Когда он вышел из себя и превратился в кого-то совершенно мне незнакомого.
– Мы ужинали в индийском ресторане на главной улице… Я ушла немного раньше. Я плохо себя чувствовала.
– И вы не видели его, когда он пришел домой?
Видела.
– Нет, на следующий день я должна была рано вставать. Я уже легла, когда он вернулся.
Я знаю, что она знает, что я вру. Я даже не знаю зачем – наверное, от стыда и сожаления, – но ко лжи не прилагается чек, ее нельзя взять обратно.
– Вы спите в разных комнатах? – спрашивает инспектор.
Какое ей дело?
– Не всегда, у нас обоих беспорядочный график, он журналист, а я…
– Но вы слышали, как он вернулся домой.
Слышала. Чувствовала. Вдыхала запах.
– Да.
Ее внимание привлекает что-то за дверью, и она достает из кармана пару голубых латексных перчаток:
– А в этой спальне спите вы?
– Здесь обычно спим мы оба, позавчера было исключение.
– Ты когда-нибудь спишь в отдельной комнате, Уэйкли? – спрашивает она у своего молчаливого напарника.
– Раньше случалось, если мы ссорились. Тогда у нас еще были силы и время на ссоры. Но теперь у нас нет ни одной свободной комнаты, все заполнили несносные подростки, – отвечает он.
Оно умеет говорить.
– Почему у вас задвижка изнутри на двери спальни, миссис Синклер? – спрашивает она.
В первый момент я теряюсь.
– Я же говорила, меня преследовала женщина. Поэтому я серьезно подхожу к вопросам безопасности.
– Вы знаете, почему она выломана? – инспектор снова закрывает дверь, и мы видим сломанную металлическую петлю и трещины на деревянной раме.
Знаю.
Я чувствую, что краснею:
– Недавно задвижку заело, и мужу пришлось выломать дверь.
Инспектор снова смотрит на дверь и медленно, словно делая усилие, кивает.
– У вас есть чердак? – спрашивает она.
– Да.
– А подвал?
– Нет. Вы хотите осмотреть чердак?
– В другой раз.
В другой раз? Сколько же еще раз они собираются приходить?
Я возвращаюсь вслед за ними на первый этаж, и экскурсия по дому заканчивается на кухне.
– Красивые цветы, – говорит инспектор, замечая дорогой букет на столе. Она читает записку. – За что он извиняется?
– Не знаю, у меня не было возможности спросить.
Что бы она ни думала, лицо не выдает ее мыслей.
– Прекрасный сад, – говорит она, глядя сквозь стеклянные раздвижные двери.
На ухоженной лужайке еще видны полоски с тех пор, как Бен подстригал ее в прошлый раз, а деревянный настил буквально блестит в лучах утреннего солнца.
– Спасибо, – отвечаю я.
– У вас красивый дом, как в кино или как на фотографиях в журнале. Он такой… как бы это сказать? Минималистский. Точно. Ни семейных фото, ни книг, ни барахла…
– Мы еще не все распаковали.
– Вы только что переехали?
– Примерно год назад.
Они оба поднимают на меня глаза.
– Меня часто не бывает дома. Я актриса.
– Не волнуйтесь, миссис Синклер, мы знаем, кто вы. Я видела вас в прошлом году в том сериале, где вы играли сотрудницу полиции. Мне понравилось.
Кривая усмешка исчезает с ее лица, и я решаю, что последнее утверждение было неправдой. Я молча смотрю на нее, не представляя себе, как нужно отвечать.
– Вы не могли бы нам одолжить какую-нибудь свежую фотографию своего мужа? – спрашивает она.
– Да, конечно, – отвечаю я, радуясь, что мы сменили тему.
Я подхожу к камину, но на каминной полке пусто. Я окидываю взглядом голые стены гостиной, наш маленький стеллаж и понимаю, что там нет ни одной фотографии. Ни его, ни моей, ни нашей совместной. Я помню, что здесь была фотография с нашей свадьбы, но не могу сообразить, куда она делась. Свадьба была скромной и незаметной: только мы вдвоем. За ней последовала череда все более и более незаметных дней, и скоро мы уже с трудом находили в них друг друга.