– Я хотела попросить Вас о помощи. Можно раздать детям листочки с заданиями? Мне очень нужно.
– У меня нет времени с этим возиться, – ответила недовольным тоном Нина Андреевна.
– Ну, можно я тогда сама им раздам? Я быстро.
Я вошла в класс, раздала листочки и сказала, что завтра их соберу обратно. Дети сияли от счастья, обнимали и целовали меня.
Нина Андреевна стояла и наблюдала эту неприятную для неё картину.
В результате на меня обрушились все родители класса с требованиями отдалиться от детей. Не приходить, не общаться и не лезть в этот класс вообще.
Было смешно и грустно одновременно. Я четыре года отдала этим детям. И раньше родители не возражали, когда я моталась в Москву за учебниками, за методическими пособиями, за подарками. Когда я устраивала праздники с презентами, которые покупала сама. Нет, их всё устраивало, что нашлась такая полоумная мамаша, да ещё и впоследствии классный руководитель, что взвалила на себя абсолютно всю работу. В работе с классом мне помогали единицы. Бабушка одного мальчика и впоследствии ставшая мне близким человеком, соседка, с дочкой которой Яна выросла и очень тесно дружила.
Итак, ко мне прибыла целая делегация родителей, которая предъявляла мне претензии за вмешательство в дела класса. Глаза были опущены, видимо потому что всё же было стыдно. Я клятвенно пообещала родителям на пушечный выстрел не подходить к классу и одновременно к профессии учителя. Некоторые звонили мне позже и извинялись за то, что им пришлось идти на поводу у большинства. На следующее утро после разговора с родителями я взяла все свои бумаги по написанию курсовой и показала Нине Андреевне, сказав, что анкеты были даны детям не для того, чтобы настроить их против нового классного руководителя, а для собственной выгоды и написания диссертации. Она стояла, склонив голову набок, и слушала меня. Но не слышала.
В последний раз я увидела её при прощании с ней у школы, у её школы, где она работала. Гвоздики в моей руке нервно тряслись. Сзади я услышала слова ее подруги: «Нина Андреевна просила меня передать всем, кому она вольно или невольно сделала плохо или обидела, что она просит прощения».
И тут я не выдержала, слезы полились рекой. Я положила цветы в гроб и быстро пошла по направлению к дому. Я помню, что позвонила Яне и долго сквозь слёзы ей рассказывала о том, как прошло прощание с её бывшим классным руководителем. Яна молчала. Я поняла, что она тоже плачет.
…Ее слезы. Их было много. Сейчас я не понимаю, как я выдерживала такой стресс, на чем держались мои духовные и физические силы.
– Семен Витальевич, отпустите меня завтра в Москву, – осторожно начала я, предвкушая встречу с Ним в столице.
Директор снял очки и спросил:
– Это важно?
– Да, это важно.
– Хотите с Яной встретиться?
– Нет, Яна занята завтра, работает весь день. Мне по личному вопросу очень нужно быть в Москве.
– Хорошо, напишите заявление и предупредите завучей, что Вас завтра не будет.
Он вообще всегда мог входить в «важные» дела учителей нашей школы. Вот только в одно «важное» дело он так и не смог вникнуть.
Это было в тот год, когда моя дочь заканчивала 9 класс. Уже тогда начиналось «профильное движение». Профильные классы ежегодно открывались в том или ином среднем общеобразовательном учреждении. Наша школа не стала исключением. И всё чаще можно было услышать от педагогов, от классных руководителей о том, что в школе в 10-11 классе открываются классы гуманитарные или математические, исторические, биологические, спортивные. Наша школа пошла «впереди планеты всей» – у нас уже в 2003 году открывали даже «предпрофиль». А первые старшеклассники, которые пришли в новую школу в 2001 году, гордо именовали себя «юристами», так как этот класс углублялся в историю и обществознание и имел название «юридический».
Итак, два девятых класса умных детей поделили своё внимание на гуманитарную жизнь и алгебраическую. Дочка сначала сидела над пятью учебниками алгебры, борясь с формулами, потом, не выдержав, попросилась в гуманитарный класс. Я понимала, что есть ещё одна причина. Яне очень легко давалась любой предмет. Алгебра была только предлогом. С малых лет моя девочка влюбилась в очень приятного и красивого паренька со звучной и великой фамилией Чехов.
Именно он и являлся причиной её тяготения к «А» классу. Сначала я была против перевода, но уже через неделю после этого разговора, она сидела с Чеховым за одной партой. Если бы я знала, что из этого всего выйдет!
Из Яниной затеи перейти в другой класс и действительно не вышло ничего хорошего.
