Хроники Стартрака

Старик смотрел на меня глазами, полными слез, и мое сердце сжалось от жгучего чувства вины.

– Ты ни в чем не виновата, Марта! Меньше всего на свете я желал именно тебе подобной судьбы, кто угодно, но не ты. За это время, что вы прожили в моем доме, вы стали мне как родные, и ты особенно, ты так похожа на мою покойную дочку! А теперь этот чертов Лиран готов разрушить твою жизнь, и я ничего не могу с этим поделать.

– Помнишь, ты нас учил не сдаваться, не попробовав найти выход, а то и пару выходов из сложившейся ситуации, и я собираюсь последовать твоему совету. Но мне нужно время, чтобы понять, что к чему. Титус, поверь, все будет хорошо, ты справился с Лираном, и я попытаюсь совладать с ним.

«А меня, значит, никто не спрашивает»! – возмутился меч по имени Лиран.

– С тобой я тоже потом поговорю, – сказала я, еле сдерживая смех, в возмущении Лирана было столько детской обиды, что это вызвало улыбку даже у Титуса.

– Он так долго молчал. Я уже и забыл, какой он обидчивый, – сказал старик, он по-отцовски обнял меня за плечи и повел обратно к спящим девчонкам.

– Марта, главное, никогда не забывай, он не так прост и наивен, как хочет казаться, и он умеет быть жестоким.

«А он как будто не был жесток, когда запер меня в том подвале. Потом еще хочет, чтоб с ним разговаривали, а зачем он забрал от меня близнецов»!?

– Близнецов? – непонимающе спросила я.

– Кристаллы, – коротко ответил Титус, он улыбался, и было похоже, что переживания за меня уже не так сильно терзали его душу. – Думаю, ты с ним справишься.

– Тогда давай немного поспим.

Старик вздохнул и улегся спать, он уснул почти мгновенно, в голове моей появилось теплое присутствие Лирана, и я услышала: «Спокойной ночи, Марта». Потом я почти перестала ощущать его присутствие, и у меня появилась ощущение, что он тоже уснул.

– Спокойной ночи, Лиран, – пробормотала я, удивленно покачивая головой, – точнее, доброго дня.

Уснуть я так и не смогла, сидя на берегу и смотря на плывущую по реке лодку, вспоминая все то, что со мной происходило, и мне становилось страшно оттого, что еще меня могло ждать в этом мире. Я чувствовала себя той маленькой лодочкой плывущей по великой грозной реке жизни, и у меня нет ни весел, ни паруса…

Три недели мы шли до Райнара, прячась от людей, воруя еду и боясь собственных теней. В этих краях было много поселений, полевые работы были в самом разгаре, и я вдруг поняла, насколько эта часть материка густо заселена, каждый клочок земли был возделан, и люди всеми силами разрабатывали новые участки, уничтожая леса. Все земледельцы были на своих полях вместе со своими многочисленными семьями, и пройти незамеченными вездесущими мальчишками было почти невозможно, к тому же наш загар и южная одежда сразу бросались в глаза, люди начинали интересоваться и, естественно, запоминали необычную компанию, вышедшую из леса. Потому мы решили передвигаться только по ночам и только молча, что было нелегко для пятерых молодых девушек, не привыкших молчать так долго.

И, наконец, мы увидели башни, украшеные бирюзовыми штандартами – столицу Райнара.

Вошли мы в город ранним утром, когда по узким мощеным улочкам разносился аромат свежеиспеченного хлеба, и молочницы только начали обходить своих клиентов. Небольшие двухэтажные дома были аккуратно побелены, и на подоконниках стояли горшочки с цветами, это была почти идиллическая картина утреннего города, пока мы не вышли на небольшую площадь и не увидели украшавшую ее дыбу, на которой разлагался не первый день покойник. Повсюду по городу были расставлены различные орудия пыток и позорные столбы, причем ни один из этих столбов не пустовал.

– Прелести регентства, – прошептал Титус и велел не отставать от него.

Он привел нас в небольшой трактир в котором был только один посетитель, спавший в собственной тарелке. Наше появление ознаменовал звон колокольчиков, прикрепленных над дверью, и в небольшой закопченный зал вошёл тучный хозяин заведения.

– Мы закрыты, приходите часа через два.

Его голос был удивительно мелодичным, но в нем чувствовалась привычка приказывать, твердость и абсолютная уверенность в своем праве приказывать. Владелец этого великолепного голоса явно был близорук, он смотрел на нас, прищурившись, и, несмотря на засаленную одежду и чрезмерную тучность, в нем чувствовалось врожденное благородство. Поэтому вся эта обстановка вокруг него и одежда совершенно не сочеталась с этим толстяком. А обстановочка, скажу я вам, была еще та! Камин, в котором жарилась туша жилистого барана, давно нуждался в чистке и побелке, как и потолок, а балки, державшие потолок, были настолько засалены, что я не могла быть уверена в их прочности, они на вид были давно прогнившими и, похоже, грязь была тем цементом, что удерживала их от обрушения. Столы и скамьи нуждались только в огне, в котором они обрели бы, наконец, покой, настолько неприглядно они выглядели. И только щит, висевший над камином, был тщательно вычищен, и герб на нем говорил о высокородном происхождении его владельца.

