Снежная Королева живёт под Питером

Наутро тётя пошла через рощицу к могилкам, но малыш отказался и остался дома. Кухарка отпустила его со своим сынком на зелёный пригорок у берега речки пособирать цветы. Кухаркин сын принялся ловить кузнечика, а сын покойной помещицы сидел на пригорке, обняв ножки, а в груди его была такая тревога и страх, что покажи это наружу белому свету – вздрогнет всё.

Вдруг стало малышу легко: кто-то присел рядом. Посмотрел он – никого нет. А вроде и есть кто-то. Полегчало мальчику, и он побежал обедать. А вечером согласился сам один заснуть, даже свечку просил потушить. Перекрестила его тётка и вышла. Полежал мальчик и уж хотел было заплакать потихоньку, но тут кто-то родной присел на край его кроватки и укрыл его потеплее. Присмотрелся мальчик – мама! Обнялись они, и он попросил её, чтобы она не уходила. Она сказала, что никуда не уйдет, поцеловала его, и он уснул спокойно.

Наутро он встретил её опять. Она шла к нему из рощицы. Так они и гуляли до обеда по лугу: мать гуляла среди высокой травы и улыбалась, а сынок скакал счастливый рядом. Мама сказала только, что теперь они вдвоём будут играть в прятки, и чтобы мальчик никому, ни единой душе не сказывал, что он её видит, а она будет прятаться от других. Но зато всегда будет рядом.

Мальчик накрепко поклялся ей. И правда – он заметил, что никто, кроме него, мать его не видит. Сидят, к примеру, обедают с тёткой, а мама стоит за стеклянной дверью, любуется на своего сына, улыбается и пальчик держит на губах. А малыш и рад секрету.

Прошло лето, и тётка свезла мальчика из родного дома в школу-пансион: пора пришла учиться. Обещала навещать сироту каждую зиму после рождества, а на лето забирать к себе. Жила она в уездном городишке, где сдавала комнаты внаём. Мальчику у неё жилось не хорошо, но и не скверно. Тётка почти не обращала на племянника внимания, и мальчик рос свободно, без чужой любви.

Ничего ему не надо было, потому что мама его, невидимая для всех, по-прежнему всегда была рядом. Не было ночи, когда бы она не пришла в спальню пансиона поцеловать сыночка, подоткнуть ему потеплее одеялко, да присесть рядом между ним и ледяной стеной в пятнах.

Она всегда приходила опрятная, улыбающаяся и счастливая, в нарядном темнозелёном бархатном платье с воротничком, которое мальчик очень любил, и в слегка припудренном маленьком белом паричке с букольками на висках. Правда, теперь не могла она покормить его досыта, хоть чем, даже своими чудесными пирожками с грибами, которые пекла для него когда-то в Милово. Теперь, в пансионе, когда сыну приходилось голодновато, она могла только успокоить и приголубить его.

Мальчик был рад: только бы мама не покидала его и была рядом!

Он учился наукам, правописанию и языкам прилежно, старался не печалить мать, – она радовалась его успехам, которых он достигал своим трудом. Были товарищи, с которыми он играл, не раскрывая никому своей тайны. Бывало, и обижали его крепко нехорошие дети, зная, что сирота. Но ничего – стерпит, а мама придет и обнимет: что тут печалиться? Так что жизнь для мальчика была наукой, как и для других детей, и тут мать не мешала ему вставать на ноги самостоятельно.

Однажды летом тётка не приехала к нему. А тут ещё пришла война: французский император пошёл войной на Россию. Помаялся мальчик с месяц, а потом собрал свой узелок и сбежал из школы к тётке. Еле добрался до города – дом её закрыт наглухо, а вокруг тревога и крики, мол, вот-вот француз вступит в город, всё пожжёт.

Бросился тогда мальчик из города в лес, бежал долго, не зная дороги. Наконец, прибежал к какому-то хутору, постучался – нет никого. Влез в дом, лёг и заснул, чувствуя руку матери на лбу. Проснулся в ночи от смутной тревоги, – может, и мать разбудила его? – схватил свои вещички и в окно. Только спрыгнул, – во двор ворвались солдаты. Говорят по-французски и в доме обживаются.

Кто их знает, врагов? Сердечко настукивает, как у зайца. Дождался, ни жив ни мёртв, сумерек, выбрался из двора в лес. Бежал, пока не стемнело так, что руки своей не видать. Сел у дерева на мох, – мать рядом села – и заснул в один миг.

Блуждал и следующий день по лесу отрок, оголодал, только мать безмолвно нет-нет появлялась рядом. Наконец, наткнулся на мужика лесного. Тот привел парнишку в избушку к другим мужикам, которые накормили мальчишку, и он свалился как подкошенный спать от усталости и истощения. Оказалось, что привела судьба мальчика к партизанам, у кого помещиков поубивали враги: те крепостные сбились в отряды и – в леса. Мужики все крепкие, местные, земля им не чужая: не подводит, прячет. А французу эти партизаны вот где. Так задние ворота начищают, что мало не запомнится: обозы грабят, жгут, солдат не боятся и потерь почти не несут. Француз в леса из-за этого и не суётся: верная смерть. Среди этих чертей и бабы есть, и дети. А морозы зимние, когда в носу один лёд? Зря пришли сюда, – не раз роптал французский солдат.

