Инстинкт Убийцы. Книга 3. Остров Черной вдовы

Посидев немного, она встала, подошла к зеркалу. Люди на материке звали ее Паучихой, да, но в отражении она видела всего лишь немолодую уже женщину, уставшую сражаться, желающую покоя и тишины. Богатую, сильную и всё еще красивую женщину. И она не хотела умирать, она всё еще хотела выжить, выжить любой ценой.

Ей вдруг стало нестерпимо холодно, комната показалась склепом, она чувствовала себя замурованной в этом особняке, живой мумией. Она взяла с кровати одеяло и закуталась в него, выключила лампу – им на улице ни к чему видеть свет – нащупала в темноте пульт и нажала на кнопку. Ставни из особо прочного сплава почти неслышно поползли вверх, открывая освещенную прожекторами ночь. Да, о своей безопасности она думала, и думала очень хорошо. Многие называли ее эксцентричной, и на то были причины – одна ее система безопасности была шедевром, один арабский шейх даже скопировал ее для своего дома. А еще она уже 5 лет не покидала свой остров, на котором была единственной женщиной. И вот этот факт особенно веселил людей. Вся прислуга, вся охрана, косметологи, массажисты, повара и прочие работники, обслуживающие жизнь Ады Терер, были мужчинами. И если миру этот факт казался причудой и прихотью богатой тётки, то она не видела в этом ничего смешного, она знала правду: эта была лишь еще одна мера безопасности.

Некоторые жили на острове круглый год, другие работали посменно, она устроила здесь настоящий маленький мир, у нее было всё, чтобы не покидать этот клочок суши, и вот уже 5 лет она жила здесь, забыв дорогу на материк. Сюда же изредка приезжали и журналисты, всегда только мужчины, таково было ее требование, даже животные, которых держали ее слуги, живущие здесь круглый год, и те должны были быть мужского пола. Она прекрасно знала, как об этом пишут в журналах и показывают в передачах – богатая тётка окружила себя мужиками на райском острове, принадлежащем ей. Да, так оно и было, только не верила она в рай. Ни в земной, ни в небесный. Она никогда не ладила с женщинами, не любила их, но окружила себя мужчинами не поэтому, хотя никогда ничего не отрицала, пикантная аура, окружающая ее жизнь, нравилась ей, подчеркивала ее статус. А если кто думал, что с мужчинами так уж легко, тот просто никогда не играл с ними на равных. А она играла, играла с ними и играла ими, да, она была Паучихой и, поймав в свои сети очередного мотылька, она сначала дергала его за нити, которыми оплела, а уж потом высасывала. И здесь, на своем острове, она быстро навела порядок, хотя нелегко было наладить дисциплину, но после того, как она выбросила кошку одного механика в воду, а лазерная сетка, окружающая остров в радиусе километра, разорвала ее на частицы, другие поняли, что она не шутит.

Сам остров был скопищем ловушек и капканов, но даже самые посвященные охранники не знали всего до конца. Она была богиней, мифическим чудовищем, и в ее логово не так-то просто было проникнуть. Она окружила себя туманом таинственности, за которым прятала то, что не могла побороть или изменить, а тайны превращаются в секреты, если их знают больше одного человека, если больше двух – это уже слухи и мифы. В ее багаже было много секретов, мифов и тайн. Например, секрет ее браслета, который она никогда не снимала. Эту маленькую изящную хитрость придумал Роман, начальник ее охраны, он жил с ней всегда, все эти 5 лет, и был предан ей до безумия. Он видел в ней богиню, настоящую, неземную, по одному ее слову он готов был убивать или умереть, она это знала, поэтому и держала его при себе. Он любил ее, это она тоже знала, женщины всегда чувствуют такие вещи. И каким бы умным, сильным и сдержанным ни был этот мужчина, он тоже пал жертвой ее демонической красоты и сложной, сильной личности. Уже 10 лет он охранял ее, как настоящий ангел-хранитель. Он видел всё, думал за всех и обо всех, кто ее окружал или только думал о ней. Этот остров они строили вместе, и тут выяснилось еще кое-что – Роман был просто гениальным изобретателем, в его голове рождались такие идеи, которые Ада не видела и в голливудских боевиках, его фантазия работала с таким размахом, что иногда она даже боялась его – всё, что превосходило Аду по силе, внушало ей опасения. Но тут они были напрасны, Роман верил в нее, и поклонялся ей, как сверхъестественному совершенному существу. Он беспрекословно делал всё для своей богини, свою силу, свой опыт, свою гениальную фантазию и свое сердце он положил к ее ногам. Она знала это, очень хорошо знала, она могла бы наступить на это сердце, так бы и сделала, будь на его месте кто-то другой, но он был ей нужен.

