– Эк без леса-то жить тоскливо! – воскликнул Зорислав, посол князя Видяты из Шелонь-городца. – Тут одни скалы, да кусты, да пустыри – тьфу! Не деревья, а срам один. Верите, всяку ночь мне бор сосновый снится…
По лицам послов было видно: они не только верят, но и сами скучают по родным лесам, даже если и не все осознают это.
– Грибы пошли… – вздохнул Лютегость плесковский.
– Лютеша, кончай грибы собирать и послушай, что я тут говорю, – призвал к вниманию хмурый Мистина. – Мы уже в дальних краях, дальше всяких журавлей, и приехали сюда не варежки разевать, а дело делать. Нам предлагают заключать союз не с греками, а с печенегами. А греки обещают всего лишь поспособствовать. Но если печенеги дадут нам заложников, а потом обманут и нападут, то грекам будет горя мало. Их дело – сторона.
– А главное, выйдет, что мы, русь, – ровня с печенегами, – добавил Эльга. – С кочевниками, кого василевс своими духовными детьми не зовет, поскольку среди них христиан не водится. Он нас не просто ниже себя ставит – а ровняет с теми, кто ниже нас.
– Но у Ингоря ведь был уговор с печенегами насчет прохождения через пороги, – напомнил Претибор черниговский, – и у Святослава есть.
– То мы заключали ради своей пользы, – возразил Одульв. – А то будет ради греческой.
– Воины нужны грекам, – Эльга кивнула сыну старого посла и воеводы Ивора, – а чтобы мы их дали, своих заложников должны прислать печенеги.
– Они-то пойдут на это? – усомнился Претибор, не раз имевший с печенегами дело. – Им-то какая выгода?
– Подарки царские.
– А что если подарки возьмут да обманут?
– Только так соглашайся, – сказал Краян, посол от смолянского князя, – если заложников нам дадут сами греки. А коли им нужды нет, обманут ли печенеги и живы ли те заложники – какой тут уговор?
Еще десять лет назад Краян был всего лишь главой рода Озеричей, проживавшего близ смолянских волоков. Сам, вместе с сыновьями, обрабатывал поля и дальше городца Свинческа не бывал – незачем. Но вот в Смолянскую землю пришел киевский князь Ингвар, в то же время сын Краяна, Равдан, женился на старшей дочери князя Сверкера; теперь он был воеводой и приходился свояком Прияне, княгине киевской. Из обычного старейшины, каких тысячи по всем славянским землям, Краян превратился в нарочитого мужа всей державы Русской и теперь вот, сидя в палатионе Греческого царства, уверенно рассуждал о греках и печенегах, о которых первые сорок пять лет своей жизни думал меньше, чем о звездах на небе.
На этом все согласились, и такой ответ дали посланцам синклита. Те уехали, обещав передать.
Через пару дней в палатион Маманта явился знатный старец: Варда Фока, из прославленной семьи, давшей Романии немало полководцев. Сам он тоже провоевал почти всю жизнь, одно время был доместиком схол Востока, то есть старшим воеводой всех сил, посылаемых против сарацин, но там не отличился и, уступив должность своему сыну, жил на покое. Ему подкатывало уже лет под восемьдесят, и из любопытства Эльга сама явилась в триклиний, куда его провели. Она, кажется, ни разу в жизни не видела настолько старого человека. Да в силах ли он еще ходить? Проживший два человеческих века, он казался живым гостем из царства мертвых.
С ходьбой у Варды Фоки не вполне ладилось: сюда он прибыл не верхом, а в раззолоченных носилках, и в триклиний вошел, сильно хромая и опираясь одной рукой на раба, а другой – на резную трость из слоновой кости, отделанную золотом. На седой голове его сидела красная шапочка, смуглое лицо густо покрывали морщины. Под морщинистыми веками прятались глаза, а над ними топорщились удивительно черные брови. Крупный вислый нос придавал ему такое сходство с вороном, что Эльга едва не засмеялась.
Оказалось, что сиклит и василевс просили старого полководца разъяснить русам их заблуждения, из-за коих они отказываются от очень выгодных предложений.
– Не василевс должен уговаривать вас выступать в числе наших войск, а вы – просить о чести быть принятыми! – говорил Варда, будучи усажен напротив Эльги. Она слушала с беломраморного троноса, который ей не так давно доставили в подарок от василевса Романа. – Скажите, кто-нибудь из вас слышал рассказы о том, как ваши люди лет пятнадцать назад высаживались в Анатолии?
– Я при этом был, – обронил Мистина.
