Жены и дочери

– Разве вам не известно, как трудно бывает ужиться с собственными принципами? Вам предстоит еще многому научиться, мой юный коллега! – ответил доктор и вышел из кабинета.

– Никак не могу понять учителя, – сокрушенно вздохнул Уинн. – Над чем ты опять смеешься, Кокси?

– Да вот думаю, как тебе повезло с родителями: сумели внедрить в твой мозг прочную мораль. Если бы матушка не объяснила тебе, что убийство – это преступление, ты бы только и делал, что травил бедняков направо и налево, полагая, что исполняешь завет старика Гибсона, а на суде сказал бы в свое оправдание: «Господин судья, они не могли оплатить лечение, а потому я поступил так, как научил меня мистер Гибсон, великий доктор из Холлингфорда: отравил их».

– Терпеть не могу его насмешки!

– Да полно! Если бы не юмор учителя, не тамаринд и кое-что еще, давно сбежал бы в Индию. Ненавижу провинциальные городишки, запах больных людей и лекарств… Фу!

Глава 5

Телячья любовь

Однажды по какой-то причине мистер Гибсон неожиданно вернулся домой и, оставив лошадь в конюшне, вошел в холл через садовую дверь, поскольку сад соседствовал с хозяйственным двором. В этот момент из кухни выскочила младшая служанка с запиской в руке и направилась к лестнице, однако увидела господина, испуганно вздрогнула и хотела было вернуться в кухню. Если бы не это столь явное свидетельство вины, то лишенный подозрительности мистер Гибсон не обратил бы на девушку внимания, но сейчас быстро подошел и потребовал:

– Дай записку, Бетия!

Горничная растерялась и, запинаясь от страха, возразила:

– Это для мисс Молли.

– Немедленно отдай! – повторил хозяин с угрозой в голосе.

Служанка уже едва не плакала, однако продолжала держать записку в кулаке, спрятав руки за спину.

– Он велел передать лично, и я пообещала, честное слово дала.

Тогда мистер Гибсон приказал:

– Немедленно разыщите мисс Молли и скажите, чтобы спустилась сюда.

Хозяин пригвоздил Бетию неумолимым взглядом, и пытаться ускользнуть не имело смысла. Можно было бы незаметно бросить записку в печь, но бедняжка не догадалась: так и стояла словно изваяние, опасаясь поднять взгляд на господина.

– Молли, дорогая!

– Папа? Что-то ты рано сегодня, – удивилась ничего не подозревавшая девушка.

– Бетия, сдержи обещание: мисс Молли перед тобой, так что отдай записку ей в руки.

– Честное слово, мисс, я ни в чем не виновата!

Девушка взяла записку и хотела было развернуть, но не успела.

– Нет, дорогая, не стоит, – остановил ее отец. – Отдай мне. А ты, Бетия, скажи тем, кто тебя послал, что все письма для мисс Молли должны проходить через мои руки. Инцидент исчерпан, и все могут отправиться по своим делам.

– Но, папа, ты же можешь сказать, кто это написал.

– Обсудим как-нибудь позже.

Так и не удовлетворив любопытство, девушка неохотно вернулась наверх, к мисс Эйр, которая по-прежнему оставалась если не гувернанткой, то ежедневной компаньонкой. Доктор же вошел в пустую столовую, закрыл за собой дверь, взломал на записке печать и начал читать. Это было пламенное признание в любви от мистера Кокса, который заявлял, что больше не может видеть мисс Молли каждый день и не иметь возможности поведать о своей страсти. «О вечной страсти», как он выражался, чем вызвал усмешку у мистера Гибсона. Не согласится ли она взглянуть на него благосклонно? Не задумается ли о том, чьи мысли сосредоточены на ней? И так далее, с солидной долей комплиментов в адрес ее красоты. В его глазах Молли представала не бледной, а светлокожей; глаза ее сияли словно звезды; ямочки на щеках напоминали о прикосновении Купидона. И все в таком духе.

Закончив чтение, мистер Гибсон задумался. Кто бы мог представить, что юноша так сентиментален… Но, с другой стороны, в кабинете стоит собрание сочинений Шекспира. Пожалуй, пришла пора его оттуда убрать, а взамен поставить словарь Джонсона. Утешало лишь одно: абсолютная, на грани невежества невинность дочери. Совершенно точно это «признание в любви», как назвал его автор, первое, но все же слишком рано все это началось, и это тревожило. Подумать только, ведь ей еще и семнадцати нет, только через полтора месяца исполнится! Совсем ребенок. Впрочем, бедняжка Дженни была еще моложе, а как он ее любил! (Миссис Гибсон звали Мери, так что доктор вспоминал какую-то другую особу.) Мысли потекли в ином направлении, хотя он по-прежнему держал в руке открытую записку. Спустя некоторое время взгляд снова сосредоточился на листке бумаги, а сознание вернулось к настоящему. «Пожалею мальчика, ограничусь намеком: он достаточно сообразителен, чтобы понять. Бедный парнишка! Самое мудрое, конечно, отослать его восвояси, но куда же он пойдет? Дома-то у него нет…»

После некоторых размышлений в том же ключе мистер Гибсон сел за письменный стол и выписал юному влюбленному рецепт:

«Мастер Кокс (обращение «мастер» затронет его за живое, усмехнулся доктор), 19 лет.