Богиня или монстр, но она так же хорошо понимала, что без него выжить ей будет гораздо труднее, а она уже не была той девчонкой, готовой перегрызть глотку миру. По крайней мере, физически уже не была. Она хотела немного покоя, она это заслужила, заработала кровью и нервами. Время шло, оно отнимало ее жизнь медленно, по капле, но с этим она ничего не могла поделать, а вот с тем, кто шел по тропинке, протоптанной временем, шел к ней, за ее жизнью, она справиться могла, и давно готовилась к последней битве. У нее были деньги, у него – его фантазия, из этого они создали невиданную систему охраны, и когда она попросила его придумать последний рубеж обороны, он и здесь не отказал. И вот уже 5 лет, как она надела этот красивый золотой браслет, так плотно прилегающий к коже, чувствующий ее пульс. Сейчас он немного участился, но это ничего, вот если он пропадет, тогда…

Ада нежно погладила браслет. Она сделала всё, чтобы быть в безопасности, чтобы принять этот последний бой, тогда почему ей так тревожно? Всё этот проклятый сон и пророчество. Вот что было ее главной жизненной тайной – пророчество, в которое она поверила, едва услышав. У любого титана есть слабое место, и пусть от природы ты закован в броню, но та же природа гарантирует, что у тебя будет пусть одно и крошечное, но смертельно уязвимое место. Она всегда была сильной, всю жизнь она воевала с мужчинами, получала раны и вновь бесстрашно бросалась в бой, потому что знала: ни один мужчина на земле не станет угрозой ее жизни. Ее смерть придет от женщины. И пусть Ада никогда не верила ни в бога, ни в дьявола, ни во всю эту паранормальную чушь, в это она поверила. Клин клином вышибают, и кто, как не такая же убийца, женщина с сердцем тигра, способна достать ее, отобрать жизнь.

Она давно знала это, еще до первого замужества, и сколько же времени прошло с тех пор! Тогда она была молодой, красивой, полной планов и сил. Окрыленная своими мечтами, она шла по весенней Москве, и ветер развевал ее рыжие волосы. Она не могла сказать, откуда взялась та цыганка, она как будто материализовалась из воздуха или вышла из стены какого-нибудь здания. Старая, одетая в яркие тряпки, с серьгой в носу. Ада бы не заметила ее, прошла мимо, но старуха схватила ее за руку своим скрюченными узловатыми пальцами. Да, она помнила ту встречу до мелочей, помнила, что старуха выдернула ее из раздумий, помнила, как порыв ветра швырнул ей в лицо запах старой цыганки, от нее пахло какими-то специями и травами, помнила отвращение от прикосновения этой грязной, изуродованной старостью и артритом руки. Но, конечно, больше всего она запомнила голос и глаза. Черные и горящие, совершенно не старые глаза, они обжигали, просвечивали ее насквозь, и это было неприятно. Черт, да это было просто страшно. И сейчас, спустя десятилетия, стоя у окна и глядя на море, освещенное луной и прожекторами, Ада снова почувствовала жар этих глаз. И страх. А о том, что сказала эта старуха, она помнила всю жизнь, каждую секунду своей бурной жизни.

– Подай на пропитание старой женщине, – проскрипела старуха, – щедрая молодость – сытая старость.

– Отвяжись, – молодая рыжая девушка попыталась пойти дальше, но скрюченная рука крепко вцепилась, как будто неведомая сила припаяла руку этой карги.

– Не жадничай, – цыганка хитро улыбнулась, – ты ведь не бедная. Нет, не бедная.

Она пристально посмотрела на Аду:

– А будешь еще богаче. Да! Ты будешь очень, очень богатой, хотя сама не проработаешь в жизни ни дня.

