На личном фронте без перемен…

– Так ты действительно волновалась из-за матери? – удивился Виктор.

Беспокойство за родного человека отпустило Соню, паника улеглась. Осталось рациональное осознание ловушки, в которую она сама себя загнала, и готовность заплатить за глупость положенную цену. То, что ей предстояло, было отвратительным, но вполне переносимым испытанием. И говорить было уже незачем. Но Виктор ждал ответа.

– Я же тебе сказала! – сердито выплюнула Соня.

Внезапно Виктор взял Сонину руку – бережно, словно хрупкую дорогую вещь, поднес к губам и не поцеловал, а «напечатлел» благоговейный поцелуй. И этот странный поступок что-то изменил в их отношениях.

– Ну, что ты будешь делать? – язвительно спросила Соня.

– Мы пойдем спать. Помыться можешь в ванной.

– Зачем? Если ты не собираешься меня трахать?

– А ты ложишься в постель грязной?

– Ладно, я вымоюсь. Если ты так хочешь…

Виктор очевидно наслаждался Сониной покорностью. Но Соня уже поняла, что роли поменялись: теперь Виктор зависел от нее так же, как и она от него. Он желал Соню, но по доброй воле, а не по принуждению. Хотел милости, но не жертвы.

– Принеси чистое полотенце, – приказала Соня. Виктор послушно отправился в комнату и вернулся с застиранным полосатым полотенцем.

– Теперь уходи!

– Хочешь, я отнесу тебя в постель? – в интонации звучали просительные нотки.

– Еще чего! – обрезала Соня. – Закрой за собой дверь.

– И не подумаю, – заупрямился Виктор.

– Я не буду мыться при тебе. Уходи.

Он ушел, но из принципа оставил дверь открытой. И когда Соня, влажная после душа, одетая в потрепанный мужской халат, что висел на крючке в ванной, вернулась в комнату, Виктор указал ей на разобранную постель:

– Ложись!

Соня не удержалась и снова выместила на нем свою злость.

– Ты думаешь, что я лягу на это вонючее белье? Поменяй, – приказала она. – Немедленно!

Виктор торопливо достал из бельевого ящика чистый комплект, застелил новую простыню, натянул на подушки свежие наволочки и долго возился, запихивая непослушное одеяло в пододеяльник. Соня даже не пошевелилась, чтобы помочь ему. Жертвы не помогают насильникам!

Виктор протянул руку, чтобы снять с Сони халат, но она резко оттолкнула его:

– Не прикасайся ко мне! Я сама разденусь.

Мучитель смотрел на принудительный стриптиз голодным просящим взглядом и тихо постанывал. Соня обрадовалась, что утром надела простенькое хлопковое белье без всякого намека на сексуальность: меньше всего ей хотелось соблазнять насильника пикантными кружевцами. Раздевшись, она легла в кровать, и Виктор заботливым отцовским жестом поправил одеяло.

Пока он раздевался, Соня пыталась отвести взгляд и не могла. Она изучала это начинающее стареть тело – бледное до голубизны, безволосое. Отвратительное тело, с которым ей вскоре предстояло соединиться.

Виктор разделся до заношенных трикотажных трусов, растянутых эрекцией, и со страдальческим всхлипом скользнул под одеяло. Он охватил Соню руками и прижался к ней всем телом. Его сотрясала крупная дрожь. Мыча что-то неразборчивое, Виктор тыкался губами в Сонину ключицу и мял пальцами грудь. А она брезгливо отворачивала лицо, чтобы насильник не присосался к губам и не наполнил рот тошнотворной слюной своего вожделения.

– Ты же сказал, что не будешь меня трахать? Соврал? – процедила Соня с омерзением.

– А я и не буду. Я не буду. Ты не бойся. Не буду, – шептал Виктор, задыхаясь.

Едва ли он понимал, какие слова произносил. Его губы и руки шарили по Сониному телу, жарко лаская каждую выпуклость и впадинку. Соня чувствовала, что скоро наступит неизбежное, но уже почти не страшное. Надо было просто перетерпеть. Главное, чтобы не случилось никаких отвратительных последствий.

– У тебя есть презервативы? – по-деловому спросила она.

– Я не буду тебя трахать! Я же обещал.

Целуя, облизывая, покусывая, Виктор спускался все ниже по телу, пока не приник губами к Сониным нижним губам. Он стал ласкать ее языком. Соня догадалась, что Виктор хочет «одарить» ее оргазмом. Это было прошение о прощении. И мольба о капельке любви, подаренной без принуждения.

Но Соня не желала никаких даров! Она сопротивлялась, как могла, и заставляла себя думать о самых прозаических вещах, вроде списка дел на будущую неделю, чтобы только не позволить нарастающему внизу живота жару охватить все тело. Фригидным безразличием она выражала свое презрение к насильнику.

Время от времени Виктор поднимал лицо, мокрое от носа до подбородка и от уха до уха, и испытующе смотрел на Соню, выскивая признаки подступающего экстаза. Но каждый раз натыкался на холодный насмешливый взгляд.

И все-таки Сонино тело предало ее. Когда терпеть дольше стало уже невозможно, Соня расслабилась и позволила себе кончить. Виктор поймал ртом ее содрогания и затих вместе с ней. Но Соне не терпелось отомстить насильнику за унижение.

– А это, по-твоему, значит «не буду трахать»?

– Я тебя не трахал, – обиделся Виктор.

– В самом деле? А что же ты только что сделал?

– Я хотел, чтобы тебе было со мной хорошо. Ведь тебе было хорошо, правда? – в глазах Виктора плескалась надежда.

– Нет, – жестко отрезала Соня. – Ты меня только что трахнул. Это было насилие.

– Неправда!

– Правда. И ты от этого не отмоешься! Ты – насильник.

Помолчав несколько секунд, Виктор опустошенно сказал:

– Все. Давай спать!

– Спи. Я не хочу.

– А что ты будешь делать?

– А тебе-то какая разница? Это ты заставил меня остаться. Так что терпи. А я буду как-нибудь коротать время до утра. Пойду на кухню.

– Нет, лежи! – скомандовал Виктор. – Я не разрешаю тебе вставать с постели.

– А в ванную можно? Подмыться после твоих слюней…

Раньше Соня ни за что бы не сказала ничего подобного. Но теперь откровенная грубость означала пусть маленькую, но свободу. Она не желала быть покорной и с извращенным наслаждением жалила своего мучителя.