– Я гляжу, ты все еще носишься с этой круглой железкой, старый скупердяй! – ответил толстяку Титус, и тот стал того же цвета что и его передник, грязно-серого. Хозяин трактира сделал три шага вперед и, вытянув перед собой трясущуюся руку, указал на Титуса и пролепетал:

– Ты!?! Это действительно ты!?

– Девочки, усадите нашего многоуважаемого владелmwf трактира, а то, боюсь, он сейчас в обморок грохнется… – Титус сиял довольной улыбкой, замешательство толстяка, похоже, сделало его по-настоящему счастливым.

– Еще ни один отпрыск моего рода не грохался в обморок, – возразил встрепенувшийся толстяк, – хотя на мгновение я решил, что передо мной призрак.

– Я не призрак, и если ты нальешь мне из твоих лучших запасов, я тебе это докажу.

Наш старый учитель никогда еще не выглядел столь величественно и властно, он преобразился, как будто стоял не на пороге захудалого трактира, а в тронной зале.

– Сатинка!!! – заревел толстяк в сторону кухни, – Сатинка, приготовь мой личный кабинет на?..

– На семь персон, – подсказал ему Титус, и старик продолжил орать:

– На семь персон, и подай все самое лучшее! Из моих личных запасов! Слышишь?

– Слышу, слышу, твой ор слышат и в Пеларе! – говорившая женщина неопределенного возраста, в старой одежде неопределенного цвета, наградила нас с порога кухни недовольным взглядом и отправилась греметь посудой.

– Не обращайте внимания на старую ведьму, – весело сказал толстяк, особенно громко произнеся последние два слова и жестом приглашая нас следовать за ним.

– Послушай, дружище, во что ты превратил это заведение, – изумлено спросил Титус, когда мы поднимались по узкой, скрипучей лестнице на второй этаж. – Шикарное было место, даже девушку не стыдно было пригласить на ужин.

– Все меняется, мой друг, все меняется.– Вздохнул трактирщик и распахнул маленькую дверь, которая могла вести только в чулан.– Добро пожаловать в мои личные апартаменты, друг мой! Ну, и вы, мальчишки, входите, не стесняйтесь, хотя грязи от вас будет, за месяц не выгребешь.

Мы переглянулись с девчонками и, не обращая внимания на последние слова толстяка, вошли в его «апартаменты», согнувшись в три погибели. Мы оказались в удобном и очень опрятном кабинете, стены которого были увешаны картами и заставлены книжными шкафами. Всё в обстановке этой комнаты сочеталось с ее владельцем, особенно когда он снял передник и надел приличный камзол.

– Вот теперь я узнаю своего старого друга, – воскликнул Титус, и они крепко обнялись.

– Дружище, я рад тебя видеть, хотя и был убежден, что ты давно умер. – Трактирщик посмотрел на Титуса пристально и строго. – Значит, старая железяка снова зашевелилась!?

«Сам он старый боров», – возмутилась «старая железяка», и я еле сдержала улыбку.

– Теперь он не со мной! – Титус сделал жутко загадочный вид, и я поняла, что нам нужно помалкивать.– Но ты не волнуйся, он безопасен, по крайней мере, на некоторое время.

– Ну, и слава Богу! Слава Богу! А кто эти грязнули, что таскаются за тобой? – толстяк говорил без презрения, но от этого обида была не слаще.

– Поаккуратней, старина, иначе твоя репутация дамского угодника канет в лету, – прошептал Титус так, чтоб все слышали.

– А причем здесь эти маль… – Толстяк внимательно посмотрел на наши широко улыбающиеся перепачканные и загорелые лица, и на его лице появилась понимающая улыбка, – Так ты хочешь сказать, что это девицы? Титус, ты старый развратник! Пятеро сразу, это слишком даже для такого сердцееда, как ты!

– Жар Жак Федерик, владетель Диспон, ты совершено не изменился, и по-прежнему судишь обо всех по себе. Эти благородные девицы – мои воспитанницы, и они хотят помыться, отоспаться, поесть по-человечески и отправиться в дальнейший путь.

– Желательно верхом! – тут же вставила Регина, стягивая с головы потрепанный тюрбан, и на ее грудь упали две косы, подтверждая слова Титуса.

– Прошу простить меня, мои благородные дамы, за невежество и непроявленное гостеприимство. Но с тех пор как этот старый… перестал быть моим господином, я редко общаюсь с достойными людьми и совершено очерствел.

– Что вы, мы прекрасно понимаем, какие мысли вызывает наш внешний вид, – церемонно ответила я, и тоже сняла тюрбан. В следующий миг владетель Диспон от удивления икнул и, схватив Титуса за плечо, слегка его тряхнул.

– Рыжая, она рыжая!!! – он смотрел на меня огромными глазами и показывал на меня пальцем.

– Да, друг мой, она рыжая, и тут ничего не поделаешь. Извини его, Марта, в этих краях цвет твоих волос у всех будет вызывать подобную реакцию.

– Но нам нельзя привлекать к себе внимание, – в ужасе воскликнула Ольга, переводя взгляд с моих кос на барона и обратно на мои косы.

– Я что нибудь придумаю. – успокоила я Ольгу, и тут постучали в дверь и я поспешила спрятать свои волосы под полуразвалившимся тюрбаном.