Парень мельком глянул на неё.
– Зэмла Злато Ярэ, – медленно произнёс низким надтреснутым голосом и опять уставился на меня.
– Чего? – переспросила подруга.
– Думаю, он говорит Золотой Яр, – перевела я. Не по себе было под пристальным непроницаемым взглядом. Да ещё этот оскал! Фу! – Помнишь, деда ты лечила на днях? Он обмолвился, что живёт где-то здесь.
– А-а! Ну, как же! Михалыч! Или нет. Михеич! Да, Михеич.
– Матвеич.
– Точно. Михей Матвеич. Не подскажете, любезный, – в Милкином голосе зазвучали королевские нотки, – тут где-то живёт наш знакомый…
– Дэ сахарна, тай булка, – парень улыбнулся шире, и я заметила в его рту желтоватые клыки. – Х-ха-а! – выдохнул он.
Милка брезгливо поморщилась.
– Ты что ел-то сегодня?! Конский навоз?!… Тонь, пойдём отсюда, а?
Парень неуловимо быстро переместился в пространстве, снова оказавшись перед нами. Расставил руки, преграждая путь. Я заметила вдруг, что он стоит совсем не на носочках! То, что приняла вначале за пятку, оказалось просто суставом небольшой, торчащей назад кости, которая заканчивалась укороченной ступнёй с тремя когтистыми пальцами.
– Тай оглобля прочь, тай булка останэ.
Ну и голос! Не то хрип предсмертный, не то треск ломающегося ствола!
– Это кто – оглобля??! – рассвирепела Милка. На сей раз переводить не пришлось; она прекрасно поняла, что её утончённость (во всех смыслах!) не поразила мужское воображение. Пусть даже мужчина и не мужчина вовсе, а урод несусветный.
– Ах ты, хам! Ну, я тебе покажу оглоблю! – она огляделась вокруг в поисках подходящего орудия наказания.
Парень наклонился ещё сильнее и вдруг начал меняться. Лицо удлинилось, обросло жёсткой чёрной шерстью, глаза сузились, полыхнули красным огнём, уши вытянулись, заострились, – одно оказалось надорванным.
Однако в волка он не превратился, оставшись двуногим существом с гривой на взгорбившейся холке, выпирающими из пасти клыками и волосатыми когтистыми конечностями, в кои трансформировались руки.
Пасть монстра разверзлась, изрыгнув короткий рык.
– Бежим!! – крикнула я, подхватив Милку под локоть.
В небе громыхнуло, потемнело и сразу, стеной, хлынул ливень. Погода – прощай, причёска, как сказала бы царица наша от медицины. Не сказала, конечно, но подумала наверняка!
Мы припустили через лес, не выбирая дороги, разбрызгивая воду и чувствуя совсем рядом зловонное дыхание чудовища, оборотня из страшной сказки. Разум отказывался верить, что такое бывает на самом деле, но вон же оно, совсем рядом всхрапывает и в отличие от нас, кажется, мчаться может сколько угодно.
С такой скоростью, да ещё по пересечённой – очень пересечённой ёлками, ветками, кочками и ещё бог знает, чем! – местности я никогда не бегала. И вскоре почувствовала, что задыхаюсь. Сердце колотилось где-то в горле, и даже страх больше не подгонял, а я ведь и без того совсем не спортивна.
Вдруг возле лица что-то свистнуло, пронеслась мгновенная чёрная тень. Ни разглядеть не успела, что это, ни сообразить, ни испугаться, – хотя куда уж больше?! Но от неожиданности споткнулась и кубарем полетела на размокшую землю. Раздался короткий злой вой, перешедший в визг и тут же резко оборвавшийся. Опять громыхнуло.
Я ожидала, что вот сейчас сзади набросится волосатая когтистая туша, начнёт рвать в клочки, а потом родное заведение примет меня в качестве законного клиента. Если останется, что принимать… Сжалась, приготовившись к концу.
Мучительные секунды тянулись и тянулись. Ничего не происходило.
Ливень перестал, иссяк так же быстро, как и начался, лишь слегка шелестел в листве мелкой моросью.
Я рискнула поднять голову, оглянулась. Тихо вокруг, спокойно. Пожалуй, можно и встать… Грязь чавкнула, выпуская из объятий. Неподалёку зашевелилась Милка, всхлипывая, на четвереньках подползла ко мне.
– Что это было, а? Ты что-нибудь понимаешь?
А вот преследователь наш бесформенной кучей лежал в паре метров позади и не подавал признаков жизни. Более того – из его горла торчала длинная чёрная стрела, из полуоткрытой пасти текла струйка бурой крови, остекленевшие глаза тупо уставились в небо. А чуть в стороне стоял стрелок в необычном костюме – высоких сапогах, старинном каком-то камзоле и охотничьей шляпе, напоминающей тирольскую. Для нас с Милкой время растянулось едва ли не в часы, а он даже ещё лук не успел опустить – настолько быстро всё произошло.
