– Как можно при таком запахе жить? – Возмутилась Хиджран.
– Видимо можно, Хиджран ханум, – заметил Вагиф.– Через метров двести будет поселок, где живут люди, которым этот запах стал родным и желанным.
– Как можно к этому привыкнуть, не понимаю? – Продолжала удивляться Хиджран.
– А что делать, если государство не переселяет этих несчастных, и даже не думает переселять, – сочувствуя жителям придорожного селения, заключил Вагиф.
– Не уж- то, нефти в море не хватает, что они до сих пор, эту уже загубленную землю насилуют, – Хиджран смотрела на неприглядный ландшафт с чувством глубокого сожаления и обиды, за погубленную природу родного края. Хиджран была здешняя- с окраин Баку.
– Но они молодцы, я имею в виду здешних жителей. У них всегда чисто, дома выкрашены, заборчики ровненькие и огороды, наверное, есть. И складывается такое впечатление, что ты не в Баку, а где то далеко за его пределами. И люди другие.
Сеймур заметил двух девочек у дороги, они желали перейти дорогу. Светленькие и голубоглазые, они чем- то напомнили ему, Айсель – соседку.
Вагиф притормозил, и позволил девочкам перейти дорогу. Они ему помахали в знак благодарности, а Сеймуру показали языки, голова которого сразу высунулась из окна машины, как только Вагиф решил выполнить правило уличного движения – пропустить пешехода
– Дуры! – Крикнул Сеймур и так громко, что девочки заслышав бранное слово, успели коллективно растянуть уши и высунуть языки еще раз.
– Сеймур! Ты опять за свое!? Хиджран слегка шлепнула сына по ноге.
Сеймур промолчал, потому что был не прав, даже обидные гримасы и на дразнящие язычки маленьких блондинок, не оправдывали его поступок. Он вспомнил, что его предупреждали.
У него так всегда получалось, когда он видел приятных сверстниц. Независимо от получаемого воспитания и, невзирая на присутствие родителей, ему хотелось, как- то обозначиться, чтобы позже отличиться.
Разбросанные по обе стороны дороги качалки, напоминали Африканские просторы, в которых пасутся зебры и антилопы Гну с постоянно трясущими головами. Только качалки не тряслись, а постоянно кому- то кланялись в знак благодарности или признательности, что их когда-нибудь выключат и дадут передохнуть.
– Фархад! А их ночью выключают? – Спросил Сеймур, вновь переметнувшийся поближе к брату. – Или качалки и ночью работают.
– Думаю, их выключают, не могут же они ночью работать, – предположил старший брат.
– Значит, кто- то их вечером выключает, а утром включает, – Фархад! Но их ведь так много?! – Изумился Сеймур количеством нефтяных качалок.
– Значит, есть специальный человек, кто за это отвечает.
– Чтобы только выключить и включить? – Сеймур взглянул на брата в ожидании ответа – «Да».
– Наверное, – безразлично ответил Фархад.
– Вот клево! Хорошая работа. Включил, и ходи весь день, а вечером выключи, и иди домой. – Вот окончу школу, и пойду работать выключальщиком качалок, – переполненный положительными эмоциями от предстоящей перспективы, Сеймур обнял брата.
– А включать, кто их будет, умник? – Сострил Фархад, покосившись на младшего брата.
Сеймур задумался. Он был еще мал для сложных обозначений и определений. Он сдался. – Не знаю, как назвать этого человека, – тихо признался подросток.
– Никем ты не будешь! – Жестко огласил Фархад. – Ты будешь моим помощником.
– Как это помощником? – Неясно представляя себе свои будущие обязанности, спросил Сеймур.
– Ты будешь помогать мне, дела делать, – не отводя глаз с дороги, ответил Фархад. Казалось, что он в окне микроавтобуса видит их будущее, и те дела, о которых он обещает брату.
– А что мы будем делать, Фархад? – Спросил Сеймур, втянув при этом в себя шею и голову, ему вдруг стало и интересно и боязно.
– Богатеть, брат! – Решительно ответил Фархад.
– Как это богатеть? – Глаза Сеймура беспрерывно захлопали.
– Просто! – оставаясь по- прежнему спокойным, ответил Фархад. – Будем покупать и продавать все то, что где- то очень нужно.
– А что, где нужно? Я не понимаю, Фархад? – спросил Сеймур, замученный непонятными идеями старшего брата. – Фархад, я не понимаю, о чем ты говоришь, – младший неотрывно смотрел то старшего брата.
– Только дай мне слово, что не растреплешь обо всем маме?! А то ничего не получишь, – выдвинув условия, Фархад ожидал ответа.
– Не скажу, честно, даю честное слово – слово «Октябренка», – Сеймур привстал.
– Да на черт мне далось твое слово октябренка? Клянись могилами прадеда и прабабушки! – Настойчиво потребовал Фархад.
Сеймур растерялся. Фархад запросил слишком большую ответственность – поклясться могилами предков, которых Сеймур не помнил, потому что был маленьким, но чтил, потому что так было принято.
Сеймур проглотил набежавшую слюну, и вымолвил: « Клянусь!»
– Тогда слушай, – начал Фархад.
– Я у «стекляшки» прикупил у ребят петушков. Пять штук.
– У чего ты что купил, и что такое петушки? Я чего- то не понял, Фархад, – признался Сеймур.
– Вот ты Сеймур, балда, – выпалил Фархад.– Объясняю – у стеклянного базара, напротив «Снежинки», я у спекулянтов купил иранские жвачки, ну помнишь, я тебе как- то раз приносил их, на них еще петушки нарисованы, мятные такие, вкусные.
– Аааа…! Вспомнил! – Сеймура осенило.
– Так вот, их- то мы и будем продавать на даче, точнее, на пляже. Я все продумал, только с ценой надо определиться.
– Как на пляже и кому? – Недоумевал Сеймур.
– Как кому? Людям, – продолжал объяснять Фархад. – Особенно приезжим, они любят все такое иностранное. И потом, у них всегда деньги водятся. Как говорит дядя Эльдар – « На отдыхе никогда не надо жалеть денег. Работают, чтобы зарабатывать. Копят, чтобы отдыхать».
– Правильно, дядя говорит, – одобрительно замотал головой Сеймур, словно ему было чуть больше лет, чем его прародителю.
– Какой ты молодец. Фархад! А где ты этому научился?! – Спросил Сеймур, переполняемый эмоциями.
– Эрик подсказал, – ответил Фархад.
– Какой Эрик?
– Который с Малаканского садика, дед которого там, постоянно в медалях сидит. Ну, тот, ветеран войны, Фархад пытался помочь брату вспомнить существенную особенность неизвестного мужчины.
– Их там много сидит, и все говорят на непонятном языке, – оправдывался Сеймур незнанием языка, достаточно большого народа.
– Ладно, проехали, одним словом, приедем, на пляже разберемся, кому и почём – деловито отрезал Фархад.