Литвинка. Книга 1

Глава 2. Удельные споры

    Владимир,
    Владимирское княжество,
    земли Северо-Восточной Руси, 1311 г

В 1311 году умер бездетным удельный князь Михаил Андреевич, последний сын покойного великого князя Андрея Городецкого, сына Александра Невского, еще при жизни отца лишенный права на наследование великокняжеского стола. Узнав о его смерти, Юрий Данилович Московский немедленно отправился в Орду. Перед своим отъездом он посадил князем в столице Городецкого княжества, Нижнем Новгороде, своего младшего брата Бориса.

Когда весть об этом достигла Твери, великий князь Михаил Ярославич Тверской поспешил в Орду вслед за ним. В Нижний Новгород отправился во главе большого тверского войска молодой княжич Дмитрий Михайлович. Под его руководством войско тверского князя за рекордный срок совершило марш-бросок от Твери до Владимира, настолько стремительный, что испуганный Борис Данилович послал за помощью к брату Ивану в Москву и одновременно обратился во Владимир, к митрополиту всея Руси Петру, прося у него защиты от тверичей.

Митрополит Петр тверского князя, мягко говоря, не любил, и у него были на это весьма веские основания. Эти основания можно было обозначить как недавнее обвинение Петра в симонии[7 - Симония – продажа и покупка церковных должностей, духовного сана, церковных таинств и священнодействий (причастие, исповедь, отпевание), священных реликвий и т. д.].

Поясняя подоплеку обвинения, выдвинутого великим князем Михаилом Ярославичем Тверским, следует сказать, что предшественник Петра, митрополит Максим, умерший в 1305 году, был убежденным сторонником сильной великокняжеской власти. Именно поэтому он поддерживал прекрасные деловые отношения с великим князем Михаилом Тверским. По смерти Максима, великий князь выдвинул своим претендентом на митрополичью кафедру тверского игумена Геронтия. Не ожидая подвоха, тот благополучно приехал на утверждение византийским патриархом Афанасием и императором Андроником в Константинополь, где немедленно столкнулся со вторым претендентом на роль митрополита, игуменом Ратского монастыря Петром, выдвинутым королем Галицко-Волынской Руси, Юрием Львовичем. Надо сказать, что игумен Петр совсем не собирался быть митрополитом всея Руси. Его кандидатура была поддержана королем Малой Руси в качестве компенсации за потерю Галичем церковного престола в Киеве, который прежний митрополит Максим, устав от постоянных волнений в киевской земле, перенес в 1300 году во Владимир. Не желая раскола русской церкви, патриарх и император, посовещавшись, утвердили на митрополичью кафедру игумена Петра. Они справедливо опасались, что, не пойди они навстречу владыке Малой Руси, он, используя свои династические связи с Польшей, может повернуться в сторону католической церкви. Сказать, что игумен Петр удивился, проснувшись наутро следующего дня митрополитом всея Руси, было бы большим преувеличением. Тем не менее, он отправился во Владимир и приступил к исполнению своих обязанностей. Естественно, что вместе с собой он привез своих людей, которых знал и которым доверял, поставив их на ключевые церковные позиции.

Поскольку политика Северо-Восточной Руси представлялась ему весьма сложной и запутанной, а сам он был человек спокойный и мирный, и в свободное от работы время с удовольствием писал иконы, новый митрополит всея Руси Петр решительно отказывался вмешиваться в политику, посвятив себя делам церкви. Ни великого князя владимирского и тверского Михаила Ярославича, ни короля Малой Руси Юрия Львовича такой митрополит не устраивал. Михаилу Тверскому нужен был митрополит-воин, каким был покойный митрополит Максим, плечом к плечу сражавшийся с ним за объединение русских земель под рукой Твери. Королю Юрию Львовичу нужен был митрополит, который бы сражался за интересы Малой Руси. Митрополит Петр не хотел сражаться. Он хотел жить в мире, писать иконы и размышлять о высоком. Он хотел, чтобы его оставили в покое.

Через год недовольство великого князя владимирского и тверского вылилось в попытке сменить митрополита, обвинив Петра в торговле церковными должностями, симонии. Обычно тихий и спокойный митрополит был возмущен до глубины души. Возмущен даже не возможной потерей митрополичьей кафедры, а самой смехотворностью обвинения. Да, он привез своих людей во Владимир, да, он посадил их на кафедры некоторых монастырей, но он никогда, никогда не потребовал за это от них ни копейки! Ему бы это в голову не пришло!

