Герой из героев. Попытка не пытка

– Маленькие сироты.

– Я могу встать на колени, – жрец так посмотрел на меня, что я изменил тактику. – А в качестве кого ещё можно продолжить временное пребывание здесь?

– Если вы здоровы, то это невоз… хм, хотя. Знаете, если вы готовы своим трудом помогать нам, то можете остаться здесь на более долгое время.

– Отлично, я готов. Что нужно?

– Вы же резчик по дереву? Верно? – спросил Стефан и выразительно поглядел на фигурки в углу, с которыми обычно играла Элдри. – Смогли бы вырезать небольшие статуи богини?

– Если у вас найдётся образец, то да.

– Замечательно. Просто замечательно! Глиняные статуэтки разошлись в первые дни, как градоправитель закрыл ворота и объявил о чуме. А желающих поселить в своем доме образ Энкаймы всё больше.

– Вряд ли я смогу вырезать более трёх фигурок в день, – заранее жалея свои пальцы, сообщил я. – Может, лучше рисовать её лик на более-менее ровных дощечках? Тогда, если использовать только чёрную краску, получится около десяти картин за тоже самое время.

Меня попросили показать своё умение. За неимением кисти я взял уголёк и сделал набросок на обратной стороне выделанной шкуры. Натурой мне послужила огромная статуя на первом этаже. Смиренно стоящие на коленях послушники, монотонно поющие молитвы, периодически бросали на меня любопытные взгляды. Им стоило огромных усилий не пялиться на меня во все глаза, так как в поисках хорошего ракурса и приличного освещения я пробирался меж их рядов так, будто зала была пустой. А уж когда шкура легла на пол, да я начал чего-то на ней чиркать, то они и вовсе принялись ощутимо фальшивить. Не до песнопений им было. Выглядело со стороны моё рисование откровенно богохульно. Но возмущений не последовало, так как процесс занял всего с десяток минут. Я не особо старался, отчётливо понимая, что углём добиться совершенства линий и штриховки невозможно. Так что картина оказалась в руках молящегося Стефана практически мгновенно. Жрец радостно воскликнул, осенил себя знаком, да шустро захромал к иерахону. Меня позабавила подобная прыть. И ещё больше развеселило то, что иерахон покинул свои покои, чтобы от имени богини лично благословить такого еретика, как я.

Но, смех смехом, а результата я добился! Мне позволили остаться в храме и даже выделили для работы небольшую комнатку на первом этаже. Обретённая свобода перемещения также позволила спрятать опасные вещи. Да и занятие хорошо отвлекало от вынужденного безделья. Кроме того, чтобы монотонность не раздражала, рисовал я Энкайму с разного ракурса и эмоции ей придавал. Пару раз так и вовсе изобразил хохочущей и с веснушками, хотя большинство картин было с ней мёртвой. Не знаю почему, но прикрытые глаза и смертельная расслабленность черт казались иерахону особенно подходящими для образа богини. Он даже забрал одну из особенно грустных картин себе, а мне вручил пару серебряных монет. И всё бы неплохо, но Элдри хвостиком следовала за мной и пыталась по мере сил помогать.

И вреда от неё было больше, чем помощи!

То она неправильно разводила краски. То, наблюдая как я рисую, нечаянно толкала меня. То подавала не ту кисть. То на не высохшей картине появлялись отпечатки детских пальцев. А на пятый день я и вовсе обнаружил, что чистая стопка натянутых холстов вся испорчена мазнёй – девочка решила, что является талантливым художником. И если мне не хотелось получить ещё больше проблем, то пришлось бы потратить в разы больше времени, закрашивая вот это «творчество». В результате я постарался объяснить (спокойно, между прочим), почему так делать никак не стоило. Однако Элдри разревелась до истерики и этим довела до кипения уже меня самого.

Итак, чтобы сдержаться от непоправимого поступка, я, не переставая во весь голос ругаться на чём свет стоит, выгнал её взашей с указанием не показываться мне на глаза до вечера.