Ада опешила и прекратила отстраняться, слова старухи заинтриговали ее, она хотела быть богатой, а кто же не хочет? Но недоверчивость всё же взяла своё, Ада не была дурой, а то, что говорили все эти уличные попрошайки, было рассчитано на дураков.

– Ладно, – Ада открыла сумочку и начала в ней рыться. – Вот тебе 3 рубля и оставь меня в покое.

Но старуха не отцепилась и, что самое удивительное, не проявила ни малейшего интереса к деньгам. Она пристально смотрела на Аду своими странными горящими глазами, а ее старая скрюченная рука вдруг как будто налилась силой и до боли сжала плечо девушки.

– Эй, пусти, – Ада попыталась выдернуть руку из этой мертвой хватки, теперь она поняла: ей попалась сумасшедшая, в большом городе это не редкость, и теперь надо было решать, что делать с ней. Можно позвать на помощь, а можно врезать старой карге как следует и удалиться, да еще и прихватить свои 3 рубля, всё же деньги. И Ада могла врезать, еще как могла, но эти глаза останавливали ее, сковывали, пугали.

– Да, теперь я вижу, – задумчиво проскрипела цыганка, – теперь я многое вижу.

– Слушай, – Ада решила еще раз попробовать мирно разрешить эту нелепую ситуацию, – если тебе мало, я дам еще, только исчезни и оставь меня в покое.

– Я исчезну, исчезну, – проговорила старуха, – я исчезну, а ты еще долго будешь ходить по этой земле. Будешь жить в роскоши и достатке. Мужчины будут у твоих ног, ты ведь красавица. Вижу кровь. Много крови…

Она замолчала, а Ада перестала вырываться, эта цыганка уже не просто пугала, она наводила ужас, и что самое страшное – Ада верила, и не могла разорвать эти чары и просто уйти. А старуха, смотревшая как будто сквозь нее, вдруг уставилась прямо в лицо Ады, а ее черные глаза как будто вспыхнули.

– Но ни один мужчина на этой земле, – она повысила голос и подняла скрюченный указательный палец, как бы подчеркивая важность своих слов, – ни один не причинит тебе серьезного вреда. Ты будешь всю жизнь ходить по лезвию, но не порежешься. Можешь не бояться мужчин, ты им не по зубам.

Ада молчала, в испуге глядя на эту странную старуху, а та снова уставилась куда-то сквозь, но хватка ее не ослабла. Она еще не всё сказала, и Ада ждала, повинуясь ее чарам и собственной интуиции.

– Нет ничего абсолютного в грязном, слабом мире, – проскрипела цыганка. – Ты будешь сильной, будешь смелой, ты ничего не будешь бояться. Тебе и не надо.

Снова пауза, обе застыли среди потока людей, спешащих по своим делам, не желающих замечать никого вокруг.

– Но бойся женщин. – И старуха зловеще улыбнулась, медленно фокусируя взгляд на девушке. – Да, смерть твоя придет от женщины. Я вижу ее, несущую смерть, твою смерть, девочка. Черная тень среди теней. Призрак в тумане. Женщина со множеством лиц. Твоя смерть придет от женщины… от женщины.

Побледнев, Ада сама стала как призрак, а старуха вдруг убрала руку, как будто выходя из транса, и удивленно взглянула на Аду, стоящую с широко распахнутыми глазами. В руке девушка всё еще сжимала 3 рубля. Цыганка равнодушно посмотрела на деньги и заковыляла прочь.

– Эй! – позвала Ада, всё еще шокированная, – не возьмешь деньги?

Но старуха не ответила, просто еще раз одарила ее неопределенным взглядом своих странных горящих глаз и отвернулась. А через минуту уже скрылась в людском потоке. Больше Ада ее не видела, но запомнила навсегда.

