Погребенная во льдах

– Не волнуйся, лежи спокойно и предоставь все Господу, а мы по мере сил поможем. Ты хорошо исполнил свой долг и теперь можешь передохнуть.

Кадфаэль и его помощники постоянно бдели у постели раненого, заботились о его телесных нуждах, смазывали раны и ссадины мазью, кормили жидким супом с овсянкой и травами, приготовленном на мясном бульоне (мясо было из скудных запасов лазарета). Кроме того, они читали у постели Элиаса молитвы, а он хмурил брови, охотясь за своими воспоминаниями, которые попрежнему ускользали от него. В ранние предрассветные часы, когда дух либо перешагивает через порог мира, либо отступает от него, раненого мучили сны и воспоминания. Кадфаэль, оставлявший за собой это самое тяжелое время, всеми силами пытался изгнать кошмары из мыслей своего подопечного, видя, как они вредны для его здоровья. Перед самым рассветом Кадфаэля сменяли, и Элиас в это время уже спал здоровым сном. Тело его исцелялось, но дух где-то странствовал, шарахаясь от воспоминаний.

И вот наступил день, когда Кадфаэль, проспав до полудня, зашел к брату Элиасу и увидел, что тот бодрствует. Брат Элиас был спокоен и послушен, боль почти его не мучила. За ним присматривал брат с большим опытом ухода за больными.

Выйдя на воздух, Кадфаэль увидел, что день был ясный и в ближайшее время ничто не предвещало изменения погоды. Хотя мороз еще держался и, значит, мог выпасть снег, сейчас светило солнце.

– За ним хорошо смотрят, – сказал Кадфаэль приору. – Я с легким сердцем могу оставить нашего подопечного на несколько часов. Моя лошадь уже как следует передохнула, а дорога сейчас неплохая – снегопада и ветра пока нет. Я доеду до Годстока и узнаю, не показывались ли там трое наших беглецов и не двинулись ли дальше, а если да, то по какой дороге. Прошло что-то около шести дней с тех пор, как брат Элиас с ними расстался, по твоим словам, в Фоксвуде. Если они благополучно добрались до земель Уэнлокского аббатства, то вполне могут сейчас оказаться в Уэнлоке или Шрусбери, и вся эта суматоха вокруг них наконец закончится. И тогда все мы сможем свободно вздохнуть.

Глава третья

Годсток, который находился в поросшей лесом и расположенной между холмами долине, принадлежал Уэнлокскому аббатству. Это был один из трех маноров, которые не сдавались в аренду. Все остальные земли обрабатывались пожизненными арендаторами. Годсток был хорошо обеспечен припасами и топливом на зиму и процветал. Перебравшись через открытые всем ветрам холмы и попав в это благословенное место, беженцы могли здесь передохнуть и не спеша двигаться дальше, переходя от одного манора к другому в обширных владениях приората.

Однако те трое, которыми интересовался Кадфаэль, не заходили в Годсток – управляющий приора был в этом совершенно уверен.

– Мы уже получили известие, что их ищут, и, хотя у нас не было особых оснований считать, что они направляются в нашу сторону, я повсюду справлялся. Ты можешь не сомневаться, брат, у нас их не было.

– Последнее место, где их видели, – это Фоксвуд, – сказал Кадфаэль. – Из Клеобери они шли вместе с братом из нашего ордена, который уговаривал их пойти вместе с ним в Бромфилд, но они хотели продолжать путь на север через холмы. Мне казалось, что они должны были попасть к вам.

– Да, ты рассуждаешь здраво, – согласился управляющий. – Но они сюда не заходили.

Кадфаэль размышлял. Он был не особенно хорошо знаком с этими местами, но все же знал их достаточно, чтобы отправиться в путь. Если беженцы здесь не проходили, то не было смысла обшаривать все вокруг. Оставалась возможность пройти по их пути в обратном направлении и поискать их следы между Годстоком и Фоксвудом, но это могло подождать еще один день. Понемногу сгущались сумерки, день клонился к закату, так что пришла пора возвращаться.

– Ну что же, – сказал Кадфаэль управляющему, – будь настороже на тот случай, если что-нибудь услышишь. Я возвращаюсь в Бромфилд. Если я пойду на юго-запад, то это, вероятно, будет кратчайший путь? Как там дорога? – Кадфаэль приехал сюда проторенной дорогой, но она не всегда шла напрямик, а он хотел срезать. Заплутать монах не боялся.

