Инстинкт Убийцы. Книга 3. Остров Черной вдовы

Когда мы познакомились, у меня была небольшая, но быстро развивающаяся транспортная компания, неудачный брак за плечами и единственное сокровище – 3-летняя дочь Маргарита. Магита – как она называла себя. Сегодня ей исполнилось бы 11 лет, и сегодня я готов.

Когда мы поженились, девочка часто бывала у нас, Ада просто души в ней не чаяла, порой мне даже казалось, что она смотрит за Магитой лучше, чем родная мать. Мы жили в ее особняке недалеко от Владивостока, там было всё, что любят дети: огромный двор с садом, фонтан, бассейн. В этом бассейне и погибла моя дочь, Ада убила ее. И за это она должна умереть.

Я думаю, вы не спросите, почему она не сидит, вы ведь знаете нашу систему лучше, чем кто-либо, а посмотрев файл, который я приложил к письму, поймете, почему я всё это делаю.

Я прожил год с Паучихой, и за этот год она так вошла в доверие, что Маргарита часто оставалась с ней без меня. Я забирал девочку на выходные, но компания моя как раз начала набирать обороты – скажу честно, не без помощи Ады – и меня часто дергали. Я уезжал всегда со спокойным сердцем и теперь готов вырвать его из груди, а Магита оставалась с ней. Такой любящей. Такой заботливой.

И вот в один такой день телефонный звонок прервал мое совещание, перечеркнул всю мою жизнь, с того дня я проклят, и мне не будет покоя, пока я не отомщу за нее. Звонила Ада, она плакала, сквозь рыдания я разобрал, что Маргарита мертва. Уже дома я узнал, что девочка упала в бассейн и утонула. Аду отвлек телефонный звонок, а моя дочь просто улизнула и каким-то образом оказалась в бассейне. Ей было всего 4 года.

Ничего криминального, кроме невнимательности. Обычный несчастный случай. Я бы тоже так подумал, если бы не нашел телефон.

Мир рухнул. Сознание мое помутилось. Не помню, плакал я или просто тупо сидел возле бассейна и смотрел в никуда, а в голове была лишь одна картинка – маленькое тельце в голубом платьице, плавающее в этой тошнотворно-синей воде.

Я плохо помню тот кошмарный период, моя первая жена покончила с собой, а я этого не заметил, просто кивнул, принял это как факт. Я не помню реакцию Ады, не помню ничего, кроме этой проклятой картинки в мозгу, хотя этого я никогда не видел. И еще помню, как глухо стучала земля, падая на маленький гроб, и как рыдала какая-то женщина. Возможно, это была моя бывшая теща, которая тоже вскоре отправилась за своей дочерью и внучкой.

Из тумана меня вывел всего один солнечный блик, отразившийся от металлического корпуса телефона. Одного из моих сотовых, который я оставил Маргарите в тот день. Но об этом я вспомнил потом, сначала я просто пошел на этот блик, и в зарослях недалеко от бассейна лежал он, мой старый мобильник-раскладушка, солнце отразилось от внешнего дисплея. Странно, что его не нашли раньше, полиция, казалось, прочесала тут всё. Как и Ада. Но он ждал меня. Судьба вмешалась, и теперь я пишу это письмо.

Я вспомнил, как оставил ей мобильник. Она играла с ним, носилась по двору и делала вид, что ведет переговоры – подражала мне. Иногда она и правда звонила, и, если мог, я всегда отвечал. Горе с новой силой сжало мое предательское сердце, я поднял телефон, думая о том, что еще так недавно его сжимали пухленькие ручонки моей живой дочери. А теперь она в земле. Больше она не будет носиться с ним по саду, не будет делать вид, что спорит с партнерами. Черт, она уже никогда не вырастет и не будет вести настоящих переговоров. Потому что она мертва.

Сжимая телефон – а он был в раскрытом положении, и тогда я даже не обратил внимания, как он лежит – я сел прямо на землю и рыдал. И лишь по чистой случайности я обнаружил то, что посылаю вам. Видео, случайно снятое моей мертвой малышкой, видео, на котором она сняла свою смерть.

