Божественная комедия артиста Кукурузина

Кукурузин оторопел.

– А чего так мало?

– Не знаю. Это факт. И пол процента на всё остальное: дети, самопознание и так далее.

Экран опустел и затем явил спокойную морскую гладь. Кукурузин молчал. Уточнял Вергилий:

– Эта статистика для большинства. Есть, конечно, люди на планете, у которых интерес к еде занимает два процента, а все шесть – любимая работа. У некоторых вместо любимой работы – страсть жить жизнью своего кумира, суперзвезды. Есть и те, у кого интерес к сексу повышен, но таких, представь, немного, просто они повсюду с этим суются. Всё это вас заставляет делать Матрица.

– Да что это такое, наконец, скажи? Или кто?

Парень помолчал. Он смотрел на экран, и морская гладь сменилась странным медленным танцем какой-то космической материи из звёзд и разноцветных нитей, сплетающихся в рисунки, потом искажающих их и выстраивающихся в новые рисунки, фигуры и целые облака, вдруг вспыхивающие светом или гаснущие.

– Я уже говорил тебе, что мысли материальны? – грустновато начал он. – У вас такие органы зрения и слуха… особенные. С их помощью почти ничего не видно и не слышно. Прими это как факт, а?

– Чего так умоляюще-то? – весело поёжился артист и хлопнул друга по руке. – Давай, давай!

– Так вот, мысли настолько материальны, что ими можно управлять и ими создавать… другие виды энергии, то есть материю! Но я перескочил… – Дрон нервно зачесал макушку. – Короче, о Матрице. Сейчас…

И он быстро начал делать обеими руками словно бы перелистывающие движения. Но в этот момент у Кукурузина зазвонил телефон. Звонила мама и просила срочно приехать.

В Сосновке начинался первый весенний дождь. В домик докторши среди сосен вошли её сын-артист и юноша в лимонной худи.

– Мам, ты чего звонила-то? – с порога спросил сын. – Я с другом, познакомься, это Андрон.

– Как хорошо, пусть будет ещё кто-то… – засуетилась бывшая докторша, и добавила приглушённым голосом, – сейчас Антоша приедет, он такое говорит, надо решить, я без тебя не знаю… Но сначала к столу, прошу пообедать!

И гостей проводили к столу.

– А почему вы не хотите попробовать шарлотку, ведь время обеденное, Андрон? – допытывалась Наталья Васильевна у гостя, который ей сразу понравился, – а супчик? Сильно перчёный?

– Мам, Дрон …. На особой диете, попытался выгородить друга Кукурузин, но маме-врачу этого не стоило говорить.

– Нет, нет, диеты… некоторые очень вредны…

– Спасибо, я пообедал хорошо, – соврал обаятельный гость, – теперь только завтра. Завтрак. Но чаю пожалуй. С травами?

– О, да, семь трав, мой сбор… «На здоровье» называется. Банально, конечно…

– Мам, ну что, новое платье скоро наденешь? – перевёл тему сын.

– О, твоя Милина – волшебница, фея крёстная. Говорит, что я – Золушка. Хочу пойти в нём … в театр, наверное. Балов-то теперь нет. Это платье молодит необычайно, хотя и ниже колен, вечернее, с воротничком, искусно расшитым бисером, жемчугом и пайтетками.

- Пайетками, мам. А вот Дрон знает много интересного, мамуля, – игриво завёл Кукурузин, выводя на сцену персонажа следователя из кинофильма «Чёрные тени».

В этот миг грянул первый весенний гром. Настоящий не постановочный. Дождь припустил. Дрон в упор смотрел на Кукурузина, считывал: что у него на уме.

– Мам, мне можно ещё супчика? Чего? – Последнее слово обращалось к Дрону.

Мама упорхнула за супницей, а юнец заёрзал на стуле и почему-то оглянулся на входную дверь.

– Не знаю, почему именно сейчас… – неуверенно произнёс он, – но как ты смотришь на то, чтобы повидаться с Данте?..

