Я знаю, кто ты

Я пытаюсь вспомнить вчерашний день. Кажется, это было так давно. Я практически уверена, что вернулась со съемок самое позднее в пять. Я была здесь, когда он это делал.

– Странно… – говорит она.

– Что странно?

Она медлит, прежде чем ответить:

– Ваш муж не снимал деньги и не закрывал счет.

Теперь я слушаю очень внимательно.

– Тогда кто это сделал?

Снова длинная пауза.

– Ну, согласно нашим данным, миссис Синклер, это сделали вы.

Три

– Миссис Синклер? – говорят на другом конце провода.

Мне кажется, что голос доносится издалека, что колл-центр банка стал еще дальше, чем раньше, и я не могу ответить. Мне конец. Кажется, я потеряла счет времени. Я словно качусь вниз по склону со страшной скоростью, и мне не за что ухватиться.

Наверно, если бы я сходила в банк и закрыла наш счет, я бы об этом помнила.

Стук в дверь. Я кладу трубку и бегу открывать, сама себе наступая на пятки. Я не сомневаюсь, что за дверью меня ожидает Бен и логичное объяснение происходящего.

Я ошибаюсь.

На пороге стоят мужчина средних лет и молодая девушка. Оба они одеты в дешевые костюмы. Он выглядит как завсегдатай низкопробных пивнушек, а она – как девочка, примерившая одежду старшей сестры.

– Миссис Синклер? – спрашивает она, сдабривая мое имя своим шотландским акцентом.

– Да? – я гадаю, не ходят ли они по домам, предлагая какой-нибудь товар, например стеклопакеты или бога, или, еще того хуже, не журналисты ли они.

– Я инспектор уголовной полиции Алекс Крофт, а это – сержант Уэйкли. Вы звонили по поводу своего мужа, – добавляет она.

Инспектор? Она выглядит как школьница.

– Да, звонила. Проходите, пожалуйста, – отвечаю я, тут же забывая их имена и звания. У меня так гудит голова, что мозг не в состоянии обработать дополнительную информацию.

– Спасибо. Мы можем с вами где-нибудь присесть? – спрашивает она, и я на автомате, словно в трансе, веду их в гостиную.

Ее миниатюрная фигурка запакована в неприглядный брючный костюм черного цвета. Из-под пиджака виднеется белая блузка. Все это вместе, действительно, напоминает школьную форму. У нее простое, но миловидное лицо без капли косметики, а тусклые волосы до плеч выглядят такими прямыми, как будто она прогладила их заодно с одеждой. Вся она – воплощение чистоты и редкостной опрятности. Наверное – приходит мне в голову, – она работает недавно. Может быть, он ее обучает. Я не ожидала, что ко мне на порог заявятся сотрудники уголовной полиции. Обычный полицейский – возможно, но не они. Интересно, чем я заслужила такое внимание, гадаю я и со страхом отмахиваюсь от возможных ответов, приходящих в голову.

– Итак, ваш муж исчез, – переходит она к делу, когда я сажусь напротив.

– Да.

Она молчит и смотрит на меня, как будто ждет, что я скажу что-то еще. Я смотрю на него, потом снова на нее, но он кажется не особо разговорчивым, а она продолжает сидеть с тем же выражением лица.

– Простите, я не знаю, как это обычно происходит, – говорю я, уже начиная волноваться.

– Например, для начала вы можете нам рассказать, когда видели мужа в последний раз.

– Так… – я задумываюсь на секунду.

Я помню спор на повышенных тонах, его руки у себя на горле. Помню, что он говорил и что делал. Я замечаю, что полицейские обмениваются взглядами и молчаливыми наблюдениями, и вспоминаю, что нужно ответить на вопрос.

– Извините. Я сегодня не спала. Я видела его позавчера вечером. И я должна вам еще кое-что рассказать.

Она подается вперед.

– Кто-то снял все деньги с нашего общего счета.

– Ваш муж? – спрашивает она.

– Нет, кто-то… другой.

Она хмурится, и на ее лбу, только что абсолютно гладком, проступают привычные морщины.

– А много там было денег?

– Около десяти тысяч фунтов.

Она поднимает аккуратно выщипанную бровь.

– Я бы сказала, немало.

– Еще, я думаю, вам следует знать, что пару лет назад меня преследовала какая-то женщина-сталкер. Мы поэтому сюда переехали. У вас должны быть записи, мы тогда обращались в полицию.

– Маловероятно, что эти события связаны, но мы обязательно это учтем. – Странно, что она так легко отмахивается от факта, который может оказаться важным. Она снова откидывается на стуле, продолжая хмуриться. Раз появившись, морщины прочно обосновались у нее на лбу. – Когда вы звонили нам вчера вечером, вы сообщили сотруднику, с которым разговаривали, что все личные вещи вашего мужа на месте. Это так? Его телефон, ключи, кошелек, даже обувь?

Я киваю.

– Вы не возражаете, если мы немного осмотримся?

– Конечно, делайте, что нужно.

Я следую за полицейскими по дому, хотя не уверена, что так можно. Они молчат, по крайней мере, ничего не произносят вслух, но я замечаю, что между ними происходит беззвучный диалог, обмен взглядами. Они осматривают комнату за комнатой. Каждая наполнена воспоминаниями о Бене, и кое-что я предпочла бы забыть.

Пытаясь вспомнить точный момент, когда наши отношения начали разваливаться, я понимаю, что это случилось задолго до того, как я получила свою первую роль в кино и отправилась в Лос-Анджелес. Это произошло здесь, дома. Меня не было несколько дней, я уезжала на съемки в Ливерпуль. Небольшая роль в драме для BBC, ничего особенного. Я вернулась ужасно уставшей, но Бен уговаривал меня пообедать в ресторане и, когда я хотела отказаться, сделал предупреждающее лицо. Одеваясь перед выходом, я уронила сережку, и ее застежка упала под кровать. Маленький кусочек серебра породил эффект бабочки, навсегда изменивший курс нашего брака. Застежку я так и не нашла, зато нашла кое-что другое: красную помаду – чужую, не мою – и осознание того, что мой муж тоже уже не мой. Не могу сказать, что это была полная неожиданность: Бен – привлекательный мужчина, и я неоднократно замечала, как смотрят на него другие женщины.

Я никогда не обсуждала с ним свою находку. Я не сказала ему ни слова. Не осмелилась.

Инспектор долго осматривает нашу спальню, и у меня возникает ощущение, что она грубо вспорола мое личное пространство и теперь там копается. Еще ребенком меня научили не доверять полиции, и я не доверяю ей до сих пор.

– Еще раз напомните мне, пожалуйста, когда точно вы видели мужа в последний раз, – говорит инспектор.