К ментам я обращаться не стал, но с той минуты я уже не знал покоя, я понял, что никогда не смогу жить более-менее нормально, пока она не ответит. Пока не понесет наказание. Знаете, в какой-то фэнтэзийной книге я читал про общество, в котором не было законов и тюрем. Был лишь один закон: то, что ты сделал другому – сделают и тебе. Она убила мою дочь – она должна умереть.

7 лет я работал, я восстановил мой бизнес, почти рухнувший после смерти дочери – именно это меня и спасло, я думаю, у меня было нечего брать, поэтому я остался жив, я стал в ее глазах бедным и раздавленным, а значит, неопасным – и я ушел на дно. Я переехал, это было легко и приятно, слишком много плохого случилось со мной во Владивостоке, и на новом месте я начал новую жизнь. Жизнь ради мести.

Уже тогда я всё продумал, а годы отшлифовали мой план, 7 лет назад я понял, что кроме вас, никто не сможет сделать то, что я прошу. Итак, 7 лет труда позади, и вот я пишу вам, имея деньги и информацию. Кто ищет, тот всегда найдет, и я никогда не остановлюсь. Пока я дышу, я буду желать ей смерти. И сделаю всё, чтобы она всё-таки за ней пришла.

С каменным лицом Фатима откинулась на спинку кресла. Тут было от чего задуматься. Она еще не видела этого Виктора Соболева, не проверяла его историю, но сердце уже приняло решение, сердце уже знало, что каждое слово – правда, и что прав был тот фантаст – то, что сделал ты другому, должно вернуться тебе. В таком случае, я бы давно была мертва, подумала она, и не было ничего несправедливого в этом, всё так. Но жизнь лишь в мелочах копирует людские фантазии, и в этой жизни она была инструментом возврата, она возвращала смерть за отобранные жизни. И если бы она могла, она убила бы эту Паучиху дважды, а еще лучше – по разу за каждый непрожитый Маргаритой Соболевой год.

Убийца ребенка, эти слова красной пеленой заволокли разум. И не просто убийца, а еще и подлая убийца, она втерлась в доверие, стала другом, а потом… Она должна была просмотреть видео, и одна ее часть, та самая, что стала матерью Яну, уже закрыла глаза, не в силах вынести то, что ей предстояло увидеть. Но была и другая часть, которая готова была запачкаться в крови, лишь бы нести смерть тем, кто несет ее людям. Детям. Матерям. Она и сама убила много невинных, и эта раздвоенность, вечный внутренний конфликт – это было ее проклятием.

С бушующим в душе ураганом, она нажала на кнопку и открыла файл. Камеру болтало из стороны в сторону, в кадре мелькали кусты, небо, бетонное покрытие, плитка и краешек голубой воды бассейна. Она слышала детский смех, это смеялась мертвая дочь ее клиента. А он уже стал клиентом, и это больше не обсуждалось. Еще примерно 15 секунд она видела все ту же мешанину из окружающего мира, а потом девочка взвизгнула, и телефон полетел в кусты. Может, ее напугала пчела, предположила Фатима, или какое-то другое насекомое, посланное Судьбой. Мир промелькнул, а потом картинка установилась – из зарослей камера смотрела прямо на бассейн.

Конечно, обзор был не лучший, но Фатима готова была спорить, что это тоже маленькая милость судьбы. Она видела примерно половину бассейна и шезлонг, слышала детский смех, а потом взрослый женский голос. Она не смогла разобрать слова, но девочка опять засмеялась и пробежала мимо камеры влево, в сторону дома, как поняла Фатима. Потом опять смех и топот маленьких ножек… а потом она услышала всплеск. Слишком громкий, чтобы ошибаться, это упала девочка. Или ее столкнули.

А дальше начинался кошмар. Крики, бултыхание, один раз в кадр попали даже брызги над бассейном, маленькая Маргарита не хотела сдаваться. Она хотела жить. В этом не было ничего криминального, может, обладательница голоса действительно ушла и не видела происходящего, может, она вообще не сталкивала девочку, и всё было так, как Ада Терер потом рассказывала следователям. Если бы не это. На шезлонге спиной к камере спокойно села женская фигура в сиреневом платье, видно было лишь от шеи до поясницы. Женщина сидела спиной к бассейну и курила, совершенно не замечая криков и отчаянных попыток маленького ребенка прожить данную Богом жизнь. В кадре появлялись ее руки с длинными под цвет платья ногтями, пепел она стряхивала в хрустальную пепельницу. Эти руки даже не дрожали.

