стол.
Посему в 1304 году, согласно всем писаным и неписаным законам Древней Руси, великим князем владимирским стал сын Ярослава Тверского, Михаил Ярославич Тверской. Ордынский хан Тохта подтвердил это выдачей ему ярлыка на великое княжение. Глубоко порядочный человек, воспитанный в лучших традициях жертвенности на благо своего народа, князь Михаил Ярославич Тверской своей честностью импонировал хану Тохте, у которого было много врагов, но мало друзей. К Михаилу Тверскому, давшему ему вассальную присягу, он мог повернуться спиной, не ожидая подвоха.
Однако одновременно с тверичем свои притязания на великий стол неожиданно предъявил старший Данилович – Юрий, приходившийся ему племянником. Тогда его просто не восприняли всерьез. Чтобы проучить наглеца, по возвращении из Орды в 1305 году князь Михаил пошёл с войском на Москву, но не сумел или не захотел её взять.
Так начался исторический спор Твери и Москвы. Завязавшая глаза Фемида небрежно бросила две горсти камешков на свои весы.
Глава 1. Дети князя Гедемина
Троки, Великое Княжество Литовское, 1311 г
Шестилетняя княжна Мария-Дзинтарс, племянница великого литовского князя Витеня, сидела за широким дубовым столом в светлице своей матери, княгини Ольги Всеволодовны, и, болтая ногами, не доходившими до пола из-за высокой табуретки, на которой ее посадила мать, сосредоточенно нахмурив золотистые брови, водила маленьким тонким пальчиком по строкам русской книги.
– Читай, Мария, читай! – поторопила ее мать, поглядывая на отца Симеона, смоленского священника, воспитателя ее маленькой дочери.
Мария-Дзинтарс вздохнула и начала читать вслух.
– О, светло светлая и прекрасно украшенная земля Русская! Многими красотами прославлена ты: озерами многими славишься, реками и источниками, почитаемыми местными народами, горами, крутыми холмами, высокими дубравами, чистыми полями, дивными зверями, разнообразными птицами, бесчисленными городами великими, селениями славными, садами монастырскими, храмами божьими и князьями грозными, боярами честными, вельможами многими. Всем ты преисполнена, земля Русская, о правоверная вера христианская![5 - «Слово о Погибели Земли Русской» – литературное произведение Древней Руси XIII века]
Звонкий голос княжны и то, как тщательно и чисто она проговаривала русские слова, заставляли отца Симеона снисходительно улыбаться, и преисполняли гордостью душу ее матери, жены литовского князя Гедемина, племянника великого князя Литвы Витеня.
Два старших брата Марии-Дзинтарс, с улыбками переглянулись.
Оба сына князя Гедемина, старший, четырнадцатилетний Ольгерд, и младший, тринадцатилетний Кейстут, братья по матери, были неразлучны и являлись лучшими друзьями маленькой Дзинтарс, которая обожала их с тем пылом, каким обычно любят старших братьев маленькие девочки. К чести обоих, они также были без ума от хорошенькой, как куколка, золотоволосой сестренки и нещадно ее баловали.
Братья присутствовали на «русских» уроках в светлице мачехи Ольги Всеволодовны по настоянию их отца, желавшего, чтобы его сыновья обладали некоторыми познаниями о стране, жителей западной окраины которой он считал своими подданными. Серьезный Ольгерд сидел за столом рядом с Марией напротив отца Симеона, и, склонив к плечу светловолосую голову, внимательно слушал священника. На его коленях лежала раскрытая книга. Легкомысленный Кейстут, рассеянно прислушиваясь к рассказу священника, одновременно вырезал перочинным ножом деревянную игрушку для маленькой сестренки.
– Очень, очень хорошо, княжна! – похвалил девочку отец Симеон, и, посмотрев в странные, золотистого цвета, в тон ее длинным густым волосам, глаза Марии, спросил:
– А знаешь ли ты, дитя мое, когда и с какой целью были написаны эти замечательные слова?
Маленькая княжна сдула с лица золотистый завиток и, взглянув на мать, послушно ответила:
– Перед нашествием на Русь хана Батыя. Летописец имел целью призвать русских князей к единению, остановить братоубийственные войны.
– Очень хорошо! – повторил отец Симеон, покивав головой в подтверждении каким-то своим мыслям. Затем обратил свой взор на маленькую девочку и спросил:
– А какое еще известное литературное произведение того периода несло подобную идею?
