Степени свободы

Почему-то мне вдруг становится не по себе, и я вспоминаю как купил свою первую маску лет девять назад, когда Европа была уже охвачена эпидемией VRa и экспоненциально приближалась к "Матрице". Сестра только собиралась переезжать, я заканчивал аспирантуру, а первые маски все еще пылились на витринах бутиков, служа малопонятным развлечением для богачей и не менее малопонятной мечтой подростков. Маску я привез с конференции в Женеве, стоила она там в полтора раза дешевле. И вот когда в самолете, уже настроив на дисплее смартфона часовое погружение, я подносил к лицу маску – моя рука дернулась.

Стало вдруг страшно уходить из совсем привычной реальности куда-то, где я буду только проекцией самого себя. Тонкая сложенная игла показалась мне жуткой, а сама маска напомнила смешившие в детстве хорроры про пришельцев-паразитов, присасывающихся к лицу. Мной овладел вполне закономерный страх потерять личность, будто сам я не знал, что все мои решения обусловлены много больше подсознанием и работой нейромедиаторов нежели моим непосредственным участием. И все же это было слишком пугающе – потерять контроль.

Маску я тогда не надел. Только выпив несколько наполовину наполненных граненых стаканов с анджеевским ромом и только после его же громких заявлений (в буквальном смысле) о "нереальности" новой реальности.

Мне было так странно думать о том, что почти никто об этом не задумывался и с радостью прыгал в объятия пустоты. Так как их было большинство, отклонением от нормы был я.

И вот теперь, спустя столько времени и давно забыв о глупом страхе, почему-то об этом вспомнил. Это показалось мне дурным знаком, но как любой уважающий себя ученый я рывком надел маску, только чтобы удостовериться в отсутствии того, что вполне возможно благодаря квантовым флуктуациям и совершенно немыслимо с точки зрения горстки прикрывающихся толстыми монографиями людей.

В полной темноте всего один укол тонкой-тонкой иглой. Прямо в переносицу, предварительно сбрызнутую гелем-анестетиком. Неприятно, но вполне привычно.

Все погасает ровно на секунду.

***

Открываю глаза я совсем в другом месте. Маска уже была настроена на комнату – это отсек Сада. Лабиринт с постоянно обновляющейся природой. Одна из пяти основных и наиболее проработанных нейтральных локаций. Можно прийти в общий канал или вообще создать свой полностью закрытый и в одиночестве ходить по искусственной траве, смотря на искусственное небо и слушая искусственных птиц.

Где-то минуту я привыкаю к новым ощущениям. Тело будто становится легче и при этом в ощущениях появляется какая-то пелена, словно ты чувствуешь все наполовину.

Касаешься всего через тонкие кожаные перчатки. Невидимый скафандр.

Здесь должна состояться моя встреча с идеальной девушкой – подобранной мне нейросетью Митиной команды. Идея и вправду отличная – вот только в подобных уравнениях слишком много неизвестных. Даже с нашими чипами и буквально прогулками в чужих головах полностью узнать чужой мир совершенно не получится. Всего лишь аппроксимация. Иначе слепки(или как принято говорить, модели) давно бы уже заменили нам реальных людей.

У Олега есть именно такая девушка. Девушка – слепок. Печальный и утонченно-красивый Олег, будто вышедший из готического романа вместе со всем набором душевных метаний и страшных тайн – Олег, по которому безнадежно когда-либо вздыхала каждая из девушек в Институте, которому вслед оборачиваются также часто, как безразлично проходят мимо меня. Он променял реального человека со свойственными ему флуктуациями непредсказуемости и постоянному отклонению от модели поведения, неожиданному и прекрасному в бесконечных ошибках на бездушную математику в эфемерной оболочке, которую сам придумал и когда-то нарисовал на салфетке в столовой.

Я видел этот рисунок и видел эту девушку. Даже внешность у нее какая-то нечеловеческая, чистая симметрия и золотые сечения в каждом миллиметре. И говорит она так, что мне становится не по себе, хотя видел я ее только два раза и те совершенно случайно.

Будто бы ожившая статуя, она медленно растягивает слова и говорит формулами, сплетая их так изящно, будто это не константы и переменные, а нежный венок из ветвей вишни в летнем саду. Она не как девушка, она как богиня – будто бы живущая всегда вечно и знающая все на свете. Она – воплощение математики. Ее ожившая версия.

Мы никогда это обсуждали, но говорят, что Олег никогда с ней не спал.

Он скрывает от всех ее существование, но мне и Анджею со Станиславом давно уже все известно. Иногда, выпив, Анджей грозится, что расскажет об этом всему Институту – ведь это единственный способ отвадить от него бесконечные потоки внимания. Я не хочу его разочаровывать – это совершенно не поможет, ведь тогда к восхищению добавится еще и жалость. А это совсем уж гремучая смесь.

Может мне стоит придумать себе физику? Почему бы не полюбить то, в чем уже давно и безвозвратно утонул?

Правда таких девушек, как модель Олега в природе не существует, а приложение Мити ищет реальных пользователей VRа. Отправляет запрос, принимает ответ и все это в считанные минуты. Остается ждать согласия или отказа.

