Взглянула на горшок с засохшим цветком.
– Вон, даже бальзамин от тоски завял.
– Давай возьму реанимировать.
– Возьми. Если ему ещё что-то может помочь!.. Ну, Дрошнев, не пригласишь красавца…! Однако лучше не мечтать, а то такое намечтается!..
– Верно, – я сгребла со стола свои бумаги, подхватила цветочный горшок. – Пойду. До субботы ещё дожить надо.
В полупустом (а у нас народу много никогда не бывает; тех, кто сам приходит, естественно) вестибюле колоритный дед, весь седой, заросший, дремучий какой-то, что-то втолковывал охраннику, держа на весу левую руку, замотанную не то в шарф, не то в шерстяной платок.
Я остановилась. Дед заметил.
– Дочка, – шагнул навстречу, но охранник перегородил путь.
– Дедуль, ну, ты же к нам не по адресу! – Хохотнул. – Пока ещё.
– А что случилось?
– Дочка, – дед юркнул под рукой нашего бритоголового цербера. – Не принимают меня в клинике. Говорят…, – махнул здоровой ладошкой, – А, ну их всех! Может, вы меня примете, а?
Я заметила на платке пятна крови.
– Что это с вами??
– Я ему говорю, езжай в больницу, – вмешался охранник, – а он ни в какую! У нас же не медучреждение! И что делать прикажешь?
– Пойдёмте, – я взяла дедушку под локоть и повела к Милке. Толкнула стеклянную дверь.
– К тебе клиент.
– Н-да? – Милка кинула на нас взгляд исподлобья, продолжая что-то писать в длинном бланке. – К нам клиенты уже своим ходом приходят?
– Не остри. Помоги человеку. Садитесь вот сюда.
Усадила деда за соседний стол, под лампу.
Милка вздохнула, отложила свою писанину, подошла. Оглядела деда.
– Тонь, сделай ему крепкого сладкого чая, а то что-то бледный.
Принялась разворачивать стариковскую культю. Брезгливо затолкала платок в пластиковый пакет.
– Гос-с-поди! Кто это вас так?!
Я мельком глянула на его руку – всю в рваных кровавых полосах и отвернулась, заваривая чай в полулитровый гостевой бокал.
– Оборотник, – охотно пояснил дед. – И так ведь ушёл, проклятый. Хорошо руку не откусил! Да я сам виноват – расслабился, внимание утратил. А он тут из кустов и выметнулся! Ну, ничего, ничего! Посмотрим ещё, чья возьмёт.
Мы с Милкой переглянулись.
– Вот чай, – я поставила бокал на стол с лампой. – Пойду, пожалуй. Работы много.
У нас привыкаешь к любому зрелищу (со временем, конечно!), однако вид сверкающих металлических лотков с иглами, пузырьки и склянки с жидкостями, шприцы и прочие медицинские атрибуты никогда не вызывали у меня ни интереса, ни восторга, поэтому постаралась ретироваться, как только отпала нужда в моей помощи.
– Благодарствую, – чинно отозвался дед, в то время как Милка колдовала над его рукой.
– Да не за что, – пожала плечами. – Я-то ничего не сделала.
– Будете в Золотом Яре, заходите в гости! Непременно заходите! Спросите Матвеича. Там меня все знают, дом покажут.
– А-а… Обязательно. Спасибо.
Прикрыла тихонько дверь. Не знаю я никакого Яра у нас в округе и, уж конечно, в гости к незнакомому странному старику не собираюсь.
В кабинете аккуратно разложила документацию, которую предстояло разобрать, потом осторожно вытащила увядший стебелёк из кома сухой земли, поставила в стакан с водой. Вдруг оживёт? Чудеса ведь случаются! На том и закончилась подготовка к последнему на неделе трудовому дню, когда, признаться, и работать не очень хочется, а мыслями уже – в предстоящей поездке. Что взять с собой, что одеть? И всё такое прочее.
Подруга потом зашла, ответствовала, что деда заштопала, ввела противостолбнячное, после чего тот и отбыл. В неизвестном направлении. Даже от денег на дорогу отказался.
А рано утром в субботу мы с изнывающей Милкой – она терпеть не может ждать, предпочитая, чтобы ждали её и утверждая, что именно так должны поступать истинные леди! – фланировали у входа в супермаркет, высматривая машину Дрошнева. Подкатил он, конечно, совсем с другой стороны. Любит человек эффекты, что поделаешь?
–Девчонки! – гаркнул радостно, выбираясь из старенького «ниссана». – Какие вы красивые!
Чмокнул меня в щёку. Милка не потерпела бы подобной фамильярности и протянула для поцелуя руку, к которой Серёга, шаркнув ножкой, чинно приложился.
– Красивые, – проворчала Милка. – Только и успела, что маникюр обновить.
Но это она так, для проформы, потому что выглядела идеально. Как всегда. При природной грации и умении носить вещи даже оранжевая жилетка дорожного рабочего на ней выглядела бы вечерним туалетом. Я в этом плане значительно проще, да и вообще мало значения придаю внешнему лоску – только в пределах необходимого.
Дрошнев забрал у нас сумки, положил в багажник, а мы тем временем втиснулись на заднее сиденье машины.
– Здорова! – незнакомый, плотного телосложения лысый парень, сидящий спереди, оглянулся, протянул руку. При этом он активно и со смаком что-то жевал. – Я Феликс.
– Эдмундович? – сощурилась Милка. Когда она так делала, становилась похожей на лису из сказки, но это же являлось признаком лёгкого презрения, что уже не давало кандидату ни единого шанса.
– Не-а, – ухмыльнулся парень. – Петрович. А чё?
Протянул початую пачку жевательной резинки.
– Будешь?
– Благодарю, – тонко улыбнулась подруга. – Не курю.
– А ты?
Я покачала головой.
– Ну, как знаете, – парень отвернулся.