Теперь классным руководителем Яны стала Молчанова Нина Николаевна – учитель истории. В нашей школе она была «звездой». Предполагалось, что она безукоризненно знала свой предмет и преподавала на высоком уровне. Была она очень милая в общении женщина, приятной внешности. Историки в то время были в дефиците, так что в школе правила балом только она. Правда через год после открытия средней школы к нам пришли ещё две женщины, преподававшие историю, но очень быстро ни одной, ни другой в школе не оказалось. И только через несколько лет я узнала тайну их исчезновения из нашего «дружного» коллектива. Догадаться легко. Молчановой не нужны были конкуренты.
Приняла Молчанова моего ребенка в свой 9 «А» класс нежно и с удовольствием. Но не прошло и двух месяцев, как случилось то, что забыть невозможно.
– Елена Владимировна, помогите мне, Вы же член родительского комитета, – обратилась ко мне Молчанова.
– Да, Нина Николаевна, я Вас слушаю, что нужно сделать? – я привыкла помогать классным руководителям моей дочери с первого класса и не видела в этом ничего страшного. Наоборот, мне было очень интересно. Мы сидели с ней в школьной столовой и пили мерзкий столовский чай.
– У нас КВН новогодний намечается, Вы – человек творческий, помогите со сценарием, я хочу, чтобы мой класс победил, – сказала Нина Николаевна.
Мне понравилась идея, я написала сценарий буквально за сутки, и мы даже ещё не начали репетировать, как грянула буря.
Я помню красное разгорячённое лицо, искажённое от ненависти ко мне. Это лицо выкрикивало оскорбления в мою сторону, молниеносно перейдя на «ты»:
– Ах, ты какая! Ты класс у меня забрать хочешь! Вот почему согласилась мне помочь! Говорили мне, что ты за птица! Нет, не птица, ты – паук, ты всех обработала! Оплела паутиной всю школу!
В её эмоциональную речь я не могла вставить ни одного слова.
– Рассказали мне, какие беседы ты ведёшь с моими учениками! Я сделаю всё, чтобы ты тут больше не работала и дочь твою выгоню! Дорогу забудете сюда!
Я просто попросила её уйти в тот день. Больше ничего не смогла сказать.
С этого момента для меня и моей дочери в школе началась совсем другая жизнь, началась травля. Все члены коллектива в одну шеренгу встали на сторону Молчановой. Многие, отводя глаза, говорили мне: «Нина Николаевна во всём права, а Вы нет».
Права? От обиды хотелось выть волком. Я не обижалась на многих моих коллег в нашей школе, они не знали толком ни меня, ни мою дочь. Но были люди, которые были близкими, как мне казалось. Но и они предали меня. Завуч школы, Ирина Валентиновна (Янина первая учительница) подолгу беседовала со мной, но мне это не помогало.
Начались тайные собрания. Директор вызывал по очереди всех учителей-предметников, учивших Янку, и спрашивал: «Что плохого вы можете сказать об этой девочке?» Причём, вопрос ставился именно таким образом. Он хотел, чтобы Молчанова оказалась права, чтобы хоть кто-то сказал, что моя дочь плохо учится, прогуливает уроки или дерзит. Но никто, даже те, кто дружил с Молчановой и хотел бы стать на её сторону, ничего не могли сказать плохого о моей дочери. Как-то в очередной раз пригласили на это тайное собрание и меня.
Директор подождал, пока стих гул учителей, обсуждавших нашу проблему, и сказал:
– Мы собрались сегодня опять по вопросу, который обсуждаем уже не первый день. Давайте уже придём к какому-то решению.
Молчанова сидела с гордым видом, глаза блестели, она оглядывала всех с улыбкой. Когда её взгляд останавливался на мне, в её глазах читались отвращение и ненависть.
– Нина Николаевна утверждает, что Яна прогуливает уроки, не учит её предмет и делает непозволительные вещи.
– Ну, что касается прогулов, это Вы, Нина Николаевна, обманываете. Никогда Яна не прогуляла ни одного урока, она даже больная в школу ходит! А вот позвольте спросить, какие непозволительные вещи она делает? Заинтриговали, – сказала Анна Николаевна, учитель русского языка, которая обожала Янку.
– У нее пирсинг! А это делают только проститутки, – взвизгнула Молчанова.
Слово прозвучало, как гром среди ясного неба. Мне показалось, что я сейчас потеряю сознание.
– Ой, да ладно! В Ваших ушах, Нина Николаевна, знаете, тоже пирсинг. Вас тоже можно так назвать?– нашлась Анна Николаевна. Она никогда никого не боялась, всегда говорила правду и терпеть не могла несправедливость.
Молчанова, явно не ожидавшая такого разворота событий, снова взвизгнула:
– У нее в пупке!
– А зачем Вы заглядывали к ней под кофту? – спросила бывший классный руководитель Яны.
Молчанова побелела от злости. Собрание явно сегодня не становилось на её сторону.
Ох, боже, пирсинг. Я была против, но бабуля не смогла устоять перед Яниным желанием, и на день рождения у дочери в пупке красовалась маленькая серёжка.