– Ах ты сука, – прошипела Фатима, глаза ее горели, но в груди как будто образовалась огромная сосулька. – Какая же ты мразь…

Она не хотела больше смотреть, хотела нажать на «стоп», но не могла. Из-за маленькой девочки, так отчаянно боровшейся за жизнь и все же проигравшей. Крики и плеск воды доносились еще какое-то время, а потом все стихло. И это была самая жуткая и давящая тишина. Женщина всё так же невозмутимо докурила, раздавила окурок в пепельнице и повернулась, это было видно по телу. Наверное, хотела убедиться, что всё кончено. Убедилась. Она посидела возле бассейна, а потом встала. Еще примерно 30 секунд в кадре была тишина и всё та же спокойная картинка – заросли, краешек бассейна, шезлонг. А потом, к счастью, запись обрывалась.

Ком в груди, тяжелый и тёмный, придавил ее, ей хотелось плакать, но она не могла, хотелось кричать, но ни звука не сорвалось с ее плотно сжатых губ. Самыми ужасным ей показались последние секунды, эта мертвая тишина, как будто ничего и не было. А ведь в бассейне плавала маленькая мертвая девочка в голубом, как говорил ее отец, платьице. Вот она жизнь, подумала Фатима, и она ужасна. Кровь льется под этим бесстрастным небом, люди умирают, их предают, а трава всё такая же зеленая, и каждый год приходит весна, но не для всех, лишь для тех, кто остался.

Она встала и подошла к окну, но даже красота не могла прогнать эту печаль. Этот тёмный тяжелый ком в груди. Мир казался ей уродливым, все его шрамы, изъяны и дефекты вдруг всплыли перед ее глазами, и даже море казалось ей чудовищем, пожирающим людей. Скольких детей поглотила эта синяя бездна? Скольких мужей, жён, братьев и сестер? Она отвернулась, не в силах смотреть на то, что так радовало еще полчаса назад. Она ненавидела мир, ненавидела Виктора Соболева за то, что он вновь ткнул ее носом в это уродство, а еще больше она ненавидела себя, потому что не могла быть такой, как все эти люди: не могла мириться, не могла закрыть глаза и перешагнуть. И это моё проклятие, подумала Фатима, закрывая глаза, моя раздвоенность, мое добро и зло, вечно дерущиеся во мне и разрывающие меня на части.

Единственный способ отвлечься – это начать работать, Фатима это знала, поэтому усилием воли заставила себя отойти от окна и вернуться к ноутбуку. Надо было всё проверить, ее ждало новое дело, а начинать всегда трудно, труднее и приятнее всего – любое начало, такова жизнь. Пальцы бегали по клавишам, а перед глазами всё стояла эта картинка: бассейн, шезлонг и тишина… Ничего, она знала, как прогнать ее, она знала средство, сейчас она погрузится в море новой информации, начнет думать, планировать, действовать. Но самая темная и тайная часть ее души знала, что ей не станет лучше, пока она не возьмет жизнь этой женщины с сиреневыми ногтями, эта часть уже испытывала жажду, которую могла утолить лишь кровь.

Особенно поразил ее конец письма, Соболев готов был поделиться с ней всем, что знал, но у него было всего одно условие: последнее, что должна услышать Ада Терер, – слова: «Это от Виктора Соболева и его маленькой дочки». Кем-кем, а мстителем Фатима еще не была, по крайней мере, за деньги. И ей просто не терпелось примерить эту новую роль.