В этот миг Кукурузин окончательно определил жанр своей новой книги – фантастика. Без вариантов.

– Вобще, ты не простой! – он театрально погрозил пальцем новому другу, – А если я пойму, что ты бедному итальянцу Данте Алигьери просто мозги пудрил? О чём я писать должен?

– Да ты не должен, – холодно сказал Дрон.

На улице быстро потемнело, и на этот раз молния сверкнула за всеми окнами. У Кукурузина почему-то заледенела спина. Мама Наталья Васильевна вплыла в комнату с высоко поднятой супницей, напевая что-то, но вдруг входная дверь открылась настежь.

На пороге стоял подросток, почти насквозь мокрый от дождя.

– Антоша, сынок! – почти завопила докторша. Супницу подхватил Кукурузин.

– Всем привет, – хмуро бросил подросток.

Докторша начала сдирать с него мокрую джинсовую куртку, причитая по поводу грозы. Подросток же успел обменяться взглядами с братом и гостем. Потом, конечно, он был усажен за стол и ему налили горячего супа, но он не притронулся сразу к кипятку, а стал помешивать суп ложкой так, чтобы нос находился в ароматном пару, поднимавшемся над тарелкой.

– Как хорошо, Антошечка, я так соскучилась, мальчик мой! – пела Наталья Васильевна. – Синяк почти прошёл и … ты молодец. А как там папа?

Антон бросил на мать такой взгляд, будто бы она ведет спокойную беседу с человеком, висящим на одной руке над пропастью. Докторша неумело спровоцировала сына:

– А время сейчас… Ты же должен быть в школе.

Подросток отложил ложку так, будто боялся кого-то разбудить. Никто не успел предупредить развитие дальнейшей сцены. Антон сказал с усилием, словно сдерживая взрыв:

– Сообщить вам, что я больше не пойду в школу?.. Банально! Вы же… я всё знаю, что вы тут сейчас скажете, – он взглянул на мать и брата. Каждое слово давалось ему с трудом. – Я, конечно, пойду в школу… Но… Я. За себя. Не ручаюсь.

– Старик, да ты объясни, чего, – брат попытался показать, что сейчас «всё решим все вместе».

– А ничего! – угрожающе произнёс Антон. – Ничего не решится, если я не пойду туда больше! И куда вообще идти?! Везде одно и то же! Ваши… устои, ваше … дерьмо везде!…

– Ну-ну-ну, – вскочила квочка-мать и обняла младшего, – мой дорогой, не волнуйся так… Коленька, поставь чайник… Ну, Антоша, у нас гости, ты соберись, подыши, поешь, всё будет хорошо!

– Мам! – гаркнул подросток, отодвигаясь от стола вместе со стулом. На глазах его показались слёзы, но он вдруг жёстко глянул на Дрона, словно обвиняя его, как свидетеля слабости. Кукурузин почти вбежал с чайником. Было очевидно, что ранее подросток так себя не вёл.

– Брат, садись, вот чай, мам, дай чашку… конфеты дай… Антоха, пойдём в спальню, может? Поговорим, ты мне всё расскажешь.

– А я? А мне? – докторша тоже начинала глубоко дышать. Гроза перебиралась с улицы в комнату.

– Мам, брат, чего такое? Успокойтесь, наконец! – Кукурузин повысил голос.

Неожиданно подросток бессильно выдохнул и как бы сдулся. Взгляд был полон тоски, нос распух, – все слёзы собрались там.

– Ладно, мам, ты не волнуйся… садись, – сказал он слабым голосом и все сели на места.

У Кукурузина мелькнуло, что по закону жанра, гость должен был бы, возможно, откланяться и позволить семье поговорить. Но Дрон не двигался с места. Тут Антон, наконец, зарыдал, как мальчик, уткнувшись в мамину грудь. Через пять минут сцена была другой: все тихо ели суп, кроме Дрона. За окном лил тропический дождь.