Проклятье рода Ротенбургов. Книга 1. К Элизе

– До революции? – ляпнула я со злости, не подумав. – Примадонна Мариинского театра! Надеюсь, я удовлетворила любопытство вашей светлости?

Он не ответил, словно и не услышал мой вопрос. Удивленная, я посмотрела на него снизу вверх и затаила дыхание. Точеные, классические черты его лица на секунду исказила гримаса отчаянья. Взор светлых глаз не отрывался от моего лица.

– Это просто наваждение какое-то! – с прозвучавшей в его голосе горечью негромко пробормотал он, ни к кому не обращаясь. – Столько времени прошло, а я никак не могу забыть то, что случилось в казино. Моя прекрасная незнакомка… Кто же ты такая на самом деле, маленькая врушка?

Я сочла за лучшее прикусить язык.

Его близость непонятным образом волновала меня. Он был полуодет, как и я. Форменные серые брюки все еще оставались на нем, в то время как он снял мундир и галстук, белая рубашка была расстегнута почти до середины груди, а рукава ее подвернуты до локтя. Некоторая небрежность в одежде, как ни странно, не делала его неряшливым, а напротив, придавала ему небрежную элегантность, замечательно сочетаясь с его гибкими, раскованными движениями и грацией хищника. Растрепавшиеся густые каштановые волосы и время от времени мерцающие из-под темных ресниц расплавленным серебром светлые глаза делали его необыкновенно привлекательным, словно благородного пирата из историй, которые я в детстве запоем читала в доме бабушки.

Внезапно его руки легли мне на талию, в ту же секунду я почувствовала, как его губы требовательно прильнули к моим губам. Ощущение его поцелуя было настолько сильным и необычным, что мне показалось, расплавленный огонь разлился по моим жилам. Я так растерялась от нахлынувших на меня впечатлений, что в первый момент даже не подумала сопротивляться. Между тем, барон еще крепче привлек меня к себе, его губы становились все более требовательными, а поцелуй все более глубоким и обжигающим, таким, что через некоторое время я уже не могла дышать. Одновременно с тем, его руки скользили вдоль моего тела, пока, наконец, не коснулись моей груди. Я вздрогнула, и попыталась было отстраниться, когда пальцы барона, сдвинув бретельку моей ночной рубашки, коснулись, и стали нежно ласкать ставший неожиданно чрезвычайно чувствительным сосок, напрягшийся и затвердевший в ту же секунду. Горячая тяжесть прилила к низу моего живота, я непроизвольно выгнулась в его объятьях, тогда барон с хриплым стоном оторвался от моего рта, и в тот же миг его губы сомкнулись вокруг соска моей груди. Я вскрикнула, и полутемная комната библиотеки поплыла у меня перед глазами.

Это было какое-то безумие. Я хотела закричать, но голос не повиновался мне.

Сквозь тонкую ткань рубашки я чувствовала силу и крепость мускулов барона, и вдруг с ужасом осознала, что в данный момент я полностью в его власти. Ночью в библиотеку никто не придет.

Я так испугалась этой мысли, что на какую-то долю секунды перестала чувствовать и соображать. Зажмурив глаза, я резко оттолкнула барона от себя и, воспользовавшись его удивлением, побежала к двери.

– Элиза! – требовательно окликнул меня он.

Я остановилась на пороге, крепко сжимая пальцами ручку полуоткрытой на всякий случай двери. Его серые глаза казались в полутьме библиотеки совсем темными, почти черными.

– Я должен извиниться за то, что произошло.

В лениво-медлительном тоне его голоса не было ни малейшего намека на искренность.

– Очень трогательно, – пробормотала я, не зная, как реагировать на его поведение.

Барон нагнулся, поднял с пола уроненную мной книгу Голсуорси, и приблизившись ко мне, вложил ее в мои руки. Снова, на один короткий момент, я увидела совсем близко его холодное, с четкими чертами лицо, изогнувшиеся в усмешке губы.