Возмужал наш отрок среди партизан. Признался он, что сам помещичий сын, но сирота круглая, тётку потерял. Пожалели его разбойнички, пригрели. А когда уже гнать стали француза, так даже представили паренька офицерам нашим, – мол, дитя из благородных. Так перешел наш мальчик в Н-ский полк, где среди доблестных гусар продолжал свою жизнь далее.

Мать уже реже, но по-прежнему приходила иногда перед сном в своем зелёном платье и в паричке, которых теперь уже не носили. Её глаза выражали гордость за сына и прежнюю любовь. Только немного боле грусти появилось в её взоре, да и сама стала будто прозрачнее, почти невидима.

А пареньку исполнилось уже шестнадцать лет, он рвался пойти с гусарами в настоящий бой, чему офицеры противились. Но однажды случилась так, что всё смешалось из-за неожиданного наступления на врага, и про мальчика забыли. Тогда тот взял чьё-то ружьё и подаренный памятный штык, и таки влез в бой.

Кони, солдаты, дым, грохот, пальба, мёртвые и раненные, крики и вопли, свистящие ядра, – вот что хотел увидеть юноша не во сне, а наяву! Он яростно кричал "ура", как и другие, куда-то бежал и стрелял. А за ним, невидимая никому, бежала в паричке и старомодном платье женщина с глазами, полными тревоги.

Судьба настигла мальчика: ядро разорвалось неподалёку, и он потерял сознание.

Очнулся он в чьем-то доме на постели, в повязках и бинтах. Хозяйка, мать одного полкового гусара, и две её молодые дочки-близнецы ухаживали, как ангелы, за мальчиком бессменно. Ранило его в ноги сильно, ходить пришлось учиться заново, и барышни, с двух сторон держа своего подопечного, терпеливо помогали ему. По вечерам дружная семья садилась за карточный стол, девушки пели и играли на фортепьянах. Француза прогнали, так что теперь часто наезжали гусары и бывало совсем весело. Пели под гитары, курили трубки, пили вино и во хмелю стреляли у леса по стаканам.

Всё было хорошо, но жизнь стала другой. Ещё и потому, что теперь мать перестала показываться сыну. Он помнил её всегда, знал, что она, находясь в небесных садах, так же молится за него и рада его возмужанию. Но теперь, когда её помощь была не нужна взрослому молодому человеку, она отошла к теням света.

Сын её благодаря покровительству знакомого гусара поступил на военную службу. Выучившись на офицера, он уехал в Петербург, посмотреть на балы, был представлен кое-где. Девицы некоторые влюблялись в него, и однажды даже пришлось ему стреляться из-за одной красавицы. Но пуля противника прошла мимо его головы, лишь прочертив навечно след на щеке.

Потом он бросил эти ветреные дела, женился и уехал в Милово. Да, отыскалась и престарелая тётка его, опекунша, которая сохранила все документы и кое-какие семейные ценности.

Сын вернулся в родное гнездо, укрепил немного хозяйство, дом, родил детей и прожил славную жизнь. Комнатку матушки покойной велел он отремонтировать и прибрать, оставив все её вещи в неприкосновенности. Но никогда, ни разу не зашел он туда сам. Комната была заперта на ключ, и лишь старая кухарка иногда входила в эту комнату стереть пыль да сменить букетик цветов на комоде, который молодой барин наказал всегда ставить.

Прошли годы. Состарился наш герой, почила его супруга, разъехались дети. Из крепостных остался лишь сын кухарки, который верно служил своему барину. Теперь уже старик, он сидел в кабинете одиноко, кутаясь в шерстяной халат, покуривая трубку, вспоминал свою жизнь и именно теперь старался постичь тайну явления к нему призрака матери.

И всё чаще стал вспоминать её, особенно в одну зиму, когда метели свистели почти каждый вечер. Давно хвороба подтачивала его, и он знал наверное, что скоро Господь призовёт его к себе. Эту мысль принимал он спокойно, – не она занимала его.

Почти все вечера стала заполнять всё усиливавшаяся тоска по давно-давно почившей матери, чья могилка находилась неподалёку под пышным снегом рядом с могилой отца, которого он совсем не помнил.

Но мать не приходила к нему, как прежде.

Вдруг охватило его непреодолимое желание отведать пирожков с грибами, которые он последний раз младенцем ел из её рук!

