Ученик архитектора

До встречи с учителем

* * *

У пророка Иакова было двенадцать сыновей, у пророка Иисуса – двенадцать апостолов. В двенадцатой суре Корана рассказывается история пророка Юсуфа (христиане называют его Иосифом), который был любимым сыном своего отца. Двенадцать караваев хлеба иудеи ставили на праздничный стол, двенадцать золотых львов охраняли трон царя Соломона. На этот трон вело шесть ступеней, но по ним можно было не только подниматься, но и спускаться. Шесть ступеней вверх, шесть ступеней вниз – в совокупности вновь получается двенадцать. На двенадцати основополагающих убеждениях строится индуизм. Шииты утверждают, что за пророком Мухаммедом следовали двенадцать имамов. Двенадцать звезд украшают венец Пресвятой Девы Марии. А мальчик по имени Джахан в возрасте двенадцати лет впервые увидел Стамбул.

Тощий, дочерна загорелый, непоседливый, как мелкая рыбешка, он был для своих лет явно маловат ростом. Словно пытаясь искупить сей недостаток, его темные волосы стояли на голове копной. Копна эта была так густа и непослушна, что казалась живым существом, не имеющим отношения к своему обладателю. Глядя на мальчика, люди в первую очередь обращали внимание на его шевелюру, а потом – на его оттопыренные уши, каждое размером с лопух. И все же мать мальчика утверждала: настанет пора, когда он будет пленять девушек своей лучезарной улыбкой и ямочкой на левой щеке. Против этой ямочки, похожей на отпечаток пальца стряпухи, который остался на лепешке, никто не сможет устоять, говорила мама Джахана, а он привык верить ее словам.

«Губы алые и свежие, как розовый бутон, волосы блестящие, как шелк, талия тонкая и гибкая, словно ивовый прут. Грациозна, как газель, но при этом вынослива, словно вол, а голос – ну чисто как у соловья. Этим сладким и нежным голосом, непригодным для пустой болтовни и брани, она станет петь колыбельные своим детям. И этот голос она ни разу не возвысит, разговаривая с мужем, которому будет неизменно покорна» – такую невесту обещала Джахану мать, пока была жива.

А потом она умерла. От черной меланхолии, как сказал деревенский лекарь. Но Джахан знал: бедняжка скончалась от побоев, которыми ее каждый день награждал грубый и жестокий муж, приходившийся мальчику одновременно и отчимом, и родным дядей. На похоронах отчим горько рыдал, словно не сознавая, что он сам и стал причиной смерти жены. С тех пор Джахан возненавидел этого человека лютой ненавистью. Поднимаясь на борт корабля, отплывающего в дальние края, он жалел только об одном: что покидает дом, так и не отомстив отчиму-дяде. Он твердо знал: проживи они с отчимом под одной крышей еще немного, и один из них непременно убьет другого. А если учесть, что Джахан был еще мальчишкой и отчим изрядно превосходил его в силе, то нетрудно догадаться, кому бы, скорее всего, пришлось покинуть этот мир. Пускаясь в бега, Джахан был твердо уверен, что обязательно вернется, когда настанет срок. Вернется и отомстит. А еще Джахан знал, что придет время и он встретит прекрасную девушку, которую полюбит всем сердцем. Их свадьба будет длиться сорок дней и сорок ночей, и все это время молодожены будет изнемогать от смеха и объедаться сладостями. А старшую дочь они назовут в честь его покойной матери. Таковы были мечты Джахана, которые он держал от всех в тайне.

По мере того как четырехмачтовая каракка приближалась к порту, птиц, круживших за кормой, становилось все больше. Кого здесь только не было: чайки, песочники, кроншнепы, воробьи, сойки и сороки. Некоторые птицы – самые отважные, а может, самые глупые – садились на мачты или летали над палубой, прямо над головами людей. Ветер приносил незнакомые запахи, странные, щекочущие ноздри.