Охотник подошёл к трупу монстра, пнул его, хмыкнул довольно. Потом развязал кожаный мешочек на поясе, зачерпнул горсть серого порошка и, что-то ритмично бормоча, равномерно посыпал тело. Зашипело, взвился едкий дымок, и оборотень – о, продолжение кошмара!! – начал, потрескивая, тлеть и превращаться сначала в скелет, а после – в горку золы. Всё ещё бормоча, охотник перемешал сапогом пыль с грязью, удовлетворённо хмыкнул. Потом глянул, наконец, на нас.
– Ну, здравствуйте, девицы! Вот и свиделись!
Стоило ли удивляться ещё чему-то сегодня? После пережитого? Вот я и не удивилась, узнав в средневековом лучнике жалкого дедушку Матвеича, явившегося к нам с раненой рукой.
* * *
– А что это… Что произошло?? – Милка, бледная как мел (участками тела, оставшимися не замазанными грязью), переводила взгляд с кучки пепла на деда. Впрочем, дедом его можно было назвать с натяжкой. Крепкий, подтянутый мужчина лет шестидесяти с задорно поблёскивающими глазами, аккуратно постриженной седой бородкой. И совсем не дремучий, как мне показалось при первой встрече. Да ещё лук в руке, почти в его рост, даже по виду тяжёлый и внушительный, покрытый тонкой резьбой. Вобщем, Робин Гуд на заслуженном отдыхе. А то и не на отдыхе, учитывая недавние события.
– Что произошло, то уж кончилось, – хитро сощурился помолодевший дед. – А вы здесь по делу? Или в гости?
– Мы тут… – Милка приосанилась – до чего быстро она умеет реагировать на ситуацию! Меня так до сих пор трясло. Её, впрочем, тоже трясло. И голос дрожал. Слегка. – Мы… воду искали.
Королевским жестом отбросила со лба мокрую прядь.
–А-а, – улыбнулся широко. – Понятно. По делу, значит. Но, если не очень торопитесь, может, зайдёте? Не смею настаивать, но у меня банька с утра истоплена, а вы слегка замёрзли.
– Зайдём? – подруга оглянулась. Умыться и привести себя в порядок, было бы совсем нелишним. Я молча кивнула – чувствовала, что голос ещё не повинуется. Страх тоже пока не отпустил, но дед вызывал, скорее, ощущение покоя. И тепла. Да! От него явственно струилось тепло, ощущаемое даже на расстоянии.
– Прошу за мной, барышни.
Шёл он легко, спортивно, а мы увязали по щиколотку, с трудом вытаскивая ноги из липкой грязи. Милка сняла туфли, опасаясь потерять их – итальянские! Как они не слетели с ног, когда бежала от оборотня, уму не постижимо!
На большой поляне, окружённой вековыми елями, высился двухэтажный не дом, – терем! Сложенный из толстенных брёвен, украшенный искусной резьбой, крытый черепицей, он смотрелся совершенно сказочно, нереально красиво, отливая янтарём в закатных лучах. Чуть в стороне стояла избушка поменьше, поскромнее, в один этаж – или поверх, как правильно-то? – с открытой дверью.
– Это баня? – спросила Милка. Меня? А я откуда знаю? Может, домик для гостей? В княжеские-то палаты, чай, не всех пускают?
Из домика, гремя цепью толщиной в руку, выметнулся лохматый пёс, ростом с молодого льва. С радостным визгом кинулся к охотнику, привстал, бросив передние лапы тому на плечи, причём голова пса возвысилась над дедовой.
– Отадэ, Рык, – Матвеич потрепал его по холке. – Отадэ.
Гулливер собачьего племени неохотно оставил хозяина в покое и переключился на нас. Уставился оценивающе. Милка вцепилась мне в руку.
– Я боюсь собак, – процедила сквозь зубы.
Домашнее чудовище зевнуло, продемонстрировав полную острейших зубов акулью пасть, и лениво ушло в свои апартаменты. Десять метров цепи медленно втянулись вслед за ним внутрь.
– Будка! Так это будка!.. И глянь, Оно даже тявкнуть не удосужилось! Мы для него – тьфу! Ничтожества!
– Ну, что ты кипятишься, – постаралась успокоить подругу, хотя и понимала, что её возмущение – просто выброс нервной энергии, разрядка, и на самом деле ей глубоко безразлично, что о нас подумал хозяйский пёс. – Он же видит – две промокшие девушки; опасности нет. Вот если б ты пошла на него в атаку с каким-нибудь дрыном, думаю, он слегка бы удивился.