– Но, извиняясь, я ни на секунду не жалею о том, что сделал, – спокойно добавил он.

– Вы дурно воспитаны, ваша светлость, – сказала я с достоинством, в то же время не в силах сдержать дрожь в коленках.

– По крайней мере, я не привык лгать.

– Какого черта! – внезапно возмутилась я, в бессильной ярости сжимая кулаки. – Все, что я сказала вам в казино, правда, от первого слова до последнего! Вы сами придумали все остальное! И что, теперь я всю жизнь должна буду расплачиваться за это? Даже не за свои, а за ваши выдумки!

Он схватил меня за плечи.

– В этой жизни нет справедливости, – на фоне бледного лица его глаза казались темными и бездонными, как омуты. – Пора бы уже смириться с этим. И принять тот факт, что все преимущества на моей стороне.

– Никогда! – запальчиво выдохнула я. – Вы сильнее, и это все ваши преимущества. На данный момент. Неизвестно, что будет завтра.

– Завтра? – он поднял бровь. – Вот уж не предполагал, что вы думаете о том, что будет завтра. Русские живут одной минутой.

– А немцы, надо полагать, живут перспективой, – огрызнулась я.

– Почему бы нам не продолжить эту замечательную дискуссию в библиотеке? – предложил барон, отступая назад, в полутьму зала.

– Потому что я не желаю ничего обсуждать!

– Вы также не демонстрируйте образца хорошего воспитания, фройляйн, – он, казалось, откровенно забавлялся ситуацией. – Вы должны догадываться, как приятно мне ваше общество. Обещаю вести себя прилично.

– В два часа ночи? – переспросила я, недоверчиво глядя на него. – Что это на вас накатило, господин барон?

– Но вам же все равно не спится, – подкупающе улыбнулся он.

– А как же ваш рабочий стол, заваленный рапортами?

Я указала глазами в сторону кабинета, располагавшегося рядом с библиотекой, дверь которого была приоткрыта. Видимо, именно через эту щель барон и заметил меня, когда я, ни о чем не подозревая, потихоньку прокралась за книгой в библиотеку.

– Бумаги подождут, – коротко сказал барон.

– Боже, как непрофессионально, – я позволила себе усмехнуться. – Вы рушите все мои представления о немецкой педантичности. Ordnung uberalles.

– Послушайте, Элиза.

Барон откинул со лба прядь каштановых волос и опустился в кресло, повелительным жестом предложив мне войти в библиотеку и сесть в другое, рядом с ним. Поколебавшись, я оставила в покое ручку двери и повиновалась.

– У меня к вам деловое предложение.

Я удивилась.

– Деловое?

– Мне давно уже нужен секретарь, который бы занимался бумагами на русском языке.

– У вас полно украинцев в комендатуре, – перебив его, ляпнула я, полная дурных предчувствий.

– Мне нужен личный секретарь, – терпеливо объяснил барон, – который бы всегда был у меня под рукой. Секретарь, владеющий обоими языками в совершенстве, как вы. Человек, которому я бы смог доверять.

– Господи Иисусе! – ахнула я. – Так ведь я же неисправимая лгунья!

Он откровенно усмехнулся.

– Я готов рискнуть. И постараться помочь вам избавиться от этой пагубной привычки.

Выражение его глаз оставалось непроницаемым. Я никак не могла определить, то ли он издевается надо мной, то ли говорит серьезно. Так и не придумав, что сказать, испытывая почти физическое неудобство под его взглядом, я обескуражено спросила, поплотнее запахивая на груди шерстяной платок:

– А если я не хочу? Что тогда?

Его глаза засветились насмешкой.

– Чего именно вы не хотите, фройляйн? Работать со мной или постараться больше не лгать мне?

Но я не могла принять его намеренно легкий тон.

– С какой стати я должна помогать вам, фашисту, захватившему власть в моем городе?