– Если ты выберешь этот путь, тебе нужно будет проехать через лес Кли. Держись так, чтобы солнце было справа, тогда не собьешься. А ручьи не помеха с тех пор, как ударил мороз.

Управляющий вывел Кадфаэля лесистой долиной на узкую прямую дорогу, которая шла между отлогими холмами, и подсказал ему, в каком направлении ехать. За спиной у монаха был огромный горб Браун-Кли, а по левую руку – мрачные неровные очертания Титтерстон-Кли. Солнце больше не сияло, оно опустилось и висело тусклым красным шаром за тонкой вуалью серого облака. Кадфаэль прикинул, что неизбежный ночной снегопад начнется еще через час-два. Воздух был холодный и неподвижный.

Проехав милю, монах оказался в лесу. На ветвях все еще лежали шапки смерзшегося снега, а в тех местах, куда проникали лучи солнца, висели длинные сосульки. Землю устилал густой слой лиственного перегноя и иголок, поэтому ехать было легко. Под деревьями было чуть теплее, чем на открытом месте. Кли был королевским лесом, но сейчас в нем чувствовалось отсутствие хозяйского глаза, как и в большей части Англии, и он по сути дела был отдан на разграбление местным дворянам, пока Стефан сражался за корону с императрицей Матильдой. Уже в десяти милях от замка и города начиналась пустынная и дикая местность. Участки леса, расчищенные под пашню, были немногочисленны и находились друг от друга на большом расстоянии. В этом лесу-заповеднике на воле бродили дикие звери, но в лютую зиму даже оленю было не выжить без помощи человека. Корма представляли слишком большую ценность, и простые землепашцы не делились ими с лесным зверьем. Только владельцы маноров могли подкормить дичь, чтобы она не погибла. Кадфаэль наткнулся на такую кормушку, затоптанную и разбросанную голодными животными. На снегу повсюду виднелись их следы. Возможно, лесничий все еще пытался выполнять свои обязанности, пока венценосные соперники оспаривали права на это владение.

Солнце, мелькавшее среди деревьев, висело теперь совсем низко, начали сгущаться сумерки, однако внизу было еще достаточно светло. Внезапно деревья перед Кадфаэлем расступились, и сразу стало еще светлее. Кто-то расчистил тут себе участок, и на вырубке стоял низенький домик с небольшим садом, а за ним виднелось поле. Какой-то человек загонял трех коз в загон, огороженный плетнем. Он оглянулся, встревоженный хрустом снега и шелестом замерзших листьев под конскими копытами. Это был крепкий коренастый землепашец, не больше сорока лет, в коричневой добротной домотканой одежде и в сапогах из кожи домашней выделки. Загнав своих коз, человек выпрямился и взглянул на Кадфаэля. Прищуренные глаза внимательно изучали монашескую рясу, широкое обветренное лицо всадника и высокую резвую лошадь.

– Да благословит Господь это владение и его хозяина, – сказал Кадфаэль, осадив лошадь у плетня.

– Да поможет тебе Бог, брат! – Голос у землепашца был низкий, а глаза весьма настороженные. – Куда ты путь держишь?

– В Бромфилд, друг. Я правильно еду?

– Да, верно. Так и продолжай. В полумиле отсюда будет Хоптонский ручей. Переберись через него и возьми влево, там увидишь два его притока. Как минуешь второй, дорога разветвится. Потом направо, по склону, а по ту сторону Ладлоу выедешь на дорогу в миле от монастыря.

Землепашец не спросил, каким образом бенедиктинский монах в столь поздний час оказался в таком глухом месте. Он ничего не спросил, но, хотя улыбался приветливо и на вопросы отвечал с готовностью, стоял так, чтобы загородить вход на свой участок. Его выдавали глаза – по их выражению можно было догадаться: он хочет скрыть, что у него за воротами, и запоминает каждое слово, чтобы правильно пересказать кому-то. Однако человек, расчистивший это место, наверняка должен быть честным и смекалистым малым.

– Благодарствую, – сказал Кадфаэль. – А теперь, коли сможешь, помоги мне еще в одном деле. Я монах из Шрусбери, а сейчас живу в Бромфилдском монастыре. Там в лазарете лежит брат нашего ордена из Першора, и я его лечу. Наш больной беспокоится о каких-то встреченных на дороге людях. Сбежав из Вустера, они направлялись в Шрусбери. Однако не захотели вместе с ним повернуть на запад, в Бромфилд, так как собирались продолжить путь на север. Скажи, не проходили ли они здесь?