Прошло много лет, очень много, и всё сбылось. Ада, не проработавшая в общепринятом смысле ни дня, стала богатой, сильной, смелой. Она действительно всю жизнь ходила по лезвию и так и не порезалась. Предупрежден, значит вооружен. Было много крови, и тут цыганка не соврала, после той встречи Ада убила всех своих подруг, всех родственниц и родственниц мужей. Все они исчезали, а люди поговаривали, что Ада на самом деле дьяволица, несущая проклятие, что ее ведьминская внешность не случайна. И если в средние века ее бы давно сожгли на костре, то современное правосудие было бессильно – все смерти, окружающие Аду Терер, были абсолютно «чистыми», и связать хоть одну с ней никто так и не сумел. Зло 20-го века убивало ядом и оружием, а не заклинаниями, так что не было в ней ничего демонического или сверхъестественного, она была обычным человеком, прокладывающим себе путь на вершину. А путь этот никогда не был чистым и прямым. И немало своей крови пришлось ей отдать, чтобы быть сейчас там, где она есть, чтобы быть той, кем она стала.

И за всю ее долгую и бурную жизнь многое для нее так и осталось тайной, она любила, но не людей, единственный человек, которого она любила, смотрел на нее из зеркала каждый день, а вот другой любви она так и не узнала. И не считала, что прожила жизнь зря или чего-то лишилась. У нее не было друзей, не было любимого дела, не было хобби, зато у нее был весь мир и она, готовая положить его к своим ногам и упиваться своим могуществом. У нее не было детей, причем она никогда не старалась специально оградить себя от материнства, у нее было много мужчин и некоторые, и правда, были как дети, но Ада Терер не произвела на свет никого. Хотя однажды у нее была беременность, всего один раз, и закончилась она выкидышем. Но Ада не расстроилась – это была девочка.

Вот так она и прожила жизнь, и ни о чем не жалела. И она любила жизнь, всё еще не устала от нее, всё еще хотела выжить, выжить любой ценой. Предупрежден, значит – вооружен, подумала она, ловя в зеркале смутный силуэт, а она-то как никто умела распорядиться всем, что подбрасывала ей жизнь, превращая это в оружие. У меня есть шансы, и очень даже неплохие, подумала Ада, стоя у окна и глядя на темное море задумчивым взглядом своих всё еще красивых глаз. Здесь, на острове, ее трудно достать, а станет еще труднее, уж она-то об этом позаботится. Она не верила в судьбу, она делала ее сама, своим руками, так что она не собиралась сдаваться, просто сидеть и ждать, когда смерть, обещанная много лет назад, придет за ней. Вместо этого она решила подготовиться, устроить незваной гостье такой прием, чтобы ее костлявая задница еще сто лет звенела, вспоминая имя той, которую трогать не следовало – Аду Терер.

Время пришло, она чувствовала это, знала. Она никогда не отличалась впечатлительностью и не страдала от разгулявшегося воображения, и этот сон был не простым кошмаром – это заговорил ее инстинкт, предупреждая ее об опасности. И как всегда в жизни, Ада решила броситься в бой, но на этот раз она будет осторожна, крайне осторожна, ведь на этот раз на ней не будет ее невидимых доспехов. В этот раз она будет воевать обнаженной. Но не безоружной.

Первым делом надо сократить полеты на материк, решила она, уже составляя в голове план, и конечно, усилить охрану. Роман обо всём позаботится, не задавая ни одного лишнего вопроса, наведет справки, а она проконтролирует, и пока угроза не исчезнет, она будет сидеть за стенами своей крепости, она это умеет, жизнь многому ее научила, лишь одно Ада так и не освоила – она не умела проигрывать.

Ночь за окном вдруг стала пугать ее, в этой темноте ходила ее смерть, где-то по пыльным дорогам этого старого мира, она ходила давно, но теперь подходила близко. И Ада чувствовала ее. Внезапно ей стало не по себе в этой пустой комнате, тени снова стали угрожающе-черными, а тишина – давящей. Надо вызвать Романа, мелькнула мысль, невыносимо здесь сейчас одной. Ночь для нее закончилась, это она твердо знала, а вот ее маленький мир крепко спал, за исключением тех, кто нес ночную вахту. На какую-то секунду она даже позавидовала этим маленьким людям, спокойно спящим в своих постелях. Им не о чем волноваться, кроме налогов и их житейских бытовых проблем, им не надо думать – а это очень трудное занятие. Да, на вершине воздух чище, но обороняться приходится от всего мира, подумала она, там внизу, в толпе, ты защищен такими же как ты, вы – одна масса, а здесь ты один, таков закон пирамиды. Один, потому что ты сильный.