Выдвигая это обвинение, Михаил Ярославич Тверской не учел всей глубины возмущения митрополита. А также того факта, что жаловаться на поведение великого князя оскорбленный митрополит пошел, в первую очередь, к его соперникам, братьям Даниловичам. Юрия Даниловича, по обыкновению, тогда в Москве не было, а сидел там на княжении его младший брат, умный, спокойный и хозяйственный Иван Данилович, по прозвищу Калита. Он внимательно выслушал митрополита и свел его с татарским баскаком в Москве. Надо сказать, что монголо-татары, следуя заветам Ясы Чингиз-хана, относились к русской православной церкви, так же, как и ко всем другим религиозным конфессиям у покоренных ими народов, то есть, с большим пиететом и уважением. Поэтому русская церковь времен ордынских ханов была неприкосновенна. В то время как монголо-татары тасовали русских князей на великом княжении, как карточную колоду, русская церковь не подчинялась никакой местной светской княжеской власти. Она не платила дани, за оскорбление священного лица полагалась немедленная смерть. Сам хан мудро не вмешивался в церковные дела покоренных народов.

Все это обстоятельно и спокойно было изложено обиженному митрополиту Петру тихим и внимательным московским князем Иваном Даниловичем. Он же посоветовал митрополиту добиваться созыва церковного собора, на котором избранные от церкви судьи и обвинители могли бы открыто обсудить обвинение в симонии. Никогда не вкладывавший даже сотую долю своей энергии в политику, митрополит Петр рьяно встал на защиту своего честного имени. Организация церковного собора заняла несколько лет. В начале 1311 года, на заседаниях собора в Переяславле-Залесском, митрополит Петр с помощью новых друзей сумел очистить свое имя от обвинения в симонии, в то время как его обвинители – тверской епископ Андрей и ростовский епископ Симеон, потеряли свои кафедры и были вынуждены уйти в монастырь. Князь Иван Данилович лично присутствовал на соборе, чтобы поддержать митрополита Петра. Великий князь владимирский и тверской Михаил Ярославич, главный организатор обвинения, отговорился от приезда на собор делами, послав вместо себя старших сыновей – двенадцатилетнего Дмитрия и одиннадцатилетнего Александра.

Посему, когда осенью 1311 года к митрополиту Петру во Владимир прискакал рано утром гонец из Нижнего Новгорода от Бориса Даниловича, а затем, в середине дня – гонец из Москвы от Ивана Даниловича с просьбой посодействовать в намечавшемся военном столкновении с тверским князем за Нижний Новгород, митрополит Петр не колебался ни минуты. Он знал, что обязательно поможет братьям Даниловичам.

Уже вечером того же дня монахи окрестного монастыря сообщили ему о подходе к Владимиру большого войска тверского князя.

– За главного у них молодой князь Дмитрий и братья Акинфичи, сыновья Акинфа Великого, того, который погиб в 1304 году при осаде Москвы. Тверской воевода Волчий Хвост остался в Твери, – бойко доложил митрополиту Петру совсем молоденький монашек.

Отпустив монашка, митрополит Петр задумался, как ему поступить. Дмитрия, старшего сына великого князя, он хорошо запомнил по его поведению на Переяславском церковном соборе. Этот высокий и казавшийся не по годам взрослым подросток, представлявший на соборе своего отца, сидел на скамье в первых рядах зрителей и внимательно слушал. В перерывах он стоял и беседовал с тверским епископом Андреем, главным обвинителем митрополита Петра. Еще до процесса Петр много слышал о честности и неподкупности тверского епископа, слывшего рьяным поборником чистоты русской церкви. Теперь, после того, как все обвинения с него были сняты, митрополиту Петру было даже немного жаль честного и прямого тверского епископа, ставшего жертвой политических интриг сильных мира сего. Петр устало потер виски и поморщился. От занятий живописью у него под вечер нестерпимо болели глаза.

Тверское войско надо было остановить, размышлял митрополит. В Нижнем Новгороде уже сидит Борис Данилович, если туда дойдет Дмитрий, то там наверняка, прольется кровь. После собора Петр наводил справки о сыновьях великого князя. Дмитрий был опасен. Он, как это говорилось в знаменитом «Слове о Полку Игореве», был в седле воинском выращен и с копья воинского вскормлен, и являлся, хотя и еще совсем юным, но князем-воином. С хорошим войском он без труда возьмет Нижний Новгород. В тандеме братьев Даниловичей, к сожалению, не было военных дарований. Стало быть, останавливать тверское войско придется ему, митрополиту Петру.

Перед отходом ко сну Петр распорядился, чтобы служки привели в хорошее состояние его парадное облачение и заснул с мыслями о том, что он скажет поутру при встрече с юным князем Дмитрием.

Однако наутро следующего дня серьезной беседы с молодым тверичем на получилось. Как ни торопился вставший на заре митрополит Петр, он едва не пропустил отход из Владимира тверского войска князя Дмитрия. Он столкнулся лицом к лицу с юным князем у ворот княжеского подворья. Дмитрий был верхом на коне, в полном воинском облачении, но все еще с непокрытой головой. Осенний ветер ерошил его длинные, спускавшиеся до плеч, темно-каштановые волосы, перехваченные по лбу темным кожаным ремешком.

– Святой отец! – вскричал он, чуть не налетев конем на пешего митрополита Петра, облаченного в свои лучшие церковные ризы, которые нестерпимо сверкали позолотой в ярких лучах восходящего весеннего солнца.