Информацию она нашла быстро, прошло 7 лет, но дело было нашумевшим, и даже в недавних газетах были небольшие заметки про Виктора Соболева. В основном они касались его бизнеса, он переехал на Урал, но его транспорт по-прежнему возил грузы на побережье, где когда-то рухнула его счастливая жизнь. Один раз Фатима наткнулась даже на заметку о том, что он настоял на перезахоронении дочери. И конечно, она нашла массу фото, и самого Соболева, и его мертвой дочки. И он вызывал симпатию, чего тоже никогда раньше не бывало, клиент всегда был просто клиентом, кошельком с адресом и условиями, но здесь она увидела человека. Человека, пережившего практически то же самое, что и она, только он потерял ребенка, а она – родителя, единственного, кто у нее был во всем этом грязном мире. Да, она понимала его, и она хотела взяться за это дело, хотела так, как не хотела никогда.

Когда это случилось с ней, она тоже хотела мести, но сделала всё сама. Все люди разные, так всегда говорила ее мать, и потому в мире так много профессий – то, что ты не можешь сделать сам, сделает тот, кто может. Виктор Соболев хотел смерти своей бывшей жены, но не мог убивать, а вот Фатима могла.

Она долго смотрела на фотографию усатого мужчины, держащего на руках смеющуюся светловолосую девчушку в платье. Фото было не цветным, но Фатима готова была спорить, что цвет платья – голубой.

2

Она проснулась в абсолютной темноте, как в могиле, страх, нет, ужас, сдавливал сердце, мешал дышать. Она еще не до конца поняла, где находится, не поняла, кончился этот кошмар или нет, поэтому просто замерла, едва дыша и прислушиваясь к тишине вокруг. Прошла минута, а может, час, ничего не происходило, тогда она осмелилась пошевелиться, стала ощупывать рукой пространство вокруг. Рука скользнула по прохладному атласу простыни, не нащупала ничего, кроме подушки, и вокруг по-прежнему совершенно тихо. Это немного, но успокаивало. Рука двинулась дальше, нащупала выключатель лампы на прикроватном столике, и страшная чернота вокруг наконец исчезла. Приятный желтый свет залил огромную комнату, шикарно и со вкусом обставленную, прикроватной лампы было недостаточно, чтобы осветить ее всю, тени по-прежнему прятались по углам, но так было уже гораздо лучше. Так она могла видеть, где находится, и что ее окружает, видеть опасность. Но сейчас ее не было, да, похоже, это всё-таки был кошмар, она одна в своей шикарной спальне, а в этой громадной кровати никого, кроме нее, нет. И это успокаивало, так и должно быть, всё нормально.

Когда-то она делила постель с мужчинами, и не с какими-нибудь, а с самыми завидными женихами, самыми богатыми и влиятельными, но те дни остались далеко позади, как и те мужчины. И она не могла не признать, что так хорошо, как одной, ей никогда и ни с кем не было. Она была «большой и выдающейся личностью», как назвал ее журнал «Форбс», может, поэтому ей всегда было тесно с кем бы то ни было, слишком уж много места занимало ее Я. Но она умела потесниться, ее «большая личность» требовала больших средств и целей, и ради них она могла прижаться, о да, еще как могла. И 5 браков тому самое наглядное подтверждение, все они были на редкость удачными с ее точки зрения, только с последним она немного просчиталась. Но тогда она уже не нуждалась ни в чём, а когда ты на вершине и обеспечила себе надежный тыл, можно совершить пару ошибок просто так, ради прихоти. Это бедным и слабым мир не прощает ошибок, а богатый и сильный человек на этой земле уподобляется Богу, это еще древние египтяне поняли, а она убедилась, что древняя мудрость с веками никуда не исчезает.

Сама она не верила ни в бога, ни в дьявола, она верила в деньги, в оружие и в себя и считала это очень правильным вложение духовного капитала. А она никогда и ничего не делала просто так, если уж она вкладывала, то рассчитывала получить, и всегда получала. Всё она умела использовать себе на благо, каждую мелочь, каждую деталь, именно так она привыкла жить, именно это считала правильным, и жизнь доказала, что она не ошиблась. Никогда и ничего она не тратила зря, ни время, ни деньги, ни силы, ни людей, и вот результат – она в первой десятке самых богатых людей мира, она как богиня на этой земле, сильная и своевольная. И как у всех богатых и сильных, у нее были свои причуды, например, образ жизни.