И Кадфаэль принялся за их описание, уже начиная сомневаться в своем чутье, но тут его собеседник бросил быстрый взгляд через плечо в сторону своего домика. Затем снова перевел настороженный взор на монаха.

– Мимо меня такие не проходили, – твердо ответил он. – Да и чего им тут ходить? Мой дом на дороге, которая никуда не ведет.

– Те, кто странствуют в незнакомой местности, вполне могут очутиться на дороге, которая никуда не ведет, они ведь могут заблудиться. Это место не так уж далеко от Годстока, а там я уже наводил справки. Ну что же, если тебе повстречается кто-нибудь из этих троих, скажи, что их разыскивает все графство, а также Вустерское и Шрусберийское аббатства. Скажи также, что, когда их найдут, у них будет надежная охрана, куда бы они ни направились. В Вустере теперь гарнизон, который получил подкрепление, и там беспокоятся обо всех пропавших. Скажи им так, если встретишь.

Задумчивый взгляд хозяина был прикован к Кадфаэлю, а выражение лица оставалось настороженным. Наконец он кивнул и сказал:

– Я так и сделаю. Если когда-нибудь их повстречаю.

Он не сдвинулся с места и стоял у ворот, пока Кадфаэль не встряхнул поводья и не тронулся в путь. Однако когда Кадфаэль доехал до кромки леса и, спрятавшись под деревьями, оглянулся, то увидел, что хозяин скрылся в доме столь поспешно, будто у него там было срочное дело. Кадфаэль перешел на иноходь и остановился, прислушиваясь. За спиной у него раздавались приглушенные звуки – кто-то украдкой шел за ним по пятам. Шаги были легкие и быстрые. Бросив взгляд через плечо, Кадфаэль мельком увидел фигурку в синем плаще, которая быстро юркнула в укрытие. Он помешкал, позволив преследователю приблизиться, а затем, резко осадив лошадь, обернулся. Звуки тотчас же стихли, но склонившиеся ветви молодой березы задрожали, и с них посыпался рыхлый снег.

– Можешь выйти, – мягко произнес Кадфаэль. – Я монах из Шрусбери и не представляю опасности ни для тебя, ни для кого другого. Хозяин сказал тебе правду.

Мальчик вышел из укрытия и стоял на дороге, широко расставив ноги, готовый в случае необходимости сбежать или, наоборот, не двинуться с места. Это был невысокий подросток с копной каштановых волос, большими карими глазами, пристально смотревшими на Кадфаэля, с решительно сжатым ртом и твердым подбородком, что не вязалось с детской округлостью лица. Ярко-синий плащ и куртка того же цвета были запачканы и помяты, как будто он спал в лесу на земле (вероятно, так оно и было), а серые чулки порваны на коленях. Однако чувствовалось, что мальчик уверен в себе и полон достоинства, как и подобает дворянину. На поясе у него висел маленький кинжал в ножнах, украшенных серебром, – по этому предмету можно было судить о благосостоянии владельца, и это могло соблазнить многих. Однако мальчику повезло – видно, он попал в хорошие руки.

Успокоившись, мальчик приблизился на пару шагов и заговорил:

– Его зовут Турстан. Он и его жена были добры ко мне. Он сказал, что тут появился человек, которому я могу довериться, – бенедиктинский монах. Он сказал, что нас разыскивают, чтобы помочь.

– Он сказал правду. Потому что, сдается мне, ты Ив Хьюгонин.

Мальчик кивнул:

– Да, это я. А можно мне вместе с тобой поехать в Бромфилд?

– Конечно, Ив, мне это будет в радость, и те, кто обшаривает все вокруг, разыскивая тебя, тоже обрадуются. В то самое время, когда ты покинул Вустер, твой дядя д’Анже вернулся из Святой земли в Глостер и, узнав, что ты и твоя сестра пропали, попросил орден начать поиски по всему графству. Он будет счастлив обнять тебя.