Я очень хорошо запомнил все свои фразы. Абсолютно все. Я прекрасно помнил каждое слово, что произнёс, прежде чем выставить Элдри вон. Они навсегда остались в памяти потому… потому что эта дурёха не успокоилась! Держа на меня обиду, она затеяла вылазку в город вместе с мальчишкой. Тем самым, с которым ранее дралась на палках. Дети преисполнились энтузиазма доказать, что они могут ого-го! Намного больше, нежели дылды, которые их ни во что не ставят! И вознамерились совершить подвиг – проще говоря, решили превзойти жрецов в лечении больных. Вот только совершенно не учли, что умные взрослые отправлялись за пределы храма в плотно закрывающей тело одежде, пропитанной воском, что их маски фильтровали ядовитый воздух, что… Хорошо ещё, что они наткнулись на молящегося Жана! Жрец узнал детей и насильно привёл их обратно. Дурачки могли бы и вовсе потеряться!

По возвращении отважных беглецов благоразумно поместили на карантин в разные кельи, расположенные на полуподвальном уровне, а потом уже рассказали мне о произошедшем. Рисовать мне тут же резко расхотелось. И всё же только закончив картину, на которой богиня отчего-то вышла совсем не доброй и не милосердной, я пошёл узнавать подробности у самой Элдри. Внутрь к ней меня не пропустили, категорично настаивая на соблюдении режима карантина, но поговорить через дверь дозволили. Я и поговорил. Коротким, но выразительным красочным монологом с примесью нецензурной лексики. А затем метко запустил в Элдри игрушечным медвежонком через маленькое окошко. Заслонка на нём открывалась с внешней стороны и в обычной жизни помогала жрецам тайком наблюдать за послушниками.

– Вы очень многого хотите от ребёнка, – недовольно покачал головой Артур, когда я собрался уходить. Он тихо молился за здоровье детей в уголочке и казался совсем неприметным. Однако его слова привлекли моё внимание. Даже больше, они меня разъярили! Я подошёл впритык к старцу и чуть ли не прокричал:

– Думать, прежде чем делать, это много?!

– Вы забываете, что она думает, – холодно ответил он мне. – И не сомневайтесь, она на самом деле думает очень много. Вот только эта девочка не прожила столько же лет, сколько вы, и не столкнулась с тем, с чем сталкивались вы. А потому и думает иначе, чем вы. И если вы недовольны её мыслями, то, прежде всего, испытайте недовольство по отношению к себе самому, юноша. Вы не дали её голове своевременно задуматься над тем, что для вас так естественно.

Его спокойное разъяснение заставило меня упрямо и недовольно поджать губы до узкой черты. Мне было неприятно признавать, но жрец оказался прав. Я безосновательно считал, что Элдри должна была действовать так, как если бы она знала все мои мысли… Треклятье, я вообще не запрещал ей куда-либо уходить из храма! Не объяснил, что на улицах опасно. Ни слова не сказал, как заразна чума Борхайта.

Для меня было так естественно предполагать, что это само собой разумеющееся, что мне даже в голову не пришло хоть как-то предупредить её. И теперь…

Великая Тьма!

– И теперь она может умереть, – сделал я вывод вслух.

– Эта девочка хотела помочь вам нести людям добро. Помолитесь Энкайме. Возможно, она не оставит вас.

Глава 16

Я не так часто испытывал подобное, но на этот раз слова Артура заставили меня ощутить острое чувство вины. Это было крайне неприятно. Однако ругать самого себя мне никогда не было по нутру. Я всегда был по характеру больше деятелем нежели философом?самокопателем, а потому основательно задумался только над тем, как можно исправить возможные последствия. Поступок Элдри по-прежнему нёс в себе опасность, но совет молиться мне не понравился.

Плевал я на богиню Энкайму!

Кроме того, я знал, что от чумы хорошо спасают две противоположности: магия и технология. Магия была мне недоступна, поэтому я сосредоточился на втором направлении. Может, Элдри по итогу так бы и не заболела, но если она оказалась заражена, то озаботиться созданием вакцины следовало уже сейчас. И хорошо, что я, как маг, был сведущ в алхимии. С ней и химия не такой уж страшной наукой казалась. Во всяком случае, мне было известно из каких элементов могут состоять формулы подходящих антибиотиков, проблему составляло только их получение. Огромную такую проблему. Мало того, что стоило как-то найти подходящее сырьё, так и никакой лаборатории у меня не имелось. А пытаться соорудить хотя бы перегонный куб в храме идиотов-фанатиков?