Несмотря на его внешнюю невозмутимость, Эльга видела, что он волнуется и смотрит на дряхлого полководца совсем не с тем выражением, что на других и даже на самого цесаря. Старый Варда значил для него больше, чем Константин: это с ним их свела пятнадцать лет назад битва при Ираклии Понтийской, последняя битва Мистины в той войне, где войско под его началом потеряло несколько тысяч человек в один день, да и сам он выжил почти чудом. Это, пожалуй, самое яркое событие его жизни и сейчас было так свежо в памяти, что на Варду он смотрел как на вполощенную смерть себя-тогдашнего, не сумевшую захлопнуть пасть.
– Тогда ты должен помнить, – Варда Фока повернулся к нему, – сколько там разных богатств? Откуда, вы думаете, ромеи берут свое золото? Его добывают в анатолийских реках. Его там – как речного песка! Там полно шелка из Сирии, драгоценных камней и благовоний из Индии. И если мы наконец разобьем этого проклятого эмира, Сайф ад-Даулу, то у нас каждый воин поедет домой в золотых башмаках и шелковой тунике! Или может, вы желаете попасть на Крит? Тамошний эмир собрал у себя такие богатства, что можно построить целый город. И василевс щедро раздаст их тем, кто будет участвовать в захвате. Золото, серебро, лучшее оружие, шелка, вино, кони, красивые рабыни! А? – Он подмигнул Войко, как самому молодому среди сидевших вокруг него. – Бог благословил оружие ромеев, и мы в последние годы не раз громили богопротивных сарацин на востоке и на юге. В Алеппо, Тарсе и Триполи наши полководцы наносят сарацинам удар за ударом. Несколько лет назад мой сын Никифор – сейчас он доместик схол Востока, – взял в Каппадокии сарацинскую крепость Хадат. Мы дошли до Ефрата! Вот-вот наши войска проложат себе путь в Междуречье, и мы войдем в Сирию, где окончательно уничтожим проклятого дьявола Сайф ад-Даулу. На море патрикий Василий Эксамелит сжег множество кораблей эмира Тарса. Многие правители сарацин уже просят мира и готовы пойти под покровительство василевса ромеев. Но мы не намерены останавливаться. Наша цель – остров Крит, это гнездо проклятых сарацин. Нам нужны люди, не боящиеся сражений, и мы готовы достойно платить за службу.
Старик пустился в рассказы. Он удивительно хорошо помнил походы последних пяти десятилетий, сыпал названиями областей и городов, которые русы слышали впервы: Малатия, Самосат, Мелитена, Амида, Мараш, Баграс, Тарс, Феодосиполь, Хилат, Битлис…
– Когда мы взяли Мелитену и Самосат, многие сарацины там признали силу Христовой веры и крестились, – повествовал он. – Там жило одно племя, под названием бени-хабиб, это такие дьяволы, я вам скажу, вы таких не видывали! Раньше они все норовили пограбить наше приграничье, но после побед патрикия Иоанна приняли христианство и стали нашими верными слугами и союзниками. А это двенадцать тысяч отлично вооруженных всадников! И василевс щедро наградил их: наделил удобными землями на берегу Ефрата, создал пять новых фем и поручил им охрану – и осыпал прочими милостями. Так неужели вы, – Варда Фока огляделся, – окажетесь глупее каких-то сарацин? Вы же русы! А я хорошо знаю русов: чуть-чуть не застал вашего архонта, которого звали так же, как тебя…
– Олег?
– Да. Вам же нужна добыча, и ради нее вы готовы на все! Почему теперь надо уговаривать вас идти за добычей, будто добродетельную девицу – на блуд?
– Здесь есть разница! – обстоятельно, по своей привычке, объяснил Алдан, который когда-то прибыл в киевскую дружину Ингвара в протертой до дыр полосатой датской сорочке и в коротком кафтане с заплатами на локтях, а теперь сидел в шелку, будто патрикий. Но его грубоватое лицо, на котором удивительным образом сочеталось добродушие и скрытая угроза, осталось то же. – Мы сами берем добычу, где считаем нужным, и сами ее делим меж собой.
– Но полным-полно ваших уже служит в этерии и в войсках! Уже чуть ли не сто лет!
– Но еще ни разу русский князь не сдавал внаем свой меч.
– Когда предлагают такую цену, можно сдать не только меч… – проворчал старый ромей.
– Василевс так щедр к нам! – улыбнулась Эльга. – Но мы, как верные его друзья, не хотели бы допустить, чтобы враги ударили ему в спину в то время, как его и наши силы будут сосредоточены в Анатолии либо на Крите.
