Стекло разлетелось вдребезги и с колючим жжением осыпало моё лицо. Мир закружился в стремительном вальсе, который я не успела разучить и двигалась невпопад. Меня швыряло в разные стороны, барахтало колесом и прижимало к чему-то твёрдому. Боль превратилась в часть меня, вгрызалась в плечи, позвоночник и голову. Хребет разрывало пополам, точно я скумбрия на разделочной доске. Когда меня в третий раз перевернуло, что-то липкое уже застилало глаза, но я всё же увидела, как последняя целая стекляшка боковой дверцы стремительно приближается.
Последний удар разразился вспышкой. Яркий свет ослеплял даже сквозь закрытые веки, щекотал кожу и оставлял ожоги там, где когда-то застряли осколки.
Но я открыла глаза, живая и невредимая. Всё стихло, даже бесконечный дождь, который усыпил все мои нервы. Я лежала на сером диване в гостиной «Лебединой заводи» и тяжело дышала, словно только что закончила бежать марафон. Словно только что очнулась в том самом такси, из-за которого я здесь.
Рука машинально потянулась к левой щеке у самого края острой скулы, забралась под волосы и нащупала две выпуклые бороздки. Подарок с того света на вечную память. Жизнь оставляет на нас следы, чтобы мы не забывали. Чтобы помнили, чему обязаны. Как эти шрамы от разбитого стекла и дневник. Она рассыпает для нас крошки, чтобы мы вернулись назад, в прошлое. И первой крошкой был остров Нантакет, откуда я начну свой путь к глубинам памяти.
Я никогда не носила чёлку, но после случившегося пришлось отстричь прядь по левому краю, чтобы скрывать белёсые отметины от чужих глаз. Не то чтобы они были уродливы, но я никогда не любила лишних вопросов. Тем более, что я сама не знала на них ответов, но собиралась узнать.
Парусник в бутылке завис себе в штиле над камином, в котором догорели последние дрова. Колыбельная звенящих капель убаюкала меня, и я задремала всего на два часа, но прошло словно больше суток. Тучи разогнало ветрами, и из-за воздушного тюля пробивались настойчивые солнечные лучи. Ивы перестали ронять слёзы и шелестели гибкими ветвями на лёгком ветерке. Только лужи перед домом и мокрая трава напоминали о шторме, что я принесла с собой из Бостона. В такой блаженной тишине отчётливо звучал шорох прибоя и гогот лебедей. На всякий случай я проверила ещё раз: вдруг чёрная птица только привиделась мне. И вправду, из окна удалось разглядеть белые пятнышки изящных шей и никаких чёрных меток. Надеюсь, мистер Бреннер был прав, и это добрый знак.
Можно было даже не стараться воззвать к памяти – повторный обход коттеджа ни натолкнул меня ни на одно воспоминание. Только повторяющийся сон стоял перед глазами, и всегда заканчивался одним и тем же. Ударом о боковую дверцу такси и яркая вспышка.
Некоторые сцены из прошлого навсегда останутся сокрыты за семью печатями, но некоторые я могла разгадать. И начать стоило с кафе «Чёрная жемчужина». Я как раз перечитывала заметку о нём, когда меня прижало к подушкам. Захватив с собой бутылку с кораблём, я обулась в сменную обувь, так как кроссовки не успели высохнуть за эти два часа, и влезла в кожаную куртку. Две капли в прогнозе погоды исчезли, и впереди маячило лишь ясное солнце. Пробив «Чёрную жемчужину» по карте, я завела «фиат» и, пару раз пробуксовав в размякшей земле, тронулась в путь.
Угораздило же меня снять дом в такой глуши. Но я шла туда, куда меня вёл дневник. Навигатор показывал зелёные заросли и голубые пруды на многие мили вокруг, и первые пятнадцать минут я ехала по землям заповедника Хед оф Плейнс на север. Правда, теперь я могла всласть налюбоваться мокрым пейзажем обсыхающих на дневном солнце клёнов и тополей. Кларк-роуд вывела меня на шоссе и провела через четверть острова к перекрёстку. Дорога сливалась воедино с широким шоссе и убегала прочь, к городским постройкам, до которых ещё десять минут ходу.