Мария-Дзинтарс вздохнула, снова умоляюще посмотрела на мать, но, видя ее строгое лицо, покорно подняла глаза на отца Симеона и ответила:
– Слово о Полку Игореве[6 - «Слово о Полку Игореве» – литературное произведение Древней Руси XIII века].
За спиной мачехи Кейстут сделал любимой сестренке большие глаза и подмигнул.
Мария-Дзинтарс улыбнулась.
– Тогда расскажи нам, княжна, про что это произведение, – подбодрил ее отец Симеон. – И вы, дети мои, присоединяйтесь, – добавил он, посмотрев на обоих княжичей. – Это было ваше домашнее задание, если не ошибаюсь?
Ольгерд и Кейтут переглянулись и синхронно, как минуту назад маленькая Мария-Дзинтарс, вздохнули.
– Песнь описывает неудачный поход русских князей на половцев, который организовал новгород-северский князь Игорь, – серьезно сказала золотоволосая княжна.
– Какова была цель этого похода, дитя?
Мария-Дзинтарс пожала узкими плечиками и промолчала.
– В степь за добычей он ходил, – не выдержал Ольгерд, приходя на помощь сестренке.
– Грабить ходил, то есть, – уточнил Кейстут. – Ну, а половцы, не будь дураками, ему и брату его Всеволоду наваляли.
Отец Симеон поднял брови.
– Ну, то есть, в плен его взяли половцы, – тут же поправился Кейстут, посмотрев на княгиню Ольгу Всеволодовну, которая с укором покачала головой.
– В чем был смысл плача по земле русской в Слове о Полку Игореве? – проигнорировав нелицеприятную характеристику похода Игоря, спросил отец Симеон, обращаясь к Марии.
– Призвать других русских князей придти на помощь Игорю, – сказала Мария, искоса посмотрев на брата Кейстута, словно ожидая его следующего замечания.
Княгиня Ольга Всеволодовна тоже посмотрела на Кейстута, предупреждающе нахмурив брови. В ответ на ее взгляд Кейстут прижал палец к губам, а потом приложил руку к сердцу, словно заверяя ее, что больше не скажет ни слова.
– Но никто из русских князей не пришел на помощь Игорю, – медленно и торжественно произнес отец Симеон. – Почему?
– Заняты были, – предположил Кейстут, посмотрев невинным взглядом на Ольгу Всеволодовну.
– Не захотели, – высказался в свою очередь Ольгерд.
– Это не ответ на мой вопрос! – строго сказал отец Симеон.
– Игорь с братом, они в степь половецкую, вообщем, грабить пошли, – Кейстут взглянул на княгиню и развел руками, словно призывая ее в свидетели, что он не хотел говорить, но его заставили. – Естественно, другим князьям, в том числе великому князю это не понравилось. Награбили много, в степи остановились, выпили, как полагается. Хорошо выпили, так, что охраны практически не было. Ну, и потеряли всю добычу, да еще Игорь в плен попал, за него, небось, половцы выкуп большой запросили.
– И к кому они за выкупом пошли? – с таким же серьезным выражением на лице подхватил Ольгерд. – Естественно, к князю Ярославу Осмомыслу, папе княгини его, Ефросиньи, той, что на стене плакала. А ему это надо? У него своих дел полно, как и у великого князя.
– Словом, русские князья, они решили, что за дело, мол, Игоря побили, а мы не только помогать не будем, но еще и сами на орехи добавим, – заключил Кейстут. – Тем более, они знали, что погибших не воскресить, а Игорь и без их помощи вывернется. Он из этих, как там их, князей-Гориславичей, а у них полно родни по бракам среди половецких ханов. Вот Гзак и Кончак, вожди местные, отобрали у него награбленное добро и дали ему уйти подобру-поздорову. То есть, не стали преследовать. Зачем? Они прекрасно знали, где его найти, если понадобится.
Три пары детских глаз выжидательно уставились в лицо отца Симеона. Смоленский священник крякнул, посмотрел на княгиню Ольгу Всеволодовну, которая с трудом сдерживала смех, и, сохраняя лицо, перевел разговор в другое русло.
– Ты упомянул плач Ярославны, отрок. Какая божественная идея была заложена автором в этом отрывке?
– Божественная? – с недоумение переспросил Ольгерд.