Когда я услышала фамилию медалистки, то жалостью я не прониклась совсем. Эта девочка была высокомерной до предела. Когда-то она училась в моем классе. История, после которой она ушла в другой класс, потрясла бы кого угодно. Произошло это через неделю после моего официального назначения классным руководителем 11Б класса.
Мы спокойно болтали с коллегами в столовой, как вдруг она вихрем подлетела к нашему столу и начала кричать:
– Елена Владимировна! Я же просила Вас не сажать меня с Димой!
– Аня, успокойся, – тихо сказала я. – Сейчас приду в класс, и мы разберемся.
– А можно побыстрее? – резко сказала она и отошла от стола.
Я реально чуть не подавилась соком. Все же спокойно закончила обедать и поднялась в свой кабинет. В кабинете была тишина, что в моем классе бывало нечасто. Аня стояла у доски, взяв в руки свои вещи.
– Аня, что с тобой? Я пересадила вас так, как считаю нужным! Зачем так возмущаться? Почему ты не хочешь с ним сидеть?
– Он меня недостоин! – резко ответила она.
Некоторые потеряли дар речи, другие собрались кинуться в атаку, но я подняла руку, призывая их к тишине.
– Аня, ты знаешь, что вы для меня все равны! Что значат твои слова?
– Если Вы не пересадите от меня этого, я вообще уйду из класса.
– Уходи, – абсолютно спокойно ответила я.
– Вы еще очень пожалеете об этом! Счастливо оставаться с вашими плебеями.
Она вылетела из кабинета и больше туда не вернулась. В этот же день ее перевели в другой класс. Мои дети были безмерно рады, что она ушла. С той поры все ее называли «голубая кровь». Здороваться со мной она перестала, а ее мама, которая работала в школе медсестрой, стала разносить обо мне разные мерзкие слухи.
Вот поэтому я не прониклась ситуацией совсем. Мне было все равно, получит ли она медаль или нет. Но мои коллеги переживали за нее не на шутку. Одна из них спустилась к директору. Через минут десять она счастливая подбежала к нам.
– Все! Пошли писать за нее сочинение! Всех выпускай, а ее оставим. Будет переписывать.
В этот день до четырех часов три русоведа писали за «голубую кровь» экзаменационную работу. Отметка за экзамен была отличная, медаль ей вручили, а вот свою мечту она так и не исполнила. Ни в один приличный вуз не поступила. Выучилась на учителя истории.
Эту ситуацию я и припомнила директору.
– Но Вы же пересматриваете работы медалистов, я же это знаю, за некоторых медалистов учителя даже писали сочинения на экзаменах! Я в этой школе работаю, что тут скроешь! Прошу только поговорить с математиками и пересмотреть Янину работу!
– Никто и ничего пересматривать не будет. Я доверяю председателю комиссии. Она сильный учитель и достаточно компетентна!
Я несколько минут стояла после этого разговора в оцепенении, пока из кабинета снова не вышла Ирина Витальевна. Она подошла ко мне и сказала:
– Не расстраивайтесь Вы так, я ей «5» в аттестат всё равно поставлю.
Я немного успокоилась, наивно полагая, что аттестат «особого» образца все ещё есть надежда получить. С 9 классами мне пока не пришлось работать и положения, по которому выдается такой аттестат, я не знала.
На педсовет с повесткой дня об окончании года, я шла с плохим предчувствием. Отчет классного руководителя 9 «А» класса был её звездным часом.
– У меня пять аттестатов особого образца, – торжественно начала Молчанова.
Я прислушалась внимательнее – должно же быть шесть!
– Одна не дотянула, не справилась! – прокричала с глубоким удовлетворением Янину фамилию классная.
В этот момент я с огромным трудом подняла на неё глаза – это был не только её звездный час!
Коллеги сидели тихо: некоторые смотрели на меня в упор, видимо, ожидая от меня истерики или скандала, некоторые, наоборот, избегали на меня смотреть.
После педсовета ко мне подошла Анна Николаевна:
– А Вы знаете, что Молчанова ко всем нам подходила и искала, кто согласится завалить Вашу дочь на экзаменах? Я её выгнала, между прочим. Терпеть её не могу!