Вот уже 5 лет она не покидала свой маленький мир и почти никого сюда не впускала, пресса называла это «эксцентричностью», и она соглашалась. Она позволяла людям создавать легенду и верить в нее, ведь богам без этого нельзя. Но была правда, и эту правду не знал никто, кроме нее, ни одна живая душа на всей планете.

Вот так Ада Терер привыкла жить, превращая всё, даже свои слабости, в силу. Этот мир на самом деле гораздо проще, чем кажется: есть пищевые цепи, охотник и добыча, земля притягивает всё, и всё рано или поздно кончается. Она не искала ничему глубоких объяснений, не питала иллюзий, она просто жила в данном мире, где основной закон гласил: выживи любой ценой или умри. Каждый живет в меру своих сил, а у нее их было много, и она выживала, карабкалась по крутым и скользким склонам жизненного Олимпа, чтобы в один прекрасный день вдохнуть свежий воздух на вершине.

Оглядев комнату, она рискнула сесть в постели, всё еще не до конца вынырнув из этого ужасного кошмара, ее цепкий разум всё еще пребывал там, в этом жутком сне, где таилась опасность, страшная и неумолимая, а если ей что-то грозило, во сне или наяву, она не упускала ничего. Нет, я проснулась, думала она, стреляя глазами в тени, ища там то, что так ее напугало, всё хорошо, это был просто грёбаный сон, кошмар. Они ведь всем снятся, подумала она, даже земным богиням. Просто путь к вершине не усыпан розами, скорее он красный от пролитой крови и по той же причине очень скользкий. Но у нее была мертвая хватка, и она водрузила-таки свой флаг на самом пике земного блага. Особой впечатлительностью она никогда не отличалась, она хорошо знала себя и свои пределы и считала это главным козырем – знать свои ресурсы, чтобы правильно ими распорядиться и использовать их по максимуму. Будь она мечтательной и ранимой, никогда бы не выбралась из той дыры, где родилась. Но всё же ей пришлось нелегко, а жизненный багаж никуда не девается, это она тоже хорошо знала, его приходится тащить на себе до самой вершины и делать всё, чтобы он не утащил тебя обратно на дно. Может, причины этого сна лежали в одном из тех самых сундуков, набитых не самыми приятными воспоминаниями. Но она так не думала. Нет, это было бы слишком легко.

Она приложила руку к груди, заметно изменившейся за годы, сердце билось ровно и сильно, она уже успокаивалась, разум уже понял, что здесь и сейчас угрозы нет. А вот о будущем ей надо было хорошенько подумать. Но сначала надо промочить горло, решила она, этот сон просто высушил ее изнутри, горло напоминало наждачную бумагу, а язык – пустыню. Она медленно встала с кровати, причина была не в возрасте, за бурные прожитые годы ее тело изменилось, но она по-прежнему могла двигаться тихо, быстро и легко, как жалящая змея, просто сейчас она задумалась. И про себя отметила, что думать в следующий период времени ей предстоит очень много. Она подошла к столу, где стоял кувшин с водой, решительно пройдя мимо мини-бара, иногда она выпивала на ночь рюмочку чего-то покрепче (возраст и тот самый проклятый багаж иногда мешали ей спать), но она никогда не притрагивалась ни к чему, что затуманивало разум, когда у нее были дела. А какое дело может быть важнее собственной жизни? Она повернулась со стаканом в руке, рядом с ней в высоком зеркале стояла красивая молодая девушка с оранжевой копной волос. Девушка, которую ничуть не потрепали годы и битвы, через которые она прошла. Девушка, над которой не властно было время, в которой билась сила и жажда, и эта девушка не собиралась отступать и не умела проигрывать.