«Чёрная жемчужина» пришвартовалась к пяточку перед соснами и на фоне глубоких луж впрямь напоминала старинный корабль в зелёном море. Я припарковалась на полупустой парковке, где два из пяти свободных мест занимали машины с местными номерами. Ещё в салоне я учуяла аппетитные запахи жареного стейка и свежего хлеба, отчего в желудке засосало от голода. В коттедже не нашлось ничего съестного, а в последний раз я завтракала ещё в Бостоне чашкой кофе и сомнениями. Некоторые значения в наших формулах всё же остаются постоянными, а мне всегда не лез кусок в горло, если предстояло нечто важное. Во мне находилось место для чего-то одного: или для еды, или для волнения, но побеждало всегда второе.
Поправив чёлку так, чтобы скрыть шрамы, я вошла – или правильнее сказать поднялась на борт – «Чёрной жемчужины» и осмотрелась, ища намёки из дневника. Судя по всему, здесь ничего не изменилось. Стойка в виде корабля, которому не доставало паруса, морские пейзажи и рисунки шхун на деревянных стенах, бутафорный штурвал над баром с названием кафе и официантки в тельняшках, хлопочущие вокруг немногочисленных постояльцев.
Как и на любом корабле, на «Чёрной жемчужине» жила такая же чёрная кошка. Перечитав запись из дневника, я стал искать чёрную обитательницу кафе, но её нигде не было видно. Тогда я заняла тот же столик у окна и взяла картонку с меню. «Языки болтливого корсара» – так назывались помидоры, начинённые сыром и чесноком. «Якоря фортуны», или по-простому – канапе на багете с красной рыбой, маслом и зеленью. Салат «Весёлый Роджер» с печенью трески и луком. Салат «Остров сокровищ» со свининой и корнишонами. И даже «Клеймо на репутации» – гороховый суп с копчёностями. А они решили держать марку до конца!
Глаза забегали по строчкам в поисках той самой пасты с креветками. Вот она. «Сердце Кракена». Не помню, когда в последний раз ела морепродукты, но чувствовала, что пришло время попробовать сердце морского чудовища на вкус.
– Добро пожаловать на борт! – Задорный голос отвлёк меня от всех этих пиратских названий. – Рады приветствовать новеньких на «Чёрной жемчужине»!
Полная женщина в той самой треуголке улыбалась во все тридцать два белых зуба – и ни одного золотого. Она тут же раскусила во мне приезжую – уж вряд ли к ним часто забредали незнакомые лица в такие дебри. В Бостоне моё имя не могли запомнить в кафе на углу, где я каждое утро покупала кофе на вынос, и писали «София» или «Соня» на стаканчике. Но здесь всё по-другому.
Я поздоровалась, мысленно сравнивая официантку с образом из дневника. По возрасту подходит, да и по телосложению. Такая же болтливая и добродушная, как и М. Кольца на пальце не видно, но это ещё ничего не значит. Столько времени прошло. За год может много чего приключиться, и моя жизнь тому наглядный пример.
– Извините за дурацкий вопрос, ваше имя случайно не начинается на «М»? – Спросила я.
– Нет, дорогуша. Я Донна. И насколько знаю, никаких девушек с именем на «М» здесь нет.
Как же так? Адрес правильный. Сложно спутать эту «Чёрную жемчужину» на острове с какой-нибудь другой. Я так надеялась повстречать официантку со страниц дневника, что даже не подумала о том, что могу её здесь не застать.
– Простите, просто год назад в этом кафе работала одна официантка. Я точно не знаю её имени, но начинается оно на «М». Я очень надеялась с ней увидеться.
– Мне жаль, дорогуша, но таких официанток у нас не работает. Ты уверена, что не «Ш»? Шарлин у нас есть.
Я заглянула на открытую страницу дневника. Почерк слишком аккуратный, так что сложно спутать эти две буквы. Это точно должна быть М.
– Прости, что не смогла помочь. – Посочувствовала женщина и достала из кармашка передника с эмблемой Весёлого Роджера блокнотик и карандаш. – Зато могу помочь кое с чем другим и посоветовать наши лучшие закуски. Как насчёт «Пиратского трофея»? Жареный бекон, яйца, помидоры черри, всё как полагается. А ещё у нас часто берут «Рёбра Флинта». Это стейк из свинины на косточке, готовится на огне.
