Сокровища Русского Мира. Сборник статей о писателях

«О вы, недетские дороги!
О память, ты во мне жива!
Из-под полы, как из берлоги,
Я слышу Петькины слова:
– Прости, Алеш… Не буду драться!
Я ж понимаю – сирота.
Пацан… А мне уже семнадцать,
Да толку нету ни черта…
Вот погоди – заломим дело:
Махнем куда-нибудь в Ташкент,
В костюм тебя одену, в белый,
Шикарно вырядишься, шкет!
Учиться будешь… Я уж рядом —
Устроюсь на любой завод,
Я ж слесарь пятого разряда,
Вот трудовой недостает».

Вот такая смесь идеалов Остапа Бендера и бывшего вора Андрюши из стихотворения «Я работал в Угрозыске», а главное – искренняя привязанность старшего к младшему, желание опекать менее приспособленного к жизни, чем ты сам, может быть, немного похожего на того, каким ты был когда-то.

Но нет ничего более постоянного, чем временное. Блатная жизнь засосала Петьку и попал он не в Ташкент, а в тюрьму.

Оба мальчишки выписаны достоверно реалистически, но есть в поэме два образа, построенные по принципам типажности и не более. Это два антагониста по своей сути: боец, похожий на Тараса Бульбу, за которым Лешка готов бежать на фронт, и торговец Сима, чуть было не прикончивший замерзающего паренька.

Старшина нарисован по плакатному: «Он встал, огромный, угловатый, поправив орден на груди!», за таким, начавшим с незнакомым мальчишкой доверительный, человеческий разговор, действительно хочется идти на подвиг.

«Я всей душой рванулся следом,
Крича за поездом в бреду:
– Эй, дядька! Я к тебе приеду!
Ты слышишь! Я тебя найду!»
Симу же Марьев обрисовал приемами карикатуриста:
«…Дымится пирогами плошка —
От масла, сволочи, скворчат!
Сидит живот на сытых ножках,
С лимонным ликом на плечах.»
И далее:
«…Лимон
становится
Томатом.
Взлетел, как бомба!
И навзрыд
Заголосил истошным матом:
– Куда милиция глядит?!»

Засилье таких, как Сима кажется одинокому путнику непробиваемым даже в военное лихолетье. «Заборы! Чертовы заборы вдруг вырастали впереди!»

«И я побрел, трясясь от дрожи, —
Мороз крепчал, сводил с ума,
И были призрачно похожи
Все эти низкие дома.
У всех забиты ставни плотно,
Забор с колючкой наверху,
И из-под каждой подворотни
Собаки рявкали в пургу».

Противовесом царству глухих заборов в поэме встает образ народа, традиционный для русской литературы. Особенность здесь только в том, что здесь он выстрадан ребенком. До сих пор встают вопросы, полемически заострены дискуссии: что за общность – народ, стоит ли верить в народ, чего-то ждать от народа. Если бы вера в народ подвергалась сомнению в годы войны, вряд ли бы войну выиграли

«О человеческое горе!
Тревоги. Беженцы. Мешки.
Фанерный Гитлер на заборе.
На карте черные флажки.
И репродукторы, бушуя,
Будили скорбную страну
Железной песней, про большую
И про свинцовую войну.
И вторил им невыносимый,
Невыразимый бабий вой
Над всей обугленной Россией,
Над всей Россией кочевой.
И вот – из грохота и гама,
Из пекла схваток и трудов —
Судьба устами Левитана
Читала список городов,
Которые сегодня взяли…
Или отдали в свой черед.
И в те минуты на вокзале
Молчала не толпа – народ!
…Народ трехжильный, семикожный
Что строить, что окопы рыть.
Народ, который невозможно
Ни обмануть, ни победить!»

Что же такое война для маленького героя Марьева? Это унизительная битва за выживание, битва за выживание, битва с ровесниками, также, как он сам, кормившимися наемным трудом, в частности переносом чемоданов для пассажиров с ночного поезда, вынужденная конкуренция за общий источник питания, за возможность честно работать.

«Окружены шальной оравой,
Мы подали друг другу пять,
И молча ели снег кровавый
Не в силах на ногах стоять.
Проходят годы, и, однако,
Ночами долгими без сна
Я вспоминаю эту драку
При страшном имени – «Война»

Своеобразная метафора человеческих судеб вынужденных противников на войне. Была бы такая возможность – не дрались бы никогда.

Антивоенный пафос поэмы сливался с пафосом ненависти к равнодушным, которым ни детское, ни общечеловеческое горе ничего не значит. Две эти разные темы здесь оказываются созвучными.

Своеобразие художественного стиля поэта проявляется не только в центральных для его творчества крупных эпических произведениях. Незабываема поэзия Марьева. В целом благодаря своеобразию, непохожести, хотя и оставалась в контексте всей современной русской поэзии, была откликом на основные сдвиги в панораме общества.

Палитра красок, диапазон интонаций, которыми пользуется Марьев как талантливый собеседник и рассказчик, весьма широки. Поэт может парадоксально перевернуть любую ситуацию, приведя к результату почти комическому Делает это он не для собственной забавы, а для того, чтобы обескуражить читателя, увести от ложных схем, заставить вновь думать самому. Беззлобно-насмешливо, с юмором он выстраивает свод житейских наставлений для девушек: «Не любите, девушки, поэтов, все поэты, что тетерева…» и завершает советом совершенно противоположным: «Не воруйте, девушки, поэтов, пожалейте, девушки, подруг!» На принципе иронического снижения интонации в стихотворении «Трамвай» он заявляет: «Поэты творцы всевозможного чуда, за исключением денег!» Иногда способом создания иронического акцента становится использование повседневной разговорной кальки, штампа, часто употребляемого расхожего выражения, типа сегодняшнего: «А то!» « Да! Я узнал, как пишутся стихи, но мне с тех пор от этого не легче!» В таких ситуациях на помощь поэту, видимо, приходит спасительная отрезвляющая ирония.