Оценить:
 Рейтинг: 0

На личном фронте без перемен…

Год написания книги
2022
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 ... 10 >>
На страницу:
2 из 10
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– И что такого ужасного он может увидеть? Как ты сидишь на унитазе? – с удовлетворением отмечаю, как девушка-Катя алеет. – Но он же создал нас по образу и подобию. И наверняка у него там (тыкаю пальцем в небо) тоже есть свой Божественный Унитаз.

Если нас все-таки ждет воздаяние за все наши грехи, то за пионерку черти подбросят в мой костёр лишних дровишек.

Помню, как девушка-Катя танцует на нашей кухне. Длинный стол отодвинут в сторону, из магнитофона журчит «Words don’t come easy». Свет выключен, и только фонарь за окном отрисовывает тонкой золотой ниточкой гибкий силуэт. Я сижу в углу и ловлю каждое движение. Животная грация юности. Пионерка тихо покачивается в такт музыке, обнимает себя за плечи, гладит по бедрам. Я выпил, у меня почти три месяца не было секса – из-за угрозы выкидыша у жены. И мне чертовски хочется, чтобы юное тело извивалось не в танце, а в моей постели. Подо мной.

Девушка-Катя дразнит меня… Намеренно, в отместку за жеребятину, которую я несу? Или неосознанно, просто потому, что самка? Но мне все равно. Я встаю, обхватываю горстку легких косточек и со всей силы прижимаю к себе. До хруста. Пионерка пищит. Я вдыхаю ее запах – земляничного мыла и сладкого девичьего пота. От водки и вожделения кружится голова. Я целую ее в висок и с силой отталкиваю от себя. Добрый дядюшка!

В длинном больничном коридоре меня берет за пуговицу Михей:

– Ты, мин херц, с этой пионеркой поаккуратней. Держи свой херц от нее подальше. Она же еще совсем соплюха.

– Ты что, Михей, я же не педофил какой-нибудь, – оправдываюсь я.

– Да? А так не скажешь… Короче, я тебя предупредил… Не забудь, что у тебя жена на сносях.

Откровенно говоря, о жене я почти не думал. Как-то само собой подразумевалось, что у нее все в порядке. Она дома, с матерью. А если будет что-то не в порядке, то мне обязательно сообщат. Вот я и не звонил. Это сейчас у всех мобильные. А тогда, чтобы позвонить домой, надо было тащиться через всю деревню на почту. Короче, на картошке было принято отдыхать от семей.

А потом был этот чертов футбольный матч. Это у нас традиция такая была – раз в смену погонять мячик с деревенскими. Все скопом идут на местный стадион: мужики – играть, тетки – болеть.

Меня подбили в первом же тайме. Один здоровенный лось из местных подсек. Колено в кровь, и внутри что-то хрустнуло. Играть я больше не мог, и девушка-Катя вызвалась довести меня до дома.

Привела, посадила на кровать и сестрой милосердия стала возиться над разбитой коленкой: вымыла, залила йодом. А я смотрел сверху вниз на ровный пробор в рыжеватых волосах и вдыхал дурманящий, как наркотик, запах юности. Катя подняла голову; я видел, как шевелятся ее губы, но ничего не слышал. Я знал, что в доме мы одни, и еще не закончился первый тайм. И что другого шанса у меня больше не будет. Никогда! Короче, крышу сорвало.

Помню, как рывком поднимаю ее и сажаю к себе на колени. Подсовываю дрожащую руку под майку и накрываю ладонью ее холодные грудки. Маленькие озябшие холмики с торчащими пуговками сосков. Она уворачивается, шепчет «не надо», но я уже не в силах сдерживаться. Не могу ее отпустить. Просто не владею собой.

Я шепчу ей «милая, девочка моя, как я мечтал об этом… Не бойся, все будет хорошо. Я согрею тебя». И целую, целую, заглушая ее протесты. Лихорадочно стаскиваю с нее треники, путаясь в штанинах. Катя еще упирается, но как-то вяло. Смирилась.

Черт, я уже опасно близок к концу. Только бы не опозориться! Я опрокидываю мою девочку на постель, целую бледный впалый живот меж выпирающих тазовых косточек и рубчатый след от резинки. Сейчас… Железная кровать визжит под нами искалеченными за несколько поколений пружинами. Стягиваю с себя трусы, пачкая их кровью и йодом. Сейчас… Прижимаюсь всем телом, нащупываю пальцем желанный вход. Пионерка дышит короткими частыми всхлипами. А если она целка? Теперь уже все равно: я не могу остановиться! Сейчас… Сейчас…Черт!!! Я обгадился, как пацан в свой первый раз. Дергаюсь в спазмах и изливаюсь на пушистые рыжие кудряшки.

Что было дальше лучше не вспоминать. Катя брезгливо вытерлась моими трусами и молча оделась. Лучше бы ругалась, плакала, лучше бы ударила меня по морде! Но она молчала. Ее молчание сочилось презрением. Я так и не понял, за что: за то, что я сделал, или за то, чего не смог сделать. Я бездарно кончил нашу дружбу. На нашу дружбу.

Девушка-Катя ушла. Не хлопнула дверью, а осторожно затворила за собой. И я остался наедине с виной и стыдом. Внезапно подумалось: а вдруг она кому-нибудь расскажет? Нет, не должна… А если все-таки? Я испугался. Реально испугался. Представил, что будут болтать за моей спиной. А если до жены дойдет?

Но сил объясняться не осталось. Завтра, все завтра. Поговорю с ней, извинюсь, попрошу. А сейчас надо все забыть. Я налил себе полный стакан водки (мужики меня простят!) и провалился в беспамятство.

