Нагретый песок приморского рая. Роман

– Говори потише, а то всех разбудишь, – тихо промолвила тетя Сура.

– Уже разбудил! Постарался! – жестко высказался вышедший из своей квартиры сосед напротив, дядя Рамиз, бывший дирижер симфонического оркестра. Сеймур находил соседа сказочно смешным – настоящей черепахой Тортилой. У Сеймура с данным мужчиной, возраста его дедушки были особые отношения. У дирижера заболевала голова как раз, когда он встречался с Сеймуром. Семья Рагимовых жила над дирижером. Для резвости жеребцов требуется жесткая основа, а получалось, что у Рагимовых пол был жестким, а Рамизовский потолок жидким. Он часто жаловался соседям на семью, и отчитывал Идрис Мансуровича за беготню детей. Последний каждый раз извинялся перед дирижером и, придя домой, просил детей не бегать. Дети слушали отца, но быстро забывали его просьбу и претензии соседа снизу. Смотря на все это, Идрис Мансурович говорил: « Что можно поделать с ними, мои дети- кони в щенячьем возрасте»

– Уезжаете, и, слава Богу. Отдохну от тебя немного, точнее, от твоего топота. И насколько отдохну? – вопросительно взглянув на Сеймура через темные очки, спросил дирижер.

– На два месяца! – нахмурившись, ответил Сеймур.

– Хорошо! Даже чудесно! – с удовольствием заявил Рамиз, вмещая свою фетровую шляпу на свою лысину.

– И скажи отцу, пусть тебя пострижет, а то смотреть жутко. Боюсь, с такой копной ты никогда не узнаешь, что такое пробор, – небрежно пройдясь рукой по шевелюре подростка, дирижер стал спускаться по лестнице.

Сеймур смотрел вслед старику с недовольным выражением лица.

«Иди на свой бульвар, там тебе будет спокойнее, а вот через два месяца я тебе устрою жизнь оркестровую. Даю слово. Волосы мои ему не нравятся. На свои посмотри, если они у тебя еще остались. Лысый старикан» – зло, даже мстительно подумал про себя Сеймур.

– Не обижайся на него, – словно прочитав не дружественный взгляд Сеймура, тетя Сура постаралась отвлечь подростка от агрессивных мыслей, – Старикам нужен покой, а ему, почему- то, чуть больше. Ну, ничего, вот вырастите, и у него станет потише.

– Сеймурчик! Маме скажи, пусть перед отъездом зайдет ко мне, сказать хочу ей кое – что. Не забудешь?

– Нет, не забуду! – ответил Семик, сиганув при этом через перилла как гимнаст – всем телом.

Тетя Сура, неодобрительно покачав головой, на выходку Сеймура сказала: «Будь осторожен, сынок, и веди себя прилично».

– Хорошо! – Ответил Сеймур. Железные шарниры, заработали, подросток понесся домой.

Добежав до своего этажа, Сеймур заметил, что дверь их квартиры открыта и слышен голос мамы и соседки, тети Наргиз.

– Здравствуйте, тетя Наргиз! – громко поздоровался Сеймур.

Соседка по лестничной площадке – тетя Наргиз, была близка семье Рагимовых, как соль к еде, как сахар к чаю и лекарство к недугу. Все что нужно, когда вдруг все перечисленное не оказывается дома. Она была дочерью прославленных актеров своего времени, о которых помнят во все времена. Тетя Наргиз была большая, белая и мягкая женщина, с розовыми щечками. Сеймур был уверен, что если ему будет позволено ее обнять, то ему это непременно понравится.

– Здравствуй, сынок! – Ответила Наргиз. – Ну что, на волю тебя сегодня везут? Набегаешься вдоволь и приедешь более спокойным, а главное – повзрослевшим.

– Хиджран! Что- то надо делать с его волосами. Жуть, а не волосы, – Наргиз затронула больную тему Сеймура.

– Не знаю, что делать с ними, Наргиз, – задумчиво посмотрев на сына, сказала Хиджран.

– Укоротить до невозможности, чтоб дышалось легче корням, может, что и исправится – посоветовала Наргиз.

– Там, на даче решим, – решительно ответила Хиджран.

– Мам! Тетя Сура попросила зайти к ней, – выпалив просьбу соседки Сеймур, выбежал в прихожую.