– Княжич Дмитрий Михайлович! – строго произнес митрополит Петр, пытаясь не обращать внимания на целую толпу вооруженных людей за спиной княжича, среди которых, к его удивлению, были и татары.

– Чего ты хочешь, святой отец? – спросил Дмитрий, удерживая рвавшего удила коня.

Митрополит Петр выпрямился во весь рост, стараясь придать себе больше величия, но разговаривать, стоя на земле, с княжичем, сидевшим в седле, все равно было неприятно и унизительно.

– Да вот, интересно мне, отрок, почему ты не явился пред мои очи, когда прибыл в мой святой город? – повышая, для пущего эффекта, голос, заговорил митрополит Петр. – Почему не пришел на заутреню в храм Божий? И самое главное, куда это ты направляешься с утра пораньше, не перекрестив лба своего и не произнеся молитву господу нашему, Иисусу Христу?!

– Столько много вопросов, святой отец! – произнес молодой княжич, насмешливо улыбаясь с высоты конского седла. – У меня нет времени на них отвечать.

– Слезай с коня, княжич, и пошли в терем! – сурово сказал Петр. – У меня к тебе разговор имеется, серьезный разговор!

– Некогда мне разговоры вести, святой отец, – все так же улыбаясь, княжич наклонился и похлопал по холке своего коня. – Дел у меня много. Важных дел. Вот когда вернусь, тогда и поговорим.

– Куда же ты торопишься, отрок? – все тем же суровым тоном продолжал Петр, запрокидывая голову, чтобы удержать взгляд его темно-синих глаз. – Уж не в Нижний ли Новгород, проливать братскую кровь?!

– Тебе-то какое до всего этого дело, святой отец? – все с той же спокойной насмешкой, так раздражавшей Петра, спросил молодой князь тверской.

– Как это, какое дело?! – открыто возмутился митрополит, на минуту теряя терпение. – Распри княжеские богомерзкие усмирять, это моя святая обязанность перед Богом!

– Перед Богом или перед ханом? – посмотрев на митрополита Петра долгим взглядом, спросил Дмитрий.

– Ты соображаешь, с кем ты говоришь, щенок?! – снова не удержавшись, вспылил митрополит Петр, но тут же устыдился своей вспышки.

– С митрополитом всея Руси, святой отец, – приложив руку к сердцу, сказал тверской княжич, сверкнув большими темно-фиалковыми глазами. – Именно поэтому и говорю с тобой, митрополит. Говорю, зная, что теряю время. Потому что любой собаке на Руси известно, что ты поддерживаешь братьев Даниловичей. И поэтому ты не можешь быть беспристрастным судьей в наших спорах с москвичами.

– Ты на что это намекаешь, княжич? – насупился митрополит.

– Ни на что не намекаю. Я говорю открытым текстом.

Княжич Дмитрий начал нетерпеливо постукивать кончиком сложенного вдвое хлыста по голенищу своего сапога.

– Отойди с дороги, святой отец! Не ровен час, войска затопчут!

– Не богохульствуй! – строго сказал митрополит Петр. – Недоброе дело ты задумал, молодой княжич!

– Твоего совета не спросил, – беззлобно огрызнулся Дмитрий, все еще удерживая своего коня и совершенно игнорируя предложение митрополита спешиться.

– А следовало бы! Старших надо уважать! И Божьих людей – в первую очередь! – не удержался от назидания митрополит.

– И много ты видел Божьих людей, святой отец? – усмехнулся княжич.

– Много! Каждый человек – Божье творение!

– Раб, что ли, Божий?!

Митрополит Петр с неудовольствием, снизу-вверх, посмотрел на сидевшего на коне юного тверского князя, возглавлявшего войска, готовые к выступлению к Нижнему Новгороду. «Ишь, вымахал какой здоровенный, а ведь совсем молод еще, – сердито подумал он, да и дерзок, как любой подросток. Ничего, я ему не папенька, я его гонор то сейчас укорочу!»

– Разворачивай свои войска и иди домой, тверич! – строго сказал он. – Нечего тут усобицы разводить! Постыдился бы! Ты и отец твой, который тебя на этакое богопротивное дело послал.

– А чего нам стыдиться? – удивился Дмитрий.

– Кровь христианскую проливать! – выйдя из себя, закричал митрополит.

– Какую кровь? – молодой княжич картинно заломил изящно очерченную соболиного изгиба бровь. – Я просто быстренько дойду до Нижнего, возьму его и сяду там наместником моего отца, великого князя владимирского и тверского. Убивать никого не буду. Обещаю. Так, припугну немного.

– Ну, ты и дерзок, отрок! – подивился митрополит, с интересом разглядывая красивое, породистое, с четкими чертами лицо юного тверского князя, который, укротив коня, небрежно откинулся в седле. Темноволосый, высокий, худощавый и невероятно самоуверенный.

– Ты спросил, я ответил.

Княжич блеснул темно-фиалковыми глазами.