– Можно мне пасту с креветками? – Тактильные ощущения могут обострить некоторые чувства, всё повторял доктор Эванс. Знакомый вкус уж точно должен обострить их до предела.
Донна просияла ярче Сириуса на ночном небе.
– Отличный выбор! «Проклятье призрака» на десерт?
По моей реакции женщина разгадала, что я уж точно не собиралась пробовать никакие проклятья на зуб, и заливисто засмеялась.
– Это белый бисквит со сметанным кремом.
– Нет, спасибо, только пасту и кофе.
– Значит, одно «Сердце Кракена» и наш фирменный «Напиток адмирала». Сию минуту. – Записав заказ в блокнот, Донна упорхнула лёгким дуновением, хотя весила куда как больше летящей пушинки.
Пока я ждала свой пиратский обед, сверялась с дневником, чтобы отыскать остальные совпадения. Но подробное описание «Чёрной жемчужины» обрывалось на знакомстве с М., а потом начинались размышления об отце.
Отец. Надо было первым делом отправиться к нему, но он был лишь следующим звеном в этой цепочке воспоминаний. Кто признаётся в своей трусости? Но я боялась появляться на его пороге, стучать в дверь, как ни в чём не бывало. Точно этих семнадцати лет и не было.
Что-то коснулось моей ноги, и я подпрыгнула от неожиданности. Уж змеи-то на этом корабле не должны водиться! Но это была всего лишь чёрная кошка. Возникнув из ниоткуда, она стала ластится ко мне, точно узнала свою старую знакомую, пусть я сменила причёску, потеряла несколько сантиметров в талии и обзавелась парочкой шрамов. Но я её не помнила. Только по наброскам в дневнике-путеводителе.
– Привет. – Прошептала я и подняла кошку на руки, перебирая на языке клички, но на ум почему-то приходили одни лишь пиратские имена.
– О, вы уже познакомились с Синдбадом?
Донна вернулась с дымящимся подносом и неизменной улыбкой, шириной с пролив Дрейка.
– Синдбад? Разве это не кошка?
– О, нет, это самый что ни на есть котяра. – Усмехнулась официантка, расставляя передо мной заказ. – Проклятье нашей «Чёрной жемчужины». Сколько посуды он перебил! А скольких клиентов исцарапал! А с вами вот ласковый. Вы случайно не кошатница?
Мог ли дневник ошибаться? Или это ещё одна перемена, что случилась за прошедший год?
– Давно он у вас?
– Да уже как с месяц. Раньше здесь жила кошка, такая же чернявая, как этот прохвост.
– Где же она теперь?
– Об этом-то я и хотела тебе рассказать, дорогуша! – Расцвела Донна. – Я спросила у Реда, это наш повар. Мы зовём его Рыжая Борода… впрочем, неважно. Здесь ведь и правда работала официантка по имени Молли. Она и забрала кошку с собой. Уж очень привязалась к ней животина и отказывалась есть, пока эта самая Молли не вернулась за ней.
Я позабыла и про остывающий обед, и про кота на коленях, что извивался и цеплялся острыми когтями за нитки моего свитера. Конечно, дневник не ошибался. М… Молли. Она работала здесь, и, возможно, я смогу отыскать её, чтобы расспросить о прошлом. Возможно, она сможет помочь мне. Может, примета про белых лебедей уже начинала действовать?
– А вы не знаете, где она сейчас? – С надеждой спросила я.
– Живёт где-то в городе. Но адреса я не знаю. Могу поспрашивать у остальных.
– Буду очень благодарна!
– Тогда не буду вас отвлекать. Приятного аппетита!
– Постойте, Донна! – Окликнула я, когда женщина уже зашагала прочь. – Вы не знаете, кто-то на острове делает нечто подобное?
Я достала из сумки бутылку с парусником и бережно поставила рядом с «Сердцем Кракена». Пухлые пальцы женщины обхватили стекло, оставив на нём потные следы. Закусив губу, она внимательно рассмотрела сувенир, и в конце концов замотала головой.