Исповедь учителя, или История длиною в жизнь

– Мне и с тем, другим, было неплохо, – тихо сказала я.

– Забудь, – отрезала подруга.

– Наташ, а если это ошибка, если я потом пожалею?

– О ком жалеть? О Нём? Не смеши меня. Если бы я была на твоём месте, я бы выбрала Олега.

– Ты не на моём месте. По-моему я влюбилась в Него. Что мне делать?

… – Не делай этого! Не выйдет ничего хорошего! – заявила моя подруга и отключилась.

Я ей перезвонила:

– Наташ, Он заходил ко мне на страничку в Одноклассники, я Ему написала. Написала первая.

– С ума сошла?

– Наташ, прошло двадцать лет, у меня чисто спортивный интерес.

– Твой спортивный интерес всегда заканчивается какой-нибудь трагедией. Напомнить?

– Ну что такого случилось? – занервничала я. Но Наталья твердо стояла на своём, словно чувствовала то, что я в этот момент чувствовать не могла.

– Случится. Включи память, и мозг на всякий случай, – сказала она и снова отключилась.

Перезванивать больше я не стала, но мне очень не понравилось то, что она предрекла. Я действительно не видела ничего плохого в том, что бывшие одноклассники станут переписываться. Когда я потом ей сказала эту фразу, подруга рассмеялась и резюмировала:

– Вот именно, одноклассники, а не вы с ним. Ты когда-нибудь думала, кто он для тебя? Или у тебя до сих пор игрушки? У него семья! Он живет в другой стране! Не трогала бы ты его! Раньше надо было думать!

После этих слов мне стало совсем грустно.

– Да? Что-то ты Его так не оберегала раньше, – резко ответила я.

– Оставь человека в покое! Не помнишь, чем закончилась Его вселенская любовь к тебе? Хорошо, что спасли! Жила бы с этим всю жизнь!

– Я давно оставила Его в покое. И то, что случилось, я тоже хорошо помню. Меня этот случай всю жизнь мучает. Стыдно и страшно, но это было, я ничего с этим не могу поделать.

– Лен, не пиши! Не отвечай! Не развивай тему! Ты пожалеешь, запомни это.

– Мне сорок лет, и я давно уже никому не нужна, – напомнила я Наталье. – И ему в том числе. Мне просто интересно, как у него сложилась жизнь, почему он живет в другой стране, как туда попал.

– Ты хочешь, чтобы Он тебе это рассказал за чашечкой кофе? – съязвила Наталья.

– Нет, чтобы написал, – я сделала вид, что не заметила, на что она намекает.

– Кстати, по поводу сорока лет, тебе кто-нибудь дает столько? Посмотри на аватарку. Серёжка у меня недавно спросил: «Какого года у Ленки фото?» Когда я сказала, что ты вчера фотографировалась, он ответил: «Бомба! Она на какой диете?»

– На специальной, – ответила я словами из любимого фильма.

Мы так и не пришли к консенсусу.

– Иди в свою школу, отвлекись и не майся дурью, – завершила свою сокрушительную речь подруга.

Мне очень хотелось с Ним переписываться. Я вспомнила Наташкины предостережения, но в тот момент мне было всё равно. Я Ему послала «поцелуй» и отключилась. Мы только что начали переписку. Жаль было уходить. Интерес вспыхнул с неимоверной силой.

Когда я вернулась с собрания, первым делом зашла в Одноклассники. Сообщение было одно, но оно меня порадовало. «Ты не представляешь, как мне хорошо от того, что ты меня поцеловала, словно на 20 лет назад откинуло».

Когда мы вновь начали общаться спустя 20 лет, мы договорились написать о себе всё, что с нами происходило после расставания. И тут я начала замечать за собой странные вещи. Например, меня раздражало в нашей переписке, что Он иногда упоминал женщин, которые появлялись в Его взрослой жизни. Об одной Он даже говорил с особой нежностью. Ревность? Я не имела права Его ревновать. Да и теперь это было глупо. Я всё понимала и удивлялась, какое я вообще имею право предъявлять претензии к Нему? Кто я? Я отказалась от Него в той жизни, я Его предала. А Он ненавидел предательство больше всего. Чем больше Он мне писал, тем больше я понимала, насколько непростой была Его жизнь. Он выплескивал на меня массу событий, которые произошли без моего участия. Он раскрывал мне свою душу. Многие Его письма я перечитывала по десять раз. Чем больше я с Ним общалась, тем больше тосковала. Всплыли в памяти все события в подробностях. Я тосковала по нашей молодости. Не в силах справиться с проблемами одиночества, мне захотелось полностью погрузиться в воспоминания. У меня начиналась депрессия.

