Он откинулся на спинку кресла и смерил меня высокомерным взглядом.
– Во-первых, я не фашист. Никогда не имел чести принадлежать к партии фюрера.
– Но имели честь придти вместе с ним в Россию, – саркастически заметила я.
– Во-вторых, – проигнорировав мое замечание, невозмутимо продолжал он, – помогая мне, вы получите возможность в обмен на свои услуги получать поблажки для ваших соотечественников.
– Какие такие мои услуги? – подозрительно переспросила я.
Он посмотрел на меня со снисходительной жалостью, просквозившей в его взгляде.
– Чисто профессиональные, фройляйн. Никаких особых условий я не оговариваю принципиально.
Это уже было совсем интересно.
– То есть? – я демонстрировала полное отсутствие такта и понимания.
– Я буду платить вам жалование.
В его белозубой улыбке сквозила немалая доля ехидства.
– Замечательно, – заключила я только из вредного желания оставить последнее слово за собой, толком не понимая, что именно я хотела этим сказать.
– Это означает, что вы согласны?
Он гибко поднялся с кресла, и я, как зачарованная, не могла отвести взгляда от его высокой фигуры, с небрежной грацией двинувшейся по направлению к бару, находящемуся в одной из ниш между полками библиотеки.
– Это означает, что я подумаю, – упрямо сказала я, отворачиваясь от созерцания барона, поймав его насмешливый взгляд.
– О чем здесь думать? – удивился он. – Ваше жалование возрастет в три-пять раз по сравнению с тем, что вы имеете теперь. Думаю, вам будет гораздо интереснее разбирать бумаги, чем стирать пыль с мебели.
– А как же быть с фрау Ульрикой? – теперь я, как дура, уставилась на его руку с тонкой кистью и аристократически длинными пальцами, обхватившими ручку дверцы бара. – Значит ли ваше предложение то, что я должна буду отказаться от работы у нее?
Его лицо снова стало насмешливым.
– Вы имеете в виду ваши вечерние чтения? – уточнил он. – Ведь работой по дому мать, кажется, вас не обременяет?
И, не дожидаясь ответа, добавил:
– Я поговорю с ней. Думаю, она не будет возражать, поскольку вы все равно останетесь в доме.
На меня внезапно сошло вдохновение.
– Но если вы утроите мне зарплату, – кротко сказала я, глядя в его лицо невинными глазами, – я смогу снять себе квартиру в городе и избавить вас от своего присутствия.
Его серебристые глаза вспыхнули гневом. Он непроизвольно сделал было шаг по направлению ко мне, но тут же опомнился.
– Вы останетесь в моем доме столько, сколько я захочу, фройляйн! – ледяным тоном сказал он.
– Спасибо, что хоть не в вашей постели! – вскинув голову, раздраженно выпалила я, не успев сообразить, что сказала, и тут же прикусила язык.
Он помолчал, вынул из бара новую бутылку, налил себе в бокал порцию неизменного коньяка и, отпив глоток, поставил бокал на низкий журнальный столик.
– Если вы будете себя так вызывающе вести, – мягко сказал он, – могу уверить вас, что в моей постели вы окажетесь гораздо раньше, чем предполагаете!
Краска бросилась мне в лицо.
– Да я лучше пойду в гестапо, чем в вашу постель! – процедила я, крепко сжимая челюсти, чтобы не клацали зубы.
В его холодной ироничной улыбке просквозило высокомерие.
– За что же такая немилость? Ведь в казино мы, кажется, друг другу понравились? И вы уже тогда хорошо знали, кто я такой.
– В казино вы, по крайней мере, были любезны!
– Ах, вот оно что!
Он снова поднял бокал, но пить из него не стал, а лишь задумчиво рассматривал янтарную жидкость на свет.
– Что это за история с лейтенантом Мейером? – спросил он, не отрываясь от своего занятия.
– Не ваше дело, господин барон, – вежливо, но твердо завила я, воинственно приподняв подбородок.
Что, в конце концов, он мог мне сделать? Наорать? Уволить? Да ради бога, я уйду от него с удовольствием. Сдать в гестапо? Маловероятно. Он – интеллектуал, ему, видимо, хочется поиграться.
– Будьте с ним аккуратнее, фройляйн, – коротко сказал барон, ставя обратно на стол бокал, так и не пригубив его. – Мейер служит в гестапо.
Он подошел к полке и снял с нее книгу.
– Спокойной ночи, фройляйн, – сказал он вежливо, не поворачивая головы в мою сторону.
Я с облегчением поняла, что мне позволено уйти.
Глава 5
– Это очень похвально с твоей стороны, деточка, предложить свою помощь Гюнтеру, – заявила утром следующего дня баронесса, благожелательно глядя на меня своими маленькими глазами, слезящимися от сильных линз очков, и с грустью сказала:
– Он так много работает!
Она сокрушенно покачала головой, и добавила:
– И совсем не отдыхает.
– Ему, по-видимому, жениться пора, – заметила я, помогая Минни накрывать к завтраку стол.
Вошедший в столовую барон одарил меня ироничной улыбкой. Минни хихикнула и, отвесив ему короткий быстрый книксен, удалилась, чтобы начать подавать завтрак.
Я проверила наличие на столе салфеток и, убедившись, что все в порядке, собралась уходить.