После нескольких недель, проведенных в открытом море, Джахан наконец-то увидел берег. Когда вдали открылась панорама города, фантазия мальчика сыграла с ним удивительную шутку. Он глядел на берег во все глаза, но никак не мог понять, приближается Стамбул или же, наоборот, удаляется. Возможно, виной тому была туманная дымка, но суша казалась юному путешественнику продолжением моря. Город словно покачивался на волнах – ненадежный, призрачный, бесконечно изменчивый. Таким было первое впечатление Джахана от Стамбула. Тогда он и предположить не мог, что подобное впечатление столица великой империи будет производить на него и многие годы спустя.

Мальчик медленно прошелся по палубе. Поскольку матросы были заняты, никто не ворчал, что он путается под ногами. Джахан пробрался на нос корабля, чего никогда прежде ему сделать не удавалось. Ветер ударил ему в лицо, но он не обращал на это внимания. Мальчик смотрел вперед, пытаясь лучше разглядеть очертания города, расплывавшиеся в тумане. Но вот дымка рассеялась, как будто чья-то невидимая рука отдернула занавес. Теперь город, сверкающий под лучами солнца, был виден как на ладони. Стамбул раскинулся на холмах, на склонах которых тут и там зеленели кипарисовые рощи. Чутье сразу подсказало Джахану, что этот город таит в себе поразительные противоречия. Стамбул умел изменять самому себе и предавать тех, кто ему доверился. Он мог мгновенно менять настроение, в совершенстве владел искусством быть одновременно и милостивым, и бессердечным. Этот город обладал способностью щедро дарить и тут же отбирать свои дары обратно. Одержимый неуемным стремлением расти и тянущийся к небесам, он изнемогал от желаний, которые никогда не исполнялись. И мальчик, маленький чужестранец, впервые приближавшийся к берегам Стамбула, уже ощущал его неодолимое очарование.

Джахан поспешно спустился в трюм. Там в клетке томился слон, вялый и апатичный, вконец измотанный дальней дорогой.

– Чота, берег уже совсем близко! – воскликнул Джахан. – Скоро тебя отсюда выпустят!

Тут голос его слегка дрогнул, ибо он толком не представлял, что ожидает на новом месте его самого и его гигантского подопечного. Впрочем, это не имело особого значения. Какие бы неприятности ни встретили их обоих на суше, они наверняка не могли сравниться с тяготами изнурительного морского путешествия.

Чота, бессильно лежавший на соломе, никак не отреагировал на обращенные к нему слова. Глядя на неподвижного гиганта, мальчик даже испугался: а вдруг слон умер? Но потом увидел, что бока у того слегка вздымаются, и вздохнул с облегчением. Тем не менее слон был измучен донельзя: глаза его потухли, а кожа стала дряблой. Со вчерашнего дня бедняга ничего не ел и толком не спал. На нижней челюсти у него вздулась огромная опухоль, хобот распух. Пытаясь облегчить страдания своего питомца, Джахан без конца поливал ему голову водой. Но поскольку иной воды, кроме морской, в его распоряжении не было, то кожа несчастного животного воспалилась от соли и покрылась пятнами.

– Когда мы окажемся во дворце, я с ног до головы вымою тебя чистой водой, – пообещал мальчик.

Джахан бережно приложил к опухоли куркуму. За недели, проведенные в море, слон страшно исхудал. Последние дни путешествия были для него особенно мучительными.

– Вот увидишь, как славно мы заживем, – утешал его мальчик. – Султан тебя полюбит, даже не сомневайся. И все его наложницы тоже будут тебя баловать и приносить гостинцы. – Потом, решив, что следует предусмотреть все возможности, Джахан добавил: – А если вдруг они станут плохо к тебе относиться, мы убежим, только и всего. Не бойся, Чота, мы с тобой не пропадем!

Джахан мог бы еще долго разговаривать со своим питомцем, но тут на лестнице раздались торопливые шаги, и в трюм ворвался матрос.

– Живо иди к капитану! – скомандовал матрос. – Он хочет с тобой поговорить!