… Разочарование в профессии настигает внезапно. Обратного пути нет. И вот уже депрессия – ваше второе имя. Вы постоянно ощущаете, что сил не осталось, эмоций тоже нет, а то, что вы делаете – делаете по инерции. И посещают мысли: не дай Бог, опять на вас обрушится любовь воспитанников! Почему «не дай Бог»? Потому что ответить уже нечем. Иссякло. Вы ясно понимаете, что педагогика априори неблагодарное занятие. Дело это незаметное, простое, служивое. И перед вами встает выбор: либо вы просто и незаметно служите, либо убегаете из школы со словами: «И не надо поздравлять меня с Днем учителя!»

Было время, когда я ходила на работу, как на праздник. Каждый день я словно на крыльях летела в свой уютный кабинет и с отличным настроением начинала вести уроки. Мне нравилось учить детей. Я наслаждалась процессом. Я никогда за всю педагогическую практику не испытывала серьезных проблем с классами и даже с отдельными личностями. Конечно, было всякое, но глобальных конфликтов не было. Гораздо тяжелее мне давалось общение с коллегами. Женщины остаются женщинами.

«О своих коллегах говорят либо хорошо, либо очень хорошо. И ни с кем вслух не обсуждают недостатки коллег. Тем более их не обсуждают с родителями или учениками. А если на родительском или классном собрании только назревает конфликт, то его следует сразу же погасить, не дав разгореться» – эти принципы отношений между коллегами, прописанные в предмете «Педагогическая этика», утопия для современных учебных заведений.

Много раз я задавала себе вопрос – а чем, собственно говоря, вызван негатив, направленный на меня? Я никого не трогаю, кланы не создаю, сплетни не собираю. А вот любой эмоциональный «всплеск» в мою сторону я болезненно принимаю близко к сердцу.

Мне всегда было тяжело работать в школе. Я выдержала столько трудностей, что не каждый человек на такое способен. В начале моей педагогической деятельности коллеги надо мной открыто издевались. Они приходили ко мне на уроки только для того, чтобы найти всё плохое, что только можно было найти. Причем никто о посещении не предупреждал. Просто открывалась дверь, и учителя ставили меня перед фактом: «Мы пришли к Вам на урок». В то время я не знала, что никто не имеет право приходить ко мне на уроки без предупреждения, даже администрация, не говоря уже обо всех остальных. На обсуждении урока, после моего самоанализа, коллеги, закрывая глаза от удовольствия, проговаривали мои недочеты и промахи. Нет, они не учили меня, они пытались проучить. За то, что я им так не нравилась, так сильно их не устраивала. И чтобы впредь никуда не высовывалась. Это была самая настоящая травля. Мой диплом магистра и диссертация не давали никому покоя. Однажды ко мне в кабинет зашли все «англичанки» нашей школы, протянули мне листы всероссийской олимпиады и сказали: «Елена Владимировна, сделайте срочно, нам ответы нужны будут уже после обеда, сказала руководитель методического объединения». Остальные стояли рядом и загадочно улыбались.

Я увидела, что это олимпиада для 9-11 классов. У меня по расписанию было ещё три урока. Я лихорадочно соображала, что мне делать. Эти задания не для третьего класса. Сделать быстро их невозможно. Я растерялась и ответила отказом, сказав, что у меня плохое самочувствие, и я не смогу сейчас сидеть с этими заданиями.

На следующий день все в школе говорили, что я не смогла сделать задания олимпиады. И только спустя два года я узнала, что ключи к заданиям всегда прилагаются, откуда бы эта олимпиада ни спускалась. Надо мной просто хотели поиздеваться. Доказать, что я не способна сделать это.

Замечаний в свой адрес я слышала неимоверно количество за мою педагогическую деятельность.

«Все люди, как люди, а ты с планшетом», – услышала я после того, как посидела с компьютером на одном из совещаний. Педсоветы я не любила. Меня раздражало то, что учителя демонстративно усаживались перед администрацией школы и начинали «работать». Заполняли классные журналы, проверяли тетради и т.д. Я всегда задавалась вопросом: «Почему директор молчит? Это же просто невежливо, в конце концов!» Поэтому, когда я проводила семинары, я просила убрать их многочисленные дела в сторону и просто ждала, когда они все это сделают. Потом начинала говорить. Учительская привычка притягивать внимание срабатывала и тут. Коллеги меня не любили. У ненависти ко мне было несколько пунктов. Модная одежда 44 размера, красивая фигура и внешность. Моя одежда раздражала абсолютно всех. Много раз мне приходилось скрывать, что юбка куплена в Испании, а брюки в Париже. Не хотелось вызывать огонь на себя. Во втором пункте я бы поставила необъяснимую тягу детей ко мне. Даже «чужие» приходили со мной советоваться. Да, они не шли к своим классным руководителям, а просили меня помочь им в делах школьных и сердечных. По своей неопытности я наделала много ошибок. Я не знала «устава монастыря». Теперь я это понимаю. Раньше не понимала. Я выслушивала всех, меня радовало, что ко мне идут за советом, я нужна детям. И абсолютно забывала, что у этих детей есть свои классные мамы. И что им это не понравится.