В пять утра всех поднял громкий стук в дверь нашей больнички: телефонограмма для Астраханцева. Принесли листочек, написанный старательным округлым почерком: «Татьяну увезли по скорой. Угроза выкидыша. Приезжай немедленно». В пять двадцать я уже стоял у правления совхоза, откуда шла машина до железнодорожной станции.

Жену выпустили из больницы через неделю, но предписали лежать, не вставая, до самых родов. Я оформил на работе отпуск без сохранения. Десятого ноября умер «дорогой Леонид Ильич» и под аккомпанемент траурных маршей родился наш сын Витька. В институте я появился только в конце месяца. Сразу же позвонил Михею, вызвал его на лестницу покурить.

– Ну, что нового? Как там наши?

– Вот поприсутствовал на похоронах века. Пришла разнорядка: пятнадцать человек от НИИ. Не смог отвертеться.

– И пионерка тоже ходила?

– Так ты еще не знаешь, мин херц? Она перевелась в другой институт. Даже делала запрос через Министерство образования, чтобы ей разрешили. Она же молодой специалист[1 - после распределения на предприятие молодые специалисты обязаны были отработать на нем три года].

– Почему? – разочарованно спросил я.

– Написала, что там более перспективная тематика. Хочет заниматься научной работой.

***

Я раздавил о подоконник докуренную сигарету и бросил окурок в вечную жестянку. За окном уже совсем стемнело. С поверхности стекла на меня виновато смотрел усталый мужик предпенсионного возраста. Ну все, пора домой. Жена ждет к ужину.

На личном фронте без перемен

– Девушка, вы когда-нибудь прыгали с парашютом?

Неуместный вопрос, заданный неизвестно кем на оживленной московской улице, прервал бесконечную череду Сониных горьких мыслей – словно остановил караван, груженый хиной. Вопрос прилетел сзади, из-за плеча, и повис в воздухе, требуя немедленного ответа. Соня резко развернулась и оказалась лицом к лицу со спросившим. Перед ней стоял мужчина – крепкий, ширококостный, уже прошедший свою земную жизнь до середины.

С известной долей снисходительности его можно было назвать привлекательным, но только не в Сонином вкусе. Ей всегда нравились мужчины с признаками породы – тонкая кость, голубая кровь. А у этого привлекательность была какой-то «бройлерной»: лицо с мясистыми щеками и пухлым подбородком, рассеченным надвое глубокой ложбинкой. Незнакомец выглядел окарикатуренной версией героя старого Хичкоковского ужастика «Птицы». Как же его звали? Ах, да – Митч. Секс-символ простодушных пятидесятых. Кого-то Соня уже сравнивала с этим самым Митчем… Помнится, так и подумала: «мини-Митч, издание второе исправленное и ухудшенное».

Одет незнакомец был в дешевую синтетическую куртку с надписью поперек груди: слева от молнии «РОС», а справа «СИЯ». «Патриот», – скептически фыркнула Соня. В общем, симпатии было не за что зацепиться.

А заданный вопрос все еще держался в воздухе, и ответ сам собой сорвался с языка:

– Нет, не прыгала.

– Вы обязательно должны попробовать, – безапелляционно заявил мини-Митч. – Вам должно понравиться. Чистый адреналин! Меня, между прочим, Виктором зовут. А вас?

Соня терпеть не могла, когда кто-то указывал ей, что она должна делать, думать или любить. И не видела большой ценности в «чистом адреналине». Но имя свое назвала – машинально.

– Софья.

– Сонечка, ну куда ты так спешишь? Давай погуляем вместе. Или сходим куда-нибудь. А я тебе расскажу, как прыгал с парашютом.

«С какой стати он мне тыкает? – усилилось Сонино раздражение. – И какая я ему «Сонечка»?». И снова явственно возник эффект дежавю. Что-то такое уже было в прошлом, что-то очень похожее… Секс-символ в низкобюджетном исполнении. Небанальный вопрос, брошенный в спину и потому застигнувший врасплох. Навязчивая бесцеремонность. Виктор. Победитель. Ну, конечно же!

Этот приставала уже однажды клеился с ней. Года полтора назад. Вот так же догнал и смутил вопросом:

– Девушка, а вы когда-нибудь ныряли с аквалангом?

Соня отреагировала, как, наверное, реагировали девяносто девять процентов девушек: обернулась и ответила «нет, к сожалению!». А потом естественным образом завязался разговор – кто что пробовал, кому что нравится…

В ту, первую, встречу Соня сразу же решила, что Виктор – герой не ее романа. Он явно не соответствовал ее универсальному критерию избранности: «читал / не читал Достоевского». Не читал и никогда не прочтет. И все-таки когда Виктор пригласил Соню в ресторан, она согласилась. Не потому, что желала развития отношений – просто слишком измучена была опостылевшим одиночеством, особенно в длинные, до краев заполненные отчаянием выходные.

В субботний вечер бюджетный сетевой ресторанчик был полон. Официант указал на неудобные места у туалета, и Виктору это не понравилось. Он оглядел зал и потянул Соню к столику у окна, где стояла табличка «Зарезервировано».

– Мы сядем здесь, – категорично заявил он.

– К сожалению, этот столик забронирован. Могу предложить вам только вон тот (официант снова кивнул на «туалетные» места). Или, если хотите, подождите, пока не освободится другой.

– А на сколько время забронирован этот?

Соня поморщилась от безграмотной фразы и чуть отошла от Виктора в сторону.

– На семь часов.
<< 1 2 3 4 5 6 ... 10 >>
На страницу:
2 из 10