Космические совы. Откуда я пришла – туда уйду

скандалит ветер с пустотой,
тепло осталось только в мыслях,
где птицы вьют своё гнездо.

И мир мельчает, костенеет,
простудно кашляет восток,
метель кудрявится в постели,
где лама пел у чьих-то ног,
а за бесплодными степями
в чужих краях воркуют ночи,
и за спиной зимы начало,
и за душой в мурашках звёзды…

С тобой

Рядом с тобой,
как прыжок в алхимический ряд,
в суммарность планет
и в знойно-шершавые звёзды,
в море, где чайка трётся об чайку,
штили молчат,
в дни полногрудые, шаткие,
в сиплые ночи.
Преображаюсь,
петляю по вывихам снов,
в беспрецедентности воя
гулящего ветра.
В горизонталях твоих
сногсшибательный код,
тот, что меня раздевает
до свежести лета.
Я становлюсь безрассудной
преступницей мрака —
белой пургой разлетаюсь
в полотнищах света,
мыслью крошусь,
вышиваю телесную вечность,
жадно вдыхаю твою
хвойниковую слабость.

драконье сердце моё

Прикрой своё драконье сердце —
я в нём рождаюсь телом скерцо,
черпаю звёзды,
пью с ракушек молочный дым,
вдыхаю небо,
кормлю ветра сухой травою,
крошусь на мел,
целую воду прудов зелёных и косматых,
танцую с морем,
лугом пахну.
А душу гладит алым ситцем
закат интимных бесконечий,
и воскресаю, не взрослея,
и погибаю быстротечно…
Дрожу листком осенней вязи,
шепчу наивные молитвы,
и обнимаю время-счастье,
вплетая радостные нити
в мгновенья утренней прохлады
и в ночь – магические руны.

Я умираю в твоём сердце,
но тлеть в другом уже не буду…

трепет

Ночь безупречно чиста в пентаграммах аллюзий,
Мысленный дрейф по диффузным началам снежности,
В шаттлах души разорвался конфузный узел,
Хочется больше любви и обычной нежности.
Сложный декабрь разложил на подушках карты,
Выбрал ненужные масти, раздал по метелям,
Простынь земную сгрёб в одноцветный фартук,
Солнца старинные спрятал в пастелях модерн.
Я же маньячно смотрю на опухшую лунность,
Сердца удары, как мера экстаза, считаю,
И тишину разбавляю песнями Боуи,
Летом стрекозным и занавесным трепетом…

ветрянка

Белый космос открылся,
и в нём не видны блики света,
в районе шести утра исключительный дрейф —
сыреющей мыслью вся жизнь убегает в постскриптум
и всё, что любилось, опять замерзает в зиме.
Она остаётся в том месте,
где север взрывается,
где смехом людским выжимается чуждая голь,
где богом прощается грех – умирать, проклиная,
и где не пикируют чайки над чёрной водой.
И только слова разбросались
ветрянкой по пустоши,
в которых ещё что-то теплится, греет нутро.
Зима не приходит одна,
и не кончится в пятницу,
и мечется ведьмой любовь, исчезая в мирах…