Несколько минут спустя мальчик уже стоял перед дверью капитанской каюты, из-за которой доносился сухой кашель, перемежавшийся сплевыванием. Джахан ужасно боялся этого человека, хотя и старался не показывать вида. Капитан Гарет был известен всем и вся под двумя прозвищами: Гяур (то есть Неверный) Гарет и Делибаш Рейс – Безумный Капитан (так его окрестили за неистовый нрав). Гарет мог вполне добродушно шутить и смеяться с кем-нибудь из матросов, а мгновение спустя выхватить из ножен саблю и изрубить бедолагу на куски. Джахан видел это собственными глазами.

Никто на свете не знал, по какой причине этот старый морской волк, уроженец приморского английского города, большего всего на свете любивший свиные отбивные с кровью и крепкий эль, предал свою страну и перешел на службу Османской империи. Эту тайну Гарет хранил в своем сердце и собирался унести с собой в могилу. Благодаря редкому бесстрашию, капитан стал известен и почитаем в серале. Султан был потрясен, узнав, что в сражениях с английской флотилией ни один из оттоманских капитанов не мог сравниться с Гаретом в отваге и ярости. Тем не менее Сулейман не доверял гяуру, хотя и обещал тому покровительство и защиту. Он знал: нельзя полагаться на верность человека, способного вонзить нож в чужую спину. Пес, некогда укусивший кормившую его руку, может сколько угодно выражать преданность своему нынешнему хозяину, однако рано или поздно настанет час, когда он вонзит зубы и в его плоть тоже.

Набравшись храбрости, Джахан вошел в каюту. Капитан сидел за столом. Сегодня он показался мальчику не таким грозным, как обычно. Его темная всклоченная борода была тщательно вымыта, расчесана, смазана маслом и приобрела более светлый, рыжевато-коричневый оттенок. Даже огромный шрам, который пересекал левую щеку капитана и тянулся от уха до рта, выглядел не таким зловещим. К тому же в честь прибытия в Стамбул Гарет переоделся: темно-коричневую свободную рубаху сменила белая, ослепительно-чистая сорочка, а потертые кожаные штаны – шаровары из тонкой шерсти. На шее у него красовалось ожерелье из бирюзы – камня, предохраняющего от дурного глаза. Свеча, стоявшая на столе, почти догорела; рядом с ней лежала растрепанная книга, в которой капитан вел учет ценностям, награбленным во время плавания. Увидев мальчика, он поспешно закрыл книгу, хотя в этом не было ни малейшей нужды. Джахан не умел читать. Он не любил буквы, предпочитая им рисунки. А еще ему очень нравилось самому изображать различные фигуры и силуэты. Джахан рисовал всегда и везде, где только было можно, рисовал на любой поверхности – на земле, на песке, на телячьих и козлиных кожах. За время путешествия он создал множество портретов матросов и изображений корабля.

– Видишь, парень, я сдержал свое слово. Доставил тебя в Стамбул в целости и сохранности, – произнес капитан и яростно сплюнул, ловко попав в стоявшую поодаль плошку.

– Слон болен, – не глядя на капитана, сказал мальчик. – Вы не позволили мне выпускать его из клетки, вот он и заболел.

– Он поправится, как только окажется на суше, – снисходительно бросил капитан. – Да и в любом случае, тебе-то что за печаль? Разве это твой слон?

– Нет, этот слон принадлежит султану.

– Правильно, малец. И если ты сделаешь, как я скажу, мы все останемся в выигрыше.

Джахан уперся взглядом в пол. Ранее капитан уже упоминал о своих намерениях, но мальчик надеялся, что Гарет от них откажется. Как выяснилось, надеялся напрасно.

– Султанский дворец до отказа набит золотом и драгоценными камнями. Настоящий рай для воров, – изрек Гарет. – Когда ты туда попадешь, то без труда сумеешь стащить уйму всевозможных ценностей. Только не бери сразу слишком много. Если турки тебя поймают, мигом отрубят руки, можешь не сомневаться. Брать надо осторожно, понемногу.