Третий пункт – мои достижения. Победы в конкурсах, научно-практических конференциях, новая должность и многое другое приводило в бешенство моих коллег. Часто я задавала себе вопрос: «А не бросить ли мне это все?»

…Бросить работу мне хотелось тысячу раз. Несправедливость – это то, что я ненавижу больше всего в жизни. Первый раз я серьезно задумала расстаться с профессией, когда моя дочь пошла в пятый класс.

Выпускной вечер в четвертом классе прошёл так, как никогда не проходил и ни у кого. Это был праздник праздников. Я была классным руководителем у класса, где училась моя дочь Яна. Но сначала я была просто сумасшедшей мамашей и более чем активно помогала Ирине Валентиновне, классному руководителю Яны. Она всегда ко мне обращалась за помощью, уяснив, что я ни в чем ей отказать не могу. Ирина была в то время лучшим учителем в начальной школе. К ней попасть было очень трудно. Детей отбирали. Яна, скорее всего, попала к ней только потому, что в чтении ей равных в то время не было. Читала она бегло и грамотно. Ирина просто взяла себе не блатную, но перспективную ученицу. Но через три года нашему учителю предложили должность завуча, и она не смогла сочетать эти две должности. Я в то время уже заканчивала свою Академию Педагогики. Как-то меня пригласили в школу для разговора. Директор просил меня взять классное руководство и некоторые часы. Класс я любила и знала. Но так как математику и русский я не могла вести, пригласили ещё одного учителя. Итак, нас стало трое на один класс 4 «М»! Это был великолепный год. Дети получили отличного учителя и отдельного классного руководителя. Я вела у них два предмета: риторику и историю. Всё было в новинку. Такой предмет как риторика преподавался в школах впервые, да и то, я думаю, что не во всех школах это новшество было. Учебники были современные, яркие и очень интересные. Я сама их покупала на весь класс в Олимпийском, куда мы очень часто ездили в выходные с родителями.

В пятый класс моя дочь и остальные ученики 4 «М» пошли в единственную тогда среднюю школу в нашем городе, в народе именуемой, как «белая». Классным руководителем моего бывшего класса стала Нина Андреевна, учитель математики. Это была пожилая женщина, не очень любившая младшие классы и, как мне показалось, без чувства юмора. Она была прекрасным математиком. Но по темпераменту не очень подходила под статус классного руководителя пятого класса, с которым я была как нянька и вторая мама одновременно. Родителей она встретила сухо и сразу поставила всё на свое место. Я иногда спрашивала её: «Как там моя дочь?» Она строго из-под очков смотрела на меня и говорила: «Ну что я могу сказать – не математик!» Этой характеристикой обычно весь наш с ней разговор о моей дочери заканчивался. (Было весело вспоминать, когда мой «не математик» решала за пол группы в колледже сложные контрольные работы).

Скоро мой маленький народ начал грустить. Они прибегали ко мне и жаловались на Нину Андреевну. Я пыталась их успокоить, как могла. Но я знала, что ничего не изменится. Я потихоньку втянулась в процесс и стала помогать, как я привыкла, но я видела, что моя инициатива Нину Андреевну не радует. Мы с родителями устраивали вечера и помогали детям в школьных мероприятиях. Они выигрывали один конкурс за другим. Нина Андреевна светилась от счастья на сцене, когда их поздравляли, но я чувствовала, что она недовольна.

Новый год был шикарен. Мы поставили интересную сказку с детьми. Костюмы, музыка, песни, интересный сценарий. Всё это завораживало. Нашу сказку даже показывали для младших классов. После очередного показа Нина Андреевна подошла ко мне и недовольно спросила: «Елена Владимировна, Вы не считаете, что это всё сильно отвлекает детей от учебного процесса?»

Больше я в школе не появлялась. Хотя у меня состоялся с ней ещё один неприятный разговор.

Я заканчивала своё обучение в университете. Диссертация отнимала много времени и требовала разнообразной деятельности. Кстати, в моем МЭГУ огромное внимание уделялось психологии, и мне приходилось практически защищать параллельно и диплом психолога. Одна курсовая следовала за другой. Для того чтобы сделать практическую работу, нужно было проводить психологическое исследование с детьми. В школе я пока не работала, так что «достать» детей я смогла только в своем бывшем классе, у Нины Андреевны.

Я пришла с утра и заглянула в класс.

– Здравствуйте, Нина Андреевна.

– Доброе утро. Вы ко мне?