Уже в 16 лет она поняла, что мир открыт, что нет ничего невозможного, если у тебя есть цель и есть сила. Нет, физическая сила была здесь ни при чем, хотя и ею природа не обделила рыжеволосую девочку из маленького сибирского поселка, сила была повсюду и во всём, она умела ее видеть и, что не менее важно, умела использовать. Сила слов. Сила фактов. Сила красоты. Пока ты молода, это твоя основная сила, на нее-то Ада и сделала ставку. Мужчины так и таяли от ее раскосых серых, как туманное утро, глаз и оранжевых волос, непокорной копной окружавших голову. Она была красива, как дьяволица, в ее красоте никогда не было нежности или невинности, в ее красоте даже в самые юные годы было что-то зловещее и порочное, она была похожа на опасную демоницу, и мужчинам это нравилось. Они просто с ума сходили от ее кошачьих глаз и опасной ауры, окружающей ее. И она умела использовать это, умела управлять, и хотя за всю свою жизнь она ни разу не любила и даже не влюблялась, у нее было много любовников. Очень много. И ни одного бесполезного. Иногда она даже получала удовольствие, но гораздо большую радость ей доставлял факт осознания того, что она движется к цели, что она имеет власть. Она была холодной и циничной, и, как ни странно, именно это так привлекало мужчин.

Впрочем, иногда ей приходилось играть, изображать из себя милую и заботливую женщину, и это тоже было в удовольствие, потому что она знала: когда придет время снимать маски, под ее маской будет лицо, а вот другим придется со своим лицом расстаться. Она будет в выигрыше, как всегда.

Люди звали ее Паучихой, и она не обижалась, она и правда была мастером сетей и ловушек, она была опасна и гордилась этим. А кроме того, разве пристало богине обращать внимание на то, что говорят букашки, ползающие под ее троном? Она плела свои сети, и ловила в них только отборную добычу, ее боялись, ее боготворили, она имела деньги, имела вес, а на остальное ей было наплевать. В мире Ады Терер была только она, ее желания, ее статус и ее враги, ее нужды, ее прихоти, ее цели. И больше ничего. Она ведь всегда была «Большой личностью» так что привыкла заполнять собой целый мир. А кто ей еще нужен? Они никогда не нуждалась ни в ком, разве можно ощутить вкус, когда ест другой человек? Разве можно быть счастливой, когда везет не тебе? Всю эту благородную чушь придумали слабаки, чтобы оправдать свои неудачи: «это против моих принципов», «совесть не позволяет мне», «я философски отношусь к жизни», «я не грешу» и так далее, жалкое блеяние жалких овечек. Во всём этом не было ничего, кроме слабости и лени, Бог, в которого они верили, и на которого валили свои неудачи, еще ни разу не спустился и не помог ни одному бедному барашку, блеющему о Нем круглые сутки в своем грязном загоне, как и не покарал молнией с неба ни одного «грешника». Дураки верят в то, чего не могут доказать, или опровергнуть, или с чем не могут совладать, и лишь дуракам надо всегда найти объект для поклонения. И умный это использует, либо сам станет таким объектом, либо подсунет им идею, и будет управлять. Всё просто, если ты не дурак, это для них жизнь сложна и полна трудностей, большую часть которых они создают для себя сами. Жизнь проста и прекрасна, и у каждого на самом деле есть реальный шанс сделать ее такой. Мы живем здесь и сейчас – вот что было для Ады самым важным, лишь в это она верила.

Хотя, было еще кое-что… но это было тайной. Еще один закон жизни, открытый и сформулированный Адой Терер гласил: спрячь свои слабости подальше, если не можешь уничтожить. Она уничтожила все слабости, которые могла, но не эту. Тут она вынуждена была признать, что есть кое-что за пределами материального мира, что-то недосягаемое, неподвластное, что-то, что даже земные боги не могут обуздать. Например, смерть.