Pp: Verecundiae, Fidelitatis Domesticae, Reticentiae.

Signa: Capiat hanc dosim ter die aqua pura.

R. Gibson» [11 - Скромность, домашняя преданность, уважение. Смешать с чистой водой и принимать три раза в день. Р. Гибсон (лат.).].

Перечитав написанное, мистер Гибсон грустно улыбнулся: «Ах, бедняжка Дженни», – достал из ящика конверт, вложил в него пылкую записку и рецепт, а затем запечатал конверт перстнем с четко вырезанными старинными буквами инициалами R.G., но, прежде чем написать адрес, задумался: «Обращение «Мастер Кокс» на видном месте мальчику не понравится. Не стоит подвергать его позору».

Имя адресата на конверте теперь выглядело так: «Эдварду Коксу, эсквайру».

Покончив с этим, доктор обратился к профессиональным делам, которые так своевременно привели его домой в неурочный час, а затем через сад вернулся в конюшню. Уже на лошади, внезапно будто что-то вспомнив, он обратился к конюху:

– О, кстати! Вот письмо мистеру Коксу. Будь добр, не отдавай его прислуге, а отнеси в кабинет сам, причем прямо сейчас.

Легкая улыбка, с которой мистер Гибсон выехал со двора, на пустынной улице мгновенно пропала. Придержав лошадь, он глубоко задумался о том, как неловко растить взрослеющую дочь без матери в одном доме с двумя молодыми людьми, пусть даже она видит их только за столом, а весь разговор ограничивается фразой: «Могу я положить вам картофель?» – или, как выражался мистер Уинн, «Могу ли я предложить вам картофелину?» С каждым днем такие вопросы все больше раздражали хозяина, но виновнику нынешнего затруднения мистеру Коксу предстояло оставаться в доме в качестве ученика еще целых три года, ведь он пришел последним, и их следовало как-то пережить. Что делать, если телячья любовь продолжится? Рано или поздно Молли все равно о ней узнает.

Непредвиденное обстоятельство до такой степени выводило из себя, что мистер Гибсон решил усилием воли выбросить его из головы, пустив лошадь галопом, и обнаружил, что тряска на развороченной за сотню лет булыжной мостовой чрезвычайно благотворно сказывается если не на состоянии костей, то на образе мыслей. В тот день он посетил множество пациентов и домой вернулся, представляя, что худшее осталось позади, а мистер Кокс понял прозрачный намек и принял предписание к сведению. Оставалось лишь найти надежное место для злополучной Бетии, проявившей столь предосудительную склонность к интригам. Однако мистер Гибсон ошибся в предположениях. Как правило, молодые люди появлялись в столовой к чаю, проглатывали по две чашки, прожевывали положенные тосты и исчезали. В этот вечер за непринужденным разговором на отвлеченные темы наставник пристально следил за учениками из-под полуопущенных ресниц и в результате наблюдения заметил, что мистер Уинн едва сдерживает смех, а рыжеволосый краснолицый мистер Кокс покраснел еще больше и явно пребывает в крайнем негодовании.

«Что же, пусть получит то, что хочет», – подумал доктор и препоясал чресла, готовясь к схватке. Он не последовал за Молли и мисс Эйр в гостиную, как обычно, а остался на месте и притворился, что читает газету, пока Бетия с распухшим от слез лицом и оскорбленным видом убирала со стола. Минут через пять после ее ухода раздался ожидаемый стук в дверь.

– Можно поговорить с вами, сэр? – послышался из коридора голос невидимого мистера Кокса.

– Конечно. Входите, мистер Кокс. Как раз собирался обсудить с вами счет из аптеки Корбина. Прошу, присаживайтесь.

– Вовсе не хотел, сэр, не думал… Нет, спасибо, лучше постою. – Он остался стоять, демонстрируя оскорбленное достоинство. – Речь о том письме, сэр. О письме с унизительным рецептом, сэр.

– Унизительный рецепт! Удивлен, что мое предписание способно получить такую характеристику, хотя порой, услышав диагноз, пациенты чувствуют себя униженными, и больше того, могут обидеться даже на то лекарство, которого требует заболевание.

– Я не просил прописывать мне лечение.

– Конечно нет! И все же именно вы тот самый мастер Кокс, который отправил записку с Бетией. Позвольте сообщить, что по вашей милости служанка лишилась места, а записка оказалась чрезвычайно глупой.

– Однако перехватив письмо, адресованное вовсе не вам, открыв и прочитав его, вы, сэр, нарушили кодекс чести джентльмена!

– Нет! – возразил мистер Гибсон с легким блеском в глазах и улыбкой на губах, не ускользнувшей от внимания возмущенного мистера Кокса. – Полагаю, когда-то я считался довольно привлекательным и, как все в двадцать лет, отличался самодовольством, но даже тогда вряд ли поверил бы, что все эти липкие комплименты адресованы мне.

– Вы повели себя не как джентльмен, сэр, – запинаясь, повторил Кокс и хотел добавить что-то еще, однако мистер Гибсон перебил:

– Позвольте сообщить вам, молодой человек, что поступок простителен только с учетом вашей молодости и полного невежества относительно правил домашней порядочности. Я принимаю вас, как члена семьи, а вы сбиваете с толку одну из моих служанок, наверняка подкупив взяткой…

– Право, сэр! Не дал ни пенни.