– Мой дядя д’Анже? – На лице мальчика были написаны нетерпение и в то же время сомнение. – В Глостер? Но… ведь это люди из Глостера…

– Да, я знаю, но он тут ни при чем. Не забивай себе голову раздумьями о распрях, из-за которых он не смог сам пуститься на поиски, – ни ты, ни я тут не в силах помочь. Но люди короля Стефана поклялись вернуть тебя дяде невредимым, и можешь в этом не сомневаться. Однако разыскивают троих, а ты здесь один. Где же твоя сестра и ее наставница?

– Я не знаю! – Это был настоящий вопль. Подбородок мальчика задрожал, но вскоре он мужественно овладел собой. – Я оставил сестру Хиларию в Клитоне в безопасности и надеюсь, что она и теперь там пребывает, но что было с ней, когда она обнаружила, что моя сестра… Моя сестра виновна во всем! Она ночью сбежала со своим возлюбленным. Он приехал за ней, и я уверен, что она сама послала за ним. Я бросился вдогонку, но выпал снег…

Кадфаэль вздохнул с облегчением, смешанным с тревогой и удивлением. Вот перед ним один из беглецов, теперь он никуда не денется. Вторая, монахиня, вероятно, пребывает в безопасности в Клитоне, хоть и тревожится за свою подопечную. А третья, даже если и совершила глупость, все-таки, судя по всему, под охраной того, кому она дорога и кто желает ей только добра. У этой истории еще может быть хороший конец. Кадфаэль хотел расспросить мальчика поподробнее, но тут заметил, что сумерки уже начали сгущаться и ободок солнца опустился совсем низко. Поскольку предстояло проехать еще несколько миль, лучше всего было доставить Ива в Бромфилд и позаботиться о том, чтобы он снова не отправился в путь один и опять не потерялся.

– Ну что ж, Ив, давай-ка поедем домой, пока нас не застигла ночь. Садись в седло передо мной – ты такой легкий, что лошади не будет тяжело. Ставь ногу на мою, вот так…

Мальчик ухватился за руку Кадфаэля и, подпрыгнув, удобно устроился в седле. Вначале он был очень напряжен, но потом, расслабившись, тяжело вздохнул.

– Я поблагодарил Турстана и попрощался с ним, – тихо сказал он охрипшим голосом, словно отчитываясь в своем поведении. – Я отдал ему половину того, что оставалось у меня в кошельке, но это не очень много. Он сказал, что ему ничего не нужно и он был рад помочь, а мне больше нечего было дать, но не мог же я уехать без всякого подарка…

– Возможно, придет время и ты в один прекрасный день навестишь его, – попытался утешить мальчугана Кадфаэль, отметив про себя, что тот хорошо воспитан, понимает свое положение и связанные с ним обязательства. Да, монастырское воспитание, которое получил сей знатный отрок, заслуживает всяческого одобрения.

– Мне бы этого хотелось, – сказал Ив, уютно притулившись к плечу брата Кадфаэля. – Я хотел отдать ему свой кинжал, но он сказал, что кинжал пригодится мне самому. Да и что ему делать с такой вещью – он и показать-то ее побоится: еще подумают, что украл.

По-видимому, мальчик на время забыл о своей тревоге за судьбу Эрмины и о монахине Хиларии. Ему ведь, как говорили, всего тринадцать лет. Да, он был явно рад, что кто-то взял на себя заботы о нем.

– Как долго ты пробыл с Турстаном? – спросил Кадфаэль.

– Четыре дня. Турстан сказал, что мне лучше подождать, пока мимо не проедет какой-нибудь надежный человек. Ходят слухи о разбойниках, которые рыщут по лесам и холмам, и, если я отправлюсь в путь один, да еще в такой снег, могу снова заблудиться. Я ведь заблудился и целых два дня бродил по лесу, – сказал Ив, предаваясь тяжелым воспоминаниям. – Я спал на дереве, потому что боялся волков.

Мальчик не жаловался, а скорее изо всех сил старался не хвастаться своим мужеством. Ну что же, пусть выговорится, это ему необходимо после страхов, пережитых в одиночестве. Вот так человек, вернувшись после опасного путешествия, вытягивает ноги у очага, в котором пылает огонь. История о побеге, которую он должен рассказать во всех подробностях, может подождать до того времени, когда ее внимательно выслушают. Если все сложится хорошо, возможно, мальчик сможет указать, где искать обеих пропавших женщин, но самое главное сейчас – добраться до Бромфилда, пока еще не совсем стемнело.