Секундная слабость пришла и ушла, а она осталась, она всё еще была собой, Адой Терер, завоевавшей мир. И ее снова ждала битва.

Можно подождать утра, подумала она, и пока всё обдумать. Но она была не из тех, кто тратит время понапрасну или беспокоится о других. В конце концов, она ведь платит им за то, чтобы в любую секунду, когда ей что-то понадобится, любой из ее подчиненных был рядом. А уж Роман так вообще не имеет права на сон и отдых, тем более сейчас, когда над ней нависла угроза. Решив не терять больше ни минуты, Ада отошла от окна и надела халат, всё же не пристало никому видеть ее такой уязвимой. В темноте она подошла к столу и нажала всего одну кнопку на телефоне. Роман как будто и правда не спал, бодрый голос, абсолютное понимание ситуации. Уже через минуту он будет здесь, подумала Ада, опуская ставни обратно, свидетели ей были не нужны.

В ожидании она села в кресло и задумчиво начала поглаживать браслет, а перед глазами снова и снова всплывала страшная картинка ее сна – черная пантера, огромная, грациозно шла по ее особняку, совершенно бесшумно, сверкая глазами и неспешно оглядываясь по сторонам. От нее волнами исходила сила, внушающая даже не страх – ужас, шкура переливалась в проникающем из окон свете фонарей, иногда она полностью сливалась с темнотой, и тогда только ее зеленые глаза вспыхивали то там, то тут. Она искала Аду, она пришла за ней. Ада хотела убить ее, но руки и ноги не слушались, хотела позвать охрану, но голоса тоже не было, сила, исходившая от пантеры, парализовала ее, сокрушила ее волю. Тогда, собрав последние силы в кулак, Ада поползла, она не хотела сдаваться, она хотела жить. И хотя хищная кошка не спешила, расстояние всё равно неумолимо сокращалось, и впервые в жизни Ада почувствовала обреченность. Заползла в спальню, плача от бессилия и страха, и тут вспомнила про браслет. Лежа на спине и наблюдая за приближением своей смерти, она потянулась к запястью правой руки… И пантера прыгнула. Последнее, что помнила Ада, это блики голубого света фонарей на ее клыках. И то, что пантера была самкой.

3

На другом конце страны другая женщина тоже проснулась среди ночи, но это была другая ночь и другая причина. До отъезда на Дальний Восток оставалось всего два дня, все дела были улажены и переданы на время ее помощнику, няня Яна уже привезла часть вещей в их дом, ей ведь предстояло 2 недели жить здесь. Конечно, она волновалась, но это был не первый ее отъезд, Ян был очень самостоятельным мальчиком, и всё должно было идти по уже хорошо знакомой схеме. Так почему же она вдруг проснулась среди ночи?

Не зажигая свет, Фатима протянула руку и нащупала телефон, часы на дисплее показывали 3:07, и, учитывая то, что дни в июне самые длинные, до рассвета оставался примерно час. Окна ее спальни выходили на улицу и во двор, так что море она не видела, о чем очень пожалела сейчас. Откинувшись на подушки, Фатима стала прислушиваться к себе и к миру. Она должна была понять, почему так внезапно проснулась, как будто кто-то выбросил ее из сна. В доме и на улице всё было тихо, где-то далеко привычным гулом шумели проезжающие машины, ветер шелестел листвой на деревьях, а больше ее слух ничего не уловил. Может, просто волнение, подумала она, вглядываясь в темноту вокруг, может, это дело Паучихи меня так взбудоражило?

Но она и сама прекрасно знала ответ, она была профессионалом, много лет она была лучшей в своем деле, так что избыточной впечатлительностью не страдала и не теряла сон по пустякам. Может, интуиция? Но она тоже молчала, как и темный мир под ночным небом. Просто бессонница, подумала Фатима, такое со всеми… И тут это случилось. Знакомая, но уже почти забытая огненная роза в груди вдруг снова ожила, как будто в душе взорвалась бомба. Фатима ахнула, дыхание прервалось. Может, я умираю, пронеслась в голове мысль, может, вот это мой конец? Но она знала, что нет, сердце билось так же ровно, а в глазах не заплясали разноцветные точки, нигде ничего не болело. Была только эта сумасшедшая вибрация в груди. И Фатима уже знала, что это такое.