Я прохаживаюсь по аллее и задумчиво вожу руками по коре деревьев. Рука на миллиметр всегда застревает в текстурах. Это кажется мне забавным.

Какая девушка может быть идеальной? Я никогда не задумывался об этом.

Умная? Образованная? Впрочем, первое важнее.

Красивая? Задумчивая? Мечтательная?

Несчастная? В таких влюбиться намного легче, но сложнее любить.

Все это показалось мне каким-то пошлым. Совсем простым и потому неинтересным.

Я не хочу любить определенный набор характеристик. Неужели именно это и есть человек? Если хотите –душа.

Я никогда не видел этот образ, я никогда его не встречал. С теми несколькими девушками, с которыми мне удавалось построить не слишком длительные отношения все было иначе. С одной было комфортно, с другой интересно. Но почувствовать любовь мне никогда не удавалось. Или я совсем не придавал этому значение – может быть рост любви продолжался бы монотонно, но отношения всегда заканчивались раньше, чем я мог заставить себя отыскать это чувство в глубине моего проржавевшего железного рассудка.

Просто очень хочу влюбиться. Еще хочу, чтобы этот образ был случайным – именно тот ключ, который подойдет к моим рецепторам дофамина. И, наконец, просто хочу попробовать.

Я ощутил азарт и подумал, что игра совершенно точно стоит свеч. Хотя, вообще говоря, благодаря Мите мне это игра не стоит совершенно ничего.

Тогда я действительно так думал.

***

Солнце склонялось над горизонтом, а ярко-зелёная листва плавно меняла цвет на закатный, чтобы через пару часов покрыться снежным налетом.

Говорят, в следующем обновлении Лабиринт можно будет сделать статичным и бродить по вечному лету или вечной зиме, что тебе больше нравится – свобода выбора в новой реальности растет в геометрической прогрессии.

Только вчера все мы видели один и тот же мир, а сегодня уже можем купить понравившийся и нарисовать тех, кого мы хотим в нем видеть. Потому что в новом мире больше свободы. Мы определяем свой образ полностью – от голоса до цвета глаз и формы ногтей. Мы двигаемся в новых измерениях, умея идти не только вперед, назад, вправо и влево, но и перепрыгивая сквозь, по спирали – от комнаты к комнате. От мира к миру.

Больше параметров и характеристик, больше измерений. Но меньше случайностей.

Еще немного и мы научимся слышать формы, пробовать на вкус музыку и бродить по ленте времени будто по серпантину. Так много возможностей и так много выбора. Но нужно ли нам так много свободы? Так много параметров?

Ведь все эти возможности будут мнимыми, оставаясь внутри – в голове.

А что же с любовью – с этой пресловутой игрой в гормоны? Насколько реальна она, если ничем не отличается от VRа, просто скрываясь в голове и не имея доступа к объективной реальности?

Эти мысли грустно прокручивались у меня в голове, скрипучей надоедливой пластинкой. Мы, ученые, не любим виртуал, потому что нам не нравится, что нас дурачат, обесценивая действительность. Да мы, которые всю жизнь проводят в компании полностью выдуманных соотношений между выдуманными величинами.

Может быть моя ошибка в том, что я не даю будущему шанс?

Я попробую. Пусть это будет первая и последняя попытка.

Смотрю на дисплей часов вместо того, чтобы вызвать циферблат прямо в воздухе.

Девушки часто опаздывают.

***

Зелеными остались только кончики листьев, и они один за другим полностью резким всплеском переходят в золотой или багровый.

Сейчас, когда изменения в лабиринте почти завершились, его очертания кажутся зыбкими. Я пытаюсь найти хоть один еще не ставший осенним лист и вдруг замечаю его в стене лабиринта вдалеке снизу. Но и он поддается текстурам и переходит в новое состояние. И вот в это самое мгновение, подняв взгляд к горизонту, я замечаю силуэт.

Такой же расплывчато-мягкий и как все в эту секунду, только встраивающийся в окружающее пространство после одобрения запроса на вход. Это те самые несколько секунд междумирья. Когда ты уже не в своем теле, но еще не встроился в VR – когда нейроны в замешательстве разбрасываются связями, пытаясь создать картинку, но чип направляет всю их деятельность в сторону своего алгоритма, приучает фантазию быть послушной и рисовать по данному эскизу. Нескольким гигабайтам, циркулирующим по облаку от головы к голове.

Силуэт становится четким, и я стараюсь рассмотреть все детали. Длинные волосы до острых лопаток, легко колышущиеся на ветру и обтекающие ее будто невесомой вуалью отливают золотым. Хрупкая тень – тонкие руки, совсем простое платье до щиколоток из воздушной ткани чуть заметно просвечивается, бликуя на солнце. Силуэт приближается.

Дрожит. Казалось, это баг загрузки, но чем ближе она подходила, тем очевиднее становилось – на самом деле ее била мелкая дрожь, которую она изо всех сил пыталась унять, стискивая кулаки.

Я стараюсь запомнить все.