Усё

Последние залы мне запомнились плохо. Крис пребывает в ажитации. От волнения грассирует больше обычного. Толкает Риту локтем.

– Вон, вон, видишь пар-рня?

– А?

– Вон, по лестнице идет. В р-рваных джинсах

– Вижу.

– Он на меня посмотр-рел.

От мысли о том, что она приглянулась молодому мужчине, Крис делается рассеянной, прыгучей, пружинистой. Ей хочется бежать за парнем, схватить его, поднять на руки, закружить по залу. Но что-то мешает ей сделать это. Поэтому она просто скачет мимо него по лестнице, напевая «у ко-ошки замерзли у-уши».

Потом он куда-то свернул, пропал из виду. Крис расстроенно крутит головой.

– Ах! Ну где же моя любовь?

Мы втроем шагаем через залы, ищем ее любовь. Наконец, находим на первом этаже – счастливец выходит из уборной. Другой парень подходит к нему и они о чем-то совещаются.

– Какая удача! – говорит Крис, обращаясь к Марго. – Нас двое. И их тоже двое! Это судьба!

Сказав это, она напускает на себя безразличный вид, достает телефон, что-то там равнодушно изучает. Ребята уходят, и она направляется в сувенирный отдел. Там она долго перебирает открытки, я думал, что она ищет репродукцию «Богатырей», но оказалось, что портрет Кукольника.

Феминистическое

Вокруг моего дома наматывает круги вечно гуляющая дама. Так я прозвал пожилую женщину, в любую погоду марширующую в чем-то землисто-неказистом. Завидя меня, вечно гуляющая дама ускоряет шаг, чтобы успеть спросить, который час. Она спрашивает время у всех выходящих из дома. Это ее способ коммуникации, смолток. Сперва она казалась мне сумасшедшей. Ее высокая фигура в коричневом, бодро шагающая возле дома, вызывала у меня неконтролируемое беспокойство, стремление избежать контакта, я радовался, когда видел, что успею проскочить, или что ее нет во дворе. Но потом я приметил ее весело, иронически горящий глаз, и подумал, что если она безумна, то ее сумасшествие, если оно имеет место быть, вполне безобидно и что мне несложно доставить ей это крошечное удовольствие, сказав, который час. Может быть, у нее плохое зрение и она не берет телефон, а ей надо знать, сколько времени длится ее прогулка. Я ничего не знаю о вечно гуляющей даме, ни имени, ни на каком она живет этаже. Но как-то я понял, что у нее есть муж. Она тащила на помойку какие-то старые деревяшки, я вызвался помочь ей, и мы вместе донесли их до контейнера. Она сказала:

– Зайди ко мне, я тебе рыбы дам. Муж наловил вчера.

Я вежливо отказался, честно говоря, подумав, что это часть какого-то ее бреда.

Но как-то с балкона я увидел пожилого мужчину в темной панаме. Он вышел неторопливо из подъезда, неся удочку, и направился в сторону реки.

– Он купил мне кофе. С кокосовым сиропом. Как он узнал?

Между Крис и Кутей телепатия.

Я не слишком доверяю ее мнению о Куте, зная ее добрый характер, удивительную способность преувеличивать в людях хорошее, ее несоразмерную благодарность. Наверное, те, кому Крис рассказывает обо мне, думают, что я тоже симпатичный умник с интересным лицом, а я худой верзила с бледной и невзрачной физиономией очкарика, косноязычный и застенчивый. Но трудно сопротивляться этой магии восторженных интонаций. Кутя рисуется мне добродушным здоровяком, с умными глазами и широкими взглядами, молодым руководителем с идеалами.

– Вот только ботинки у него из крокодиловой кожи, – вздыхает Крис. – Разве у хорошего человека могут быть такие ботинки?

– Может, ему жена подарила и он вынужден их носить, – предполагаю я.

– Да, точно, – она с облегчением и благодарностью вздыхает.

Кухня обрела свой уютный вид. Установлен последний плинтус. Выкрашены в светло-серый обои. В том углу я посажу бамбук, а в другом поселю журавля. Куплены два деревянных стула и стального цвета бамбуковые жалюзи. Старый холодильник теперь напоминает застрявший в ветвях баобаба ржавый самолет. Я считаю дни до зарплаты.

Крис горит на работе и продолжает гореть дома.

– Обалдеть! – бормочет она, сидя за ноутом. – Это просто обалдеть.

– Что?

– Смотри!

Она хвастается стильными иконками для сайта.

– Нормально.

– Завтра Куте покажу!

***

Но Кутя простыл, и что-то случилось с его Интернетом, Крис едет к нему домой обсудить иконки.

Кутя в домашнем.

– Коньяк, ром, виски? Коньяк французский, дорогой, сто евро. Пила когда-нибудь такой? Чего испугалась? Мы ж не на работе.

Иконки его сегодня не интересуют. Он кладет ей руку на промежность. Сжимает пальцы.

– Давно хотел спросить, у тебя там что? Два в одном? Че такая напряженная?

Крис пожимает плечом и бьет. Шарит взглядом – куда еще ударить, в глаз или ногой в пах. Медлит. Засаживает ногой по голени. Кутя скулит, как щенок.

Прежде чем уйти, Крис забирает французский коньяк. В коридоре ей хочется разбить зеркало, но вместо этого она отфутболивает Кутин ботинок из крокодиловой кожи вниз по лестнице. Выпинывает его на улицу. И зло пинает, старательно и надменно, по направлению к метро.

Рядом с ней идет мальчишка лет двенадцати в футболке с надписью «it's style, not truth that is essential». Предчувствуя чудо, он бодро шагает рядом, размахивая руками.

– А зачем вы это делаете?

– Видишь ли, – объясняет Крис, распознав в парнишке личность незаурядную, – это волшебный ботинок.

– А в чем волшебство?

– Тот, кто пнет его сто раз, избавится от любого недостатка в себе. Нужно лишь, пиная, сто раз произнести то, от чего хочешь избавиться.

– А вы от чего избавляетесь?

– Правило два – не говорить никому от чего хочешь избавиться.

– А какой у вас раз?

– Девяносто восемь, девяносто девять. Сто!

Крис останавливается и смотрит на время.

– Можно теперь мне?