– Опять листья? – Улыбаясь, заметила Наргиз.

– Думаю, что да, – ответила Хиджран.

– И все- таки апшеронские виноградники лучше, чем остальные – долма мягче получается.

– Я думаю, Хиджран, ты про меня тоже не забудешь – невзначай произнесла Наргиз.

– А тебе зачем? – удивленно спросила Хиджран. – У вас же своя дача есть и виноградниками вы не обделены.

– Да, я до сих пор не могу разобраться, какие надо срывать, какие – нет, – виновато заключила Наргиз.

– Подруга! Это же легко! Я же тебя учила! – удивленно провозгласила Хиджран.

– Лично мне, нелегко, – просто и не принужденно ответила Наргиз. – Самое легкое занятие для меня – это учить детей музыке.

Тетя Наргиз была учительницей музыки в музыкальной школе. Первый человек из этой сферы, кто определил полное отсутствие у Сеймура музыкального слуха. И мальчика оставили в покое – и родители, и школьная учительница пения.

– Хорошо! Привезу! – улыбаясь, сказала Хиджран. – Кстати, а ты когда собираешься на каникулы?

– На следующей неделе, – ответила Наргиз.

– Мам! Я сгущенку потащу вниз, хорошо? – Спросил Сеймур, волоча по полу сетку с десятками железных банок сгущенного молока.

Сеймур вышел из квартиры, грохоча банками. « Блин! Как тяжело!» – подумал Сеймур. Он недавно научился сквернословить. Улица научила.

– Сеймур, маму позови, – из чуть приоткрытой двери квартиры тети Наргиз, прижавшись к дверному проему, на него смотрела заспанная Айсель, младшая дочь тети Наргиз.

Сеймур был старше ее, не намного, на 2 года, что давало ему права доминировать над ней в пределах их лестничной площадки. Сеймуру самому было 9 лет. Айсель была светленькой девочкой. Волосы пепельного цвета поддерживали общий фон осветленной внешности Айсель. Карие раскосые глаза, привлекали внимание, которое у некоторых могло быть неотрывным. Рот, из которого, как считал Сеймур, порой слетали «приятные» слова, был большой как у настоящей певицы. Нос был маленький, и слегка вздернутый, хотя должно было быть наоборот. Корни семьи Наргиз, когда – то разрослись так бурно, что оказались далеко за пределами Баку. Кто – то из предков – мужчин Наргиз обратил свои любящие взоры на северных жещин. И получилось то, что получилось – пышная тетя Наргиз с красными, как от северного мороза щеками.

– Зачем тебе мама? – спросил Сеймур, совсем не удивившийся присутствию соседской девочки. Он ее видел каждый день, она любила петь всякие песенки, выйдя на балкон, а он любил, там же, но только на своем балконе, есть фрукты. Чаще всего их встречи на балконе заканчивались словесной перебранкой. Он критиковал ее пение, находя их писком, а она делала ему замечание по поводу его привычки швырять огрызки в проезжающие машины.

– Нужна! – вялым и заспанным голосом ответила Айсель.

– Выйди и пойди к ней сама, что ног нет? – неучтиво сказал Сеймур.

– Я не могу! Я не одета, – посвятив Сеймура в свой утренний наряд, Айсель еще сильнее прижала свою входную дверь к своему высунутому лицу.

– Ну, пойди, умойся, оденься и заходи за мамой, это же легко, – предложив обычный порядок вещей, Сеймур сделал первые шаги вниз по лестнице.

– Ну, позови, не вредничай! – завопила Айсель.

– Да что ты пристала ко мне! Сделай два шага вперед и позови сама, – возмущенно выпалил Сеймур.

– Не могу, у меня зуб шатается и побаливает, – как тайну, тихо произнесла Айсель.

Сеймур бросил сетку. Новость для него была болезненной. Зубы – дело известное в подростковом возрасте. Сеймур подошел ближе к Айсель, чтобы рассмотреть зубную проблему.

– Покажи! Какой? – Сеймур пригнулся, чтобы посочувствовать.

Айсель приоткрыла рот, и пальцем указала на передний зуб в нижнем ряду молочных зубов.

– Пошевели! – приказал Сеймур.

– Боюсь! – завопила Айсель.