– Да ведь там наверняка повсюду стражники…

Капитан вихрем налетел на мальчика:

– Ты что, отказываешься? Или, может, ты забыл, что случилось с тем несчастным погонщиком?

– Не забыл, – одними губами прошептал Джахан.

– Помни, тебя ожидал такой же конец! Да без моей помощи жалкому мальчишке вроде тебя нипочем бы не выжить.

– Я очень вам благодарен, – выдавил из себя мальчик.

– Так докажи свою благодарность не только словами, но и делом.

Капитан закашлялся, брызгая слюной, снова сплюнул и прошипел, притянув собеседника к себе:

– Если бы не я, ребята изрубили бы твоего слона на куски и скормили акулам. А что касается тебя… они бы славно с тобой позабавились, все по очереди. А потом продали бы в бордель. Но я за вас заступился, за тебя и за эту скотину. Так что, малец, ты мой должник по гроб жизни. И ты сделаешь все, что я скажу. Назовешься погонщиком слона и проникнешь в сераль.

– Но там же сразу поймут, что я не умею обращаться со слонами, – попытался возразить Джахан.

– Никто ничего не поймет, если ты будешь вести себя по-умному, – усмехнулся капитан и схватил мальчика за плечо, обдав его кислым запахом виски. – А ты будешь вести себя по-умному. Потому что ты смышленый парень. Я подожду, пока ты там освоишься, оглядишься по сторонам. А после сам тебя отыщу. И ты сделаешь все, что я скажу. А если вздумаешь мне перечить, пеняй на себя! Богом клянусь, я выпотрошу тебя живьем! А может, и не стану о тебя руки марать. Просто расскажу, что ты самозванец. Знаешь, какая участь ждет того, кто дерзнул обмануть султана? Беднягу подвешивают на железном крюке, и он болтается так, пока не умрет. Дня два, не меньше, а то и целых три. Только вообрази себе, малец, эти веселые денечки. Да ты будешь умолять о смерти как о великой милости.

Тут Джахан, изловчившись, вырвался из железной хватки капитана, выскочил из каюты и стрелой помчался по палубе. Прыгая через ступеньки, он спустился в трюм и калачиком свернулся на полу рядом со слоном. Увы, его единственный друг был лишен дара речи и не мог сказать ему ни слова утешения и поддержки. Поглаживая Чоту по хоботу, Джахан разрыдался, как маленький. Впрочем, он и был еще совсем ребенком.

Наконец корабль бросил якорь у пристани, и началась разгрузка. Мальчик прислушивался к шуму, доносившемуся сверху. Высунуться из трюма он не решался, хотя умирал с голоду и отчаянно хотел вдохнуть свежего воздуха.

«Любопытно, куда подевались крысы? – думал Джахан. – Неужели они, как положено благовоспитанным пассажирам, сошли на берег, едва корабль оказался в гавани?» Он представил, как хвостатые грызуны гуськом спускаются по трапу, а потом стремительно разбегаются по улицам и закоулкам Стамбула.

Наконец терпение Джахана иссякло, и он поднялся на палубу. К великому его облегчению, она была пуста. Скользнув глазами по пристани, мальчик увидел, что капитан беседует с каким-то человеком в богатом одеянии и высоком тюрбане. Вне всякого сомнения, то было какое-то высокопоставленное лицо. Капитан заметил мальчика и сделал ему знак подойти. Джахан повиновался, сбежал по шаткому трапу и приблизился к ним.

– Капитан сказал, что ты погонщик слона, – изрек незнакомец.

На долю мгновения Джахан заколебался, но потом счел, что опровергать эту ложь не в его интересах.

– Да, эфенди, – кивнул он. – Я прибыл из Индии вместе со слоном.

– Вот как? – На лице чиновника отразилось подозрение. – Когда же ты научился говорить на нашем языке?

Джахан ожидал этого вопроса.

– При дворе шаха, эфенди. А еще на корабле. Мне очень помог капитан Гарет.

– Тем лучше, – бросил чиновник. – Мы заберем слона завтра утром. Прежде надо закончить разгрузку судна.