– О каких еще врагах ты говоришь? – настороженно прищурился Варда Фока.
– О хазарах. Что если они нападут на Херсонес и Климаты, зная, что никто сейчас не может помешать им?
– По прежнему договору с твоим покойным мужем, я так помню, вы и должны были защищать наши северные владения.
– Мой сын желает пойти дальше. А именно, навсегда лишить кагана возможности угрожать кому-либо. И гораздо лучше нам заняться этим, чем посылать своих людей на Крит или в Анатолию. Мы ведь можем, благодаря своему расположению и положению подвластных нам славиний, – Эльга взглянула на смолянина Краяна и черниговца Претибора, которые имели ближайшее отношение к этим делам, – напасть на кагана со стороны славянских земель, откуда он не ожидает. Если же в это время союзный грекам архонт Алании нападет со своей стороны, то каган не сумеет послать войско сразу в двух направлениях и неизбежно будет разбит. Таким образом, мой сын возьмет свою собственную добычу, не принуждая василевса награждать его людей, и к тому же окажет Романии немаловажную услугу: Таврия вновь целиком вернется под вашу власть. Разве это предложении не лучше того, что вы делаете нам?
– Ваша держава еще слишком молода для таких свершений! – сварливо отозвался Варда. – Сколько поколений твоих предков правило в вашем Киаве, как его?
– Там правил мой родной дядя, Олег, которого мы зовем Вещим.
– А держава ромеев насчитывает тысячу лет!
– Ну, что же? – Эльга слегка наклонила голову, – у вас тысяча лет уже позади. А у нас, я думаю, впереди.
«Отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его…»
– Держава наша молода, – продолжала Эльга, – но мой дядя и мой муж создавали, расширяли и укрепляли ее не для того, чтобы она, как служанка, трудилась для чужого блага. У нас есть своя польза и свои дела, которые мы ради нее готовы выполнить. Мы желаем союза с греками, а не печенегами. Мы предлагаем вам договор, несущий взаимную выгоду, но можем заключать его только на равных. Иначе мы нарушим приказ Олега Вещего, который начертан в наших сердцах и держится там так же прочно, как заветы святого Константина – на священном престоле Святой Софии.
– Лучше бы ты вспомнила своего мужа, а не дядю! – в негодовании закричал Варда и даже поднялся, опираясь на золоченый посох. – Сперва Феофан чуть не сжег его живьем, а потом и я Иоанн долго гонялись по всей Вифинии за его недобитыми разбойниками, пока не прижали их к Гераклее и не разбили в прах! И вы еще смеете желать равенства с нами! Все варвары глупы, жадны и самодовольны! Одного крещения бывает мало, чтобы вложить им ума!
Эльга встала, переменившись в лице. И подняла руку, приказывая оставаться на месте вскочившим мужчинам.
– Ты очень стар, василик, – сказала она дрожащим от ярости голосом. – Поэтому тебя никто не тронет. Но если ты надеешься добиться от нас уступок, оскорбляя память моего мужа и его дружины, то передай синклиту, что он очень-очень ошибся в выборе посланца!
С этим она ушла, предоставив дружине проводить гостя…
И теперь, спустя много месяцев, за которые она обдумала все произошедшее, Эльге приходилось объяснить сыну:
– Беда в том, что греки не желают признавать нас за ровню. Они в своих глазах – владыки мира, повелители всех его сокровищ земных и небесных, а мы – разбойная ватага, которая не раз приходила грабить их окраины. Даже когда наши дружины доходили до стен их столицы, они видят причину не в нашей силе, а в гневе на них бога. Мы для них – не люди, а орудие в руках Господних. Им безразличны наши выгоды. Они хотят лишь использовать нас для защиты своих собственных выгод. А когда мы желаем действовать по своему разумению, они пытаются нам препятствовать, чтобы вынудить отдать свои мечи им на службу.
– Но ты же обещала! – напомнил Святослав. – Что если ты крестишься и станешь вроде как дочерью Костентина, то мы сможем говорить с ними как равные.
– Так будет, но, похоже, не сразу. Болгарам понадобилось три поколения…
– Болгарам понадобился Симеон и хороший поход под Царьград! – Святослав встал. – Вещий был прав. И отец был прав – с ними можно разговаривать, только стоя с войском под стенами! По-вашему, по-женски, от них ничего не добьешься! Но я-то не женщина! Я с ними поговорю так, чтобы они поняли. Придется им понять!
По его лицу Эльга видела: он сказал так не просто в сердцах, а задумал нечто вполне определенное.