В нее приходилось верить, всему наступал конец, это она вынуждена была признать. Она – как и любой сильный человек, по ее мнению – признавала только силу, а уж ничто в мире не обладало такой силой как смерть. Отчасти это и стало основой жизненной позиции Ады: всему придет конец, и тогда уже ничего не будет, так что живи и бери от жизни всё, пока еще можешь, пока та, что сильнее всех, не заметила тебя и не решила пополнить коллекцию. Смерть пугала и завораживала ее, но даже этот страх она умудрилась использовать, даже смерть она приспособила для себя – у нее было 5 мужей, 4-рых она благополучно отправила на тот свет, прикарманив их состояния, так что даже в самом ужасном было немало выгоды, уж она-то это знала. Конец – это просто конец, слово имеет исчерпывающий смысл, так что никто из покойных мужей не стал призраком и не вернулся с того света, чтобы отомстить. Как и не пало на нее никакое проклятие, молния с небес не поразила, разорение не наступило, и вообще, в жизни ничего не изменилось, и в этом она тоже видела правоту своей позиции – нет никакой загробной жизни или высшей справедливости, есть лишь материальный мир, в котором мы живем так, как захотим. А что хорошо или плохо, это каждый сам для себя решает. Зло или добро еще никого не защитили и не уберегли, как не принесли и видимой пользы, в этом океане жизни каждый сам за себя, каждый барахтается как может, и выплывает лишь сильнейший. Всё просто, если у тебя есть ум, чтобы разложить всё по полочкам.

Именно это мне и предстоит, подумала она, поднося стакан с водой ко рту, та же Ада, только гораздо моложе в зеркале повторила ее жест. Да, она часто видела себя такой, потому что на самом деле постарело лишь ее тело, а то, что жило в нем – мозг, или душа, или… да какая к черту разница – то, что было внутри, не старело и не уставало. Ада Терер была огнем, в котором сгорали судьбы, не зря же природа отметила ее огненными волосами, а огонь не гаснет, если есть пища. И в этом мире пищи для ее огня было предостаточно.

Ее мужья были совершенно разными людьми. Первый был романтиком, идеалистом, верящим в идею и живущим ради ее воплощения, у него были четкие жизненные принципы, и он сделал себе состояние, начав рядовым чертежником и став известным на всю Европу архитектором. Он любил всё прекрасное и яркое, он был мотыльком, у которого не было ни единого шанса перед пламенем. И он сгорел, как горели многие до него и после него. Однажды на стройке с ним произошел ужасный несчастный случай, и его принципы или мораль не спасли его. В ад он попал или в рай, какая разница, когда по его шикарным коврам больше не ходили его ноги, а дорогие вина, которые он так любил, распивала его молодая вдова – яркая и прекрасная – с любовником, лежа в его же шикарной кровати.

Второй ее муж ничем особо не выделялся, обычный делец, не слишком плохой или хороший, его она терпела дольше других, может потому, что он почти всегда отсутствовал, имел кучу любовниц, но всегда делал жене шикарные подарки и неизменно называл ее «любимая». Она тратила его деньги и жила как хотела. И в отличие от первого супруга, он не надоедал ей своими бредовыми идеями, размышлениями и дурацкими мечтами, она была его красивой «женой на выход», когда надо произвести впечатление на партнеров или блеснуть на благотворительном вечере, в остальное же время они жили каждый сам по себе. Только Ада прожила намного дольше.

Третий ее муж тоже прошел как-то вскользь по ее жизни, его она убила быстро, а вот о четвертом вспоминала до сих пор. 4 – крест, знак силы, смерти и судьбы. Тут она встретила себе подобного, опасного и жестокого соперника, убийцу с такой же неутолимой жаждой крови. Их брак был войной, оба понимали, что кто-то один не доживет до старости, и обоих это заводило. Благодаря четвертому мужу она стала нефтяной королевой, и она прекрасно понимала, какой ценой досталась ей эта победа – на этот раз у нее было гораздо больше шансов закончить свои дни не в этом шикарном доме, а в земле. Он был тираном, психом, он убивал людей, он любил кровь, любил боль, любил страдания. Иногда они делали это вместе, Ада не получала того удовольствия от смерти или мучений других, но не испытывала и ужаса, она делала это, потому что так было нужно. Иногда он бросался на нее, резал и колол, но не до смерти, у него был опыт, и он хорошо знал, что для человека смертельно, а что – просто мучительно больно. И она не терпела, кидалась на него в ответ, они дрались, как пара хищников, они кусали, били, кололи друг друга, валяясь в крови и крича, а потом яростно любили друг друга. Этот период жизни похож был на турпоездку в ад, но более пикантного времени у нее не было, никогда еще она так остро не ощущала дыхание смерти и неутолимую жажду жить, выжить любой ценой. И она выжила, всё же он недооценил свою дикую и яростную жену, его прокол был в том, что она была еще и умной.