И вот однажды вечером, когда метель, наконец, утихла, появилась красавица серебряная луна и ярко осветила окрестные луга, и леса, укрытые снегом. Старик с трудом поднялся из кресла, подошёл к столу и, вытащив из ящичка гербовую бумагу, написал вольную для сына кухарки. Потом он прилёг на диван и задремал.

Внезапно очнувшись, он понял, что чувствует себя хорошо, легко, как в молодости. Он поднялся и вышел из кабинета. Тут он заметил в себе единственное из всех желание: зайти в комнату матери.

Он сбежал по лестнице вниз и распахнул её дверь. За столиком при лампе сидела в паричке и зелёном платьице вечно молодая его матушка и чинила его пальто с лисьим воротником. А на столе стояла, благоухая раем, корзинка с теплыми пирожками!..

Сын схватил один жадно и надкусил, ещё не веря своему блаженству: пирожок был настоящим, горячим и вкусным, а маменька улыбалась счастливо его радости. Доштопав пальто, она встряхнула его и надела на сына. Сама же накинула свою короткую заячью шубку, что все годы висела тут за занавеской в шкафчике, захватила корзинку с пирожками, и они вместе вышли на крыльцо.

И пошли куда-то, обнявшись и поддерживая друг друга, не оставляя следов на снегу… Огромная ясная луна разливала всюду волшебный свой свет.

Сын не знал, что перед этим мать всё же появлялась в его жизни ещё раз, – когда он стрелялся из-за красавицы. Тогда она изо всех сил своей души налегла на пулю, готовую влететь в её сына.

Альбигойская

В тот вечер внимание публики шкафа занял Паслён – шут с хитрыми стеклянными глазками и фиолетовой плюшевой шутовской шапке с тремя концами. Шапка была кое-где была протёрта до дыр: Паслён имел привычку гладить себя по голове. Хотя врал, что эти дырки – свидетельство его схватки с крысой.

– Публика, – начал Паслён, – сядьте все, а то упадёте. Мой рассказ необыкновенный.

– А можешь без звона, Паслёша? – прогнусавил Гусь в ботинках и пенсне.

– Никак не обойдётся, приятель, – заявил Паслён угрожающе. – Иногда буду сыпать странными легендами и не комментировать.

Это произвело впечатление. Все одновременно вздохнули и сели.

– Но сначала позвольте мне представить вам мою шляпу. Это – пародия на корону, но, если позволите, больше похоже на фонтан мудрости. Ясно?

Ничего не было ясно, но все молчали.

Когда-то очень давно, почти тысячу лет назад, большая южная часть Франции звалась Окситанией. Она имела собственных правителей, огромные богатства, реки, горы, замки, города, свои обычаи и даже язык. Горы Пиренеи наметили границу Французского королевства с испанским Арагоном. Но вассалы этих Арагонских королей, графы и бароны, тесно сплели свои связи, в том числе и через браки с баронами и графами пиренейских земель, так, что Париж отсюда казался чем-то посторонним.

Король Франции понимал это очень хорошо и поэтому посылал в эти края особенно яростных контролёров, вернейших псов своего хозяина.

В свою очередь, владыки южного края прохладно встречали этих посланцев. Мол, чужаки вы и воля ваша чужая. А приказы самого короля – надо бы их ещё взвесить, не вашеми ли псовыми понятиями они исказились. Всем понятно, что собака бежит на дичь, чтобы, вонзив зубы, проглотить свои вожделенные – первые капельки крови. А потом уже и от хозяина получить сладкие кости.

Да, и местные властители считали себя благороднее; нравы королевского двора негласно считались здесь недостойными, как, впрочем, и нравы Ватикана. Так повелось с незапамятного времени.

Замки в Пиренеях – крепкие пограничные крепости, наблюдательные форпосты. Если крайние замечали что неладное, то зажигали огромный костер на вершине одной из башен. Соседний замок, заметив такой факел, зажигал свой, и так цепочка огней вспыхивала до города, крепости Фуа. Оттуда гонец по надобности гнал коня до самой Тулузы, где от имени короля правил благородный граф Раймон VI. А пока, дожидаясь распоряжений графа, хозяева замков должны были задержать врага своими силами. Как правило, в те времена ими были отменные вояки. Слава самого славного рыцаря Карла Великого – Роланда, погибшего в этих местах несколько столетий назад, и сама его могила, немало вдохновляли местных дворян. К этому благородному чувству прибавлялась горячая и гордая любовь к своему дивному краю.

Замки были построены на высоких скалах, на камнях и из камня. Штурмовать многие из них было просто невозможно, ибо к воротам вела узкая, крутая дорожка, а вкруг стен – обрывы на сотню ярдов. Те же владенья, что гнездились в долинах, утопали в зелени лесов.

Коменданты замков являлись и их хозяевами, поэтому маленькие крепости оживляли семейные человеческие страсти – помолвки, свадьбы, роды, хвори, сплетни, любовные интриги, – как и повсюду на земле.

И вот, как в одночасье, пришла в эти края ересь.