– Нет, не может быть, – прошептала она, чувствуя, как чужеродная энергия вливается в нее, растекается по венам, беснуется в груди, – только не это.

Но одновременно со страхом и сильным возбуждением она ощутила знакомую уже радость. Чем бы ни была эта энергия, она приносила с собой восторг, эйфорию, желании лететь, кричать, желание жить. С широко раскрытыми глазами она лежала в кровати, чувствуя, как огненная роза снова поднимает свою красивую сияющую голову и начинает медленно разгибать лепестки. И да, она знала, что это значит, уже знала. Он где-то рядом, и он думает о ней.

Может, это и звучало как бред или сказка, но в самый разгар ночи так легко поверить в то, что при дневном свете кажется смешным или безумным. Ночь – время волшебства, время необъяснимого, время, когда мир отдыхает от примитивных правил, навязанных такими же примитивными людьми. Поэтому сейчас она даже не стала отрицать это чувство или искать ему объяснение, она просто позволила себе поверить, почувствовать, полюбить.

Такая же странная тоска сдавила сердце, а роза в груди всё пела, посылая импульсы счастливой грусти по телу. Фатима встала, просто не могла больше лежать, энергия распирала ее, требовала выхода, требовала действий. Не должна я сидеть в этой комнате, подумала она, это чувство – оно волшебное, и не зря оно дает такой прилив сил. Люди, ощутившие это, уже не могут и не должны сидеть на месте, они должны бежать навстречу друг другу, искать друг друга, преодолевая сотни километров и препятствий, вот зачем нам дается эта бурлящая энергия, чтобы преодолеть всё и найти того, кто зовет тебя.

И всё же она сидела здесь, загнанная в рамки своим же сознанием, и от этого ей самой было тошно. Но сейчас она хотя бы не пыталась подавить или отрицать это чувство, у нее уже был опыт, и он говорил, что это пустая затея. Бог – есть любовь, вспомнила она, так говорила ее мама и добавляла: «Ты можешь в него верить или нет, ему всё равно. Придет день, Он призовет тебя, и, независимо от твоих убеждений, ты предстанешь перед Ним, упадешь на колени и будешь молить». И сейчас Фатима начала понимать, насколько ее мать была права. Не смотря на всё ее отношение к людям и любви, это странное чувство пришло к ней, и уже не имело никакого смысла верить или не верить, отрицать или бороться. Можно было только повиноваться и лететь навстречу неизвестному. И всё же, она пыталась, она сбежала тогда в Праге, и, наверное, сбежала бы снова… но не сейчас, не в 3 часа ночи, когда в тишине под звездами волшебство правит бал.

– Где же ты? – прошептала Фатима, подходя к окну и осторожно выглядывая на улицу, – ты где-то рядом, я чувствую. Но почему?

Она и сама толком не знала, о чём спрашивает, наверное, обо всём происходящем, почему всё так странно и почему это вообще происходит? Улица была пуста, как она и ожидала, даже в самое сказочное время сказки всё равно остаются всего лишь красивой выдумкой, картинкой идеального мира, придуманной уставшими, израненными душами. Сказка, вера, мечта, всё это – наркотик, дурман, затуманивающий сознание, и не зря люди спят по ночам, когда сказки оживают.

Фатима села на подоконник – а они в этом доме были очень широкими, и это ей нравилось – и посмотрела на звезды. Фонари уже не горели, так что она видела их, крошечные бриллианты, рассыпанные чьей-то божественной рукой. Во всём этом так легко запутаться, но всё же кое-что реальное и незыблемое во этом было: он был реальным, это раз. И она любила его, и всё еще любит, это два. А большего мне и не надо, подумала она, чувствуя, как огненная роза в груди расцветает, расправляет лепестки. Бог – есть любовь, и если Он призовет меня, тогда я упаду на колени и буду молить.

А пока она просто сидела, подтянув колени к груди, и мечтательно смотрела в звездное летнее небо.