И как бы он ни хитрил, всё равно она опередила его, в одно прекрасное утро его нашли с ножом в сердце в спальне собственного особняка. Ее не заподозрили, она была в отъезде, в клинике за городом, залечивала раны после очередной дикой любовной игры – в этот раз ей здорово досталось, смерть матери сделала его еще безумнее, чем обычно, если это вообще было возможно. Персонал клиники подтвердил, что вечером накануне смерти жена нефтяного кроля была в больнице. Все знали, что он бьет жену, так что она приняла обезболивающие и легла спать. Да только никто даже предположить не мог, какую боль испытывала Ада, вылезая из окна клиники, перелезая через забор, а потом еще и прокрадываясь через всю систему безопасности их семейного гнездышка. Она могла бы придумать более изящный способ избавиться от этого маньяка, но время уходило, она чувствовала, что их диким забавам приходит конец, он намерен нанести удар, и единственный шанс выжить – нанести удар первой. Он не был дураком, он как раз был слишком умным и, конечно же, связал странную смерть своей матери со своей кровожадной женой, и Ада знала, что месть его будет ужасной. Но даже не эта спешка заставила ее действовать именно так, причина была гораздо проще – он должен был заплатить за все ее раны, страх и боль. Она хотела сама вонзить в него нож, причинить ему боль, хотела, чтобы последним, что этот урод увидит в жизни, было ее лицо и его собственная кровь, хлещущая из смертельной раны. Она хотела, чтобы перед самым концом он понял, что проиграл.

Да, много чего она повидала за свои 54 года, много ран нажила, и они до сих пор болели, все ее шрамы, они ныли, ее сломанные кости, но она была жива, более того, она жила как победитель – в огромном шикарном доме на собственном острове. Большую часть времени она и не вспоминала про свои жизненные «сувениры», но иногда от погоды или просто от нервов все ее раны начинали болеть вновь. А сейчас она очень нервничала, этот сон, он никак не выходил из головы, терзал ее закаленное сердце. И эта душевная ноющая боль тут же разнеслась по телу, и ни удобная кровать, ни одеяла, ни даже рюмочка чего-нибудь горячительного не могли согреть ее, прогнать эту боль.

В теплом свете лампы Ада села в кресло, обхватила себя руками, шелк ее пижамы приятно заскользил под пальцами, она никогда не признавала никаких ночных сорочек, только пижамы, как будто она в любой момент готова была встать с кровати и бежать или драться, а в сорочке легко можно было запутаться. В общем-то, почти так оно и было, Ада всегда предпочитала быть готовой ко всему, поэтому и дожила до своих лет. Она не дрожала, по крайней мере, тело, но вот душа, или сердце, или интуиция, что-то внутри вдруг завибрировало, предупреждая об опасности. Она подтянула колени как могла близко к груди, когда-то стройное и сильное тело с годами приобрело лишние килограммы, но бесформенным не стало, и она всё еще сохранила свою красоту, хотя безупречно ухоженное лицо всё же выдавало возраст.

– Старая вояка, – прошептала она, глядя в зеркало, там ее молодой двойник копировал ее позу, – твои раны болят, ты устала, но жизнь – война. И пришло время для последней битвы. Я это чувствую.

Жажда не ушла, как будто ее внутренний огонь, почувствовав приближение врага, разгорелся и раскалил ее душу. Она выпила еще один стакан, снова наполнила, не вставая с кресла, но теперь пила маленькими глотками, наслаждалась каждой каплей. И это тоже жизнь, подумала она, сладкая, каждая ее капля – наслаждение, пусть воде и приходится пройти через камни, пески и толщу земли, чтобы стать такой чистой и вкусной. Ада жила каждой клеточкой, на полную катушку, пожирая каждую секунду и каждую возможность этой жизни. Она любила жизнь, да, любила, как, наверное, не любил никто, и не было в этой любви ничего возвышенного или философского, это была яростная, всепоглощающая одержимость. Любовь, как огонь.