– Я это поняла, мне тяжело с ней бороться. У неё все друзья здесь, а я одна.
– Вы не одна. Я не уважаю таких людей, как Молчанова. В нашей школе есть ещё разумные люди.
– Да, только не заступился за Яну никто, кроме Вас и Светланы.
– Не надо меня хвалить, я тоже не заступилась. Нужно было этот вопрос поднимать, да нам всё некогда чужие проблемы расхлёбывать, а девочка такой стресс перенесла! Мы все виноваты! Мне стыдно за нас! Я помню, что работая ещё в первой школе, Молчанова тоже выбрала себе жертву и довела её до обморока, вызывали скорую. Девочка не выдержала.
Так я узнала, что Молчанова подходила к каждому учителю, по чьим предметам моя дочь выбрала экзамены, что бы уговорить их поставить ей «четыре»– главное, чтобы Яна не получила аттестат особого образца. Эта женщина ненавидела нас.
Я шла домой с педсовета, думая, как я всё это сейчас буду говорить дочери?
«Ян, ты только не переживай, аттестат будет с отличием, но не особого образца», – сказала я и села тихонько на диван.
Ее детские полные слёз глаза я не забуду никогда. Мне было страшно. Она замолчала и легла на свой диванчик. Три дня она провела в своей комнате, предупредив меня, что она ни с кем не хочет говорить по телефону. Тем, кто приходил к нам, мне потихоньку приходилось объяснять, что Яна сейчас никого не хочет видеть. Да так объяснять, чтобы никто на неё не обиделся. Но дети всё понимали и не настаивали. Уходя на работу, я просила Наталью постоянно проверять Янино состояние. Как же я боялась! Я не знала, что у неё в голове. Она странно выглядела и также странно разговаривала. Я летела с работы быстрее ветра и глубоко вздыхала, когда видела, что Яна мне улыбается. Тогда я часто и подолгу с ней разговаривала. Обо всём понемногу. Нам было всё равно о чём. Лишь бы мы общались, лишь бы она не зацикливалась на этом аттестате.
….Не смотря на то, что многие ученики моего первого 11 класса были не очень заинтересованы в обучении, хорошие аттестаты хотели все. Однажды случилось крайне неприятное происшествие.
Кто-то принес наркотики и спрятал в моем шкафу. А я совершенно случайно их нашла, и теперь все ученики 11 «Б» класса сидели в гробовом молчании, не зная, что с ними дальше будет. Они хорошо меня знали, любила я их безумно, это был мой первый класс, самый дорогой, самый-самый. Но если что-то случалось, они знали, что я и Армагеддон – это синонимы.
– Чьи наркотики? – абсолютно спокойно спросила я в десятый раз.
В классе стояла тишина. Слышно было муху, которая пыталась тщетно удержаться на скользком стакане. На столе стояла коробочка с содержимым, от которого бросало в дрожь.
– Никто и никуда отсюда не выйдет, даже если будем сидеть тут вечно.
Они очень боялись меня разочаровать. Мы только-только стали немного сближаться. Класс, который перешёл в новую школу из старой «белой» школы, был недружный. Кроме того, он ещё и был собран из детей нескольких разных классов. Я приложила немало усилий, чтобы они чувствовали себя тут комфортно, чтобы они сдружились.
Девушки, мои красавицы, уже нервничали и кричали на парней, чтобы те признались, чья это «дурь». Время шло. Я стояла и смотрела на них. Мои дальнейшие действия они предугадать не могли. Они молчали. Я села за учительский стол и начала что-то писать, делая вид, что я работаю. Так прошло ещё минут пятнадцать.
– Елена Владимировна, отпустите всех, это моё, – Береговой встал и посмотрел мне в глаза. Он был красивый, высокий и абсолютно потерянный подросток. Отец их давно бросил, а мать была пьющей женщиной.
– Вадим, останься, остальные свободны, –сказала я.
Но никто не ушёл. За дверью в тот день до шести вечера стояли 23 моих ученика, пока я разговаривала с Береговым.
После того вечера, когда Береговой рассказал мне всю свою жизнь, я стала замечать странные вещи. Иногда, когда я приходила в класс, там стояли живые цветы, кто-то звонил ночью и молчал, мне приходили записки странного содержания.