На кухню я благоразумно носа не показывал. Там хранились съестные припасы, а потому повара и кладовщик бдили не хуже злющих псов, с капающей из пасти слюной. А иных мест с очагом в храме имелось не так много. Особенно безлюдных. Поэтому мне оставалось только сооружать горелку и надеяться, что к рассвету келья сможет полностью проветриться.

Стащив с места для молитв наиболее простую лампадку, я выстругал дня неё ножки и приготовил на основе растворителя для красок топливо. Оно не должно было бы так чадить как масло. А там оставалось всего лишь выровнять подачу жидкости для получения стойкого по температуре пламени. После, глубокой ночью, я проверил прибор на работоспособность – сварил в тонкостенной глиняной миске общеукрепляющий и успокоительный отвары. Причём во время варки мне всё время чудилось, что вот-вот дверь скрипнет и внутрь войдёт молящийся Рикард. Мне так и виделось, что он таится поблизости в расчёте утащить меня на костёр! Но вроде всё обошлось.

Передать отвар с едой тоже оказалось нетрудно. Достаточно было под предлогом заботы сказать, что я желаю лично протянуть через окошко тряпицу с едой.

– Да кто ж вам откажет в таком деле? – искренне удивился жрец, у которого я испросил разрешение.

Поэтому, не теряя времени, я положил на дно узелка не только горшочек с горячей похлёбкой и хлеб, но также две бутылочки и записку. Записка была необходима на случай, если при нашей «встрече» будет присутствовать кто-либо посторонний и у меня не получится дать Элдри разъяснения самому. Обычно в коридорчике, сидя на табуретке, перебирал чётки какой-нибудь послушник. И да, этот раз не стал исключением. Кто-то, кому надлежало успокаивать нервничающих детей, смиренно нёс свою вахту, а потому моя беседа с девочкой едва не завершилась на одной единственной фразе.

– Это тебе, – сказал я, когда Элдри прижала к себе узелок.

Мне показалось, что на этом моя задача завершена. Я хотел было уйти, но малышка вдруг прижалась к закрытой двери и тоненько пожаловалась.

– Морьяр, я не хочу быть здесь.

Её глазёнки уставились на окошко, через которое ей было видно кусочек моего сердитого лица.

– Знаешь? Я тоже!

Сказав так, я закрыл заслонку и резко развернулся на пятках. Ноги даже начали уверенно шагать по коридору, как вдруг послышались истеричное завывание, плач и удары кулачками о дверь. Очень сильные удары. Элдри наверняка бы вот?вот разбила руки в кровь. Так что я застыл в попытке сообразить, как долго подобное безумие способно продолжаться и отчего оно вообще возникло.

– Милосердная Энкайма. Снова! – между тем шёпотом воскликнул послушник.

– Как снова? – удивился я.

– Если бы не подвальный этаж, то она бы весь храм ещё вчера переполошила! Но здесь толстые стены, и только я слышу, как она кричит словно безумная.

– Разве вы не пробовали помочь ей успокоиться?

– Помочь можно только тому, кто этого хочет, сударь, а она не реагирует ни на какие слова… И прошу вас, не укоряйте меня в чёрствости! Я просил своего наставника дать ключ, но он мне строго?настрого запретил даже думать о таком.

– Мама! Мамочка! Мама! – продолжала вопить Элдри.

– Дитя моё, утешение и свет, – принялся бормотать послушник, вставая возле двери на колени. В руках его замелькали чётки.

Бусины чёток двигались невероятно быстро. А говорил послушник медленно. При этом он почти не делал паузы между словами. И в результате его старания не произвели никакого эффекта… кроме того, что из соседней камеры тоже начало доноситься жалобное хныканье. Честно, даже мне как-то особенно тоскливо стало. Про такое состояние ещё говорят «кошки на душе скребут». Так что я уверенно отпихнул послушника в сторону и снова открыл заслонку.

– Морьяр! Морьяр! Я хочу выйти! – изменилась завывающая песня. – Выпусти меня!

– Успокойся.

– Выпусти меня! Выпусти!

– Успокойся.