Герой из героев. Попытка не пытка

– Вы недостаточно оцениваете мои способности.

– Хм. Ну, что же, – смутился Стефан, наткнувшись на взрослые и жёсткие интонации, которые он никак не ожидал услышать от сидящего перед ним юнца. Но вскоре улыбнулся и миролюбиво сказал. – Если вы справитесь, то вряд ли будет правильно препятствовать вам. Жрецы Энкаймы не должны мешать людям проявлять любовь к ближнему.

Какая любовь? О чём он?

Почему люди думают, что я должен уметь чувствовать тоже, что и они? Потому, что я повторяю их внешний облик? Бред. Может мне и довелось родиться человеком, но внутри меня с рождения главенствовали иные черты. Разумное и рациональное мышление составляют фундамент моей исключительной личности…

Я резко оборвал собственные размышления.

Ведь если всё так, то зачем… нет, ну правда, зачем я тогда так рвусь сохранить жизнь Элдри? Почему я столь бережно храню карманные часы, хотя они превратились в хлам? Почему мне было так больно некогда отпускать Эветту? Почему я испытываю горечь, оттого что она умерла? Зачем в конце концов я пронёс через все дороги междумирья пряжку с её детских туфель!

Какая в этом рациональность и логика?

Неужели мне… Неужели я…

Неужели, и правда нечто человеческое мне не чуждо?

Мой лоб покрылся капельками холодного пота, а лихорадочно мечущиеся мысли подвели меня к новому вопросу – неужто, будучи с детства лишённым необходимости в материальном, а потому нисколько не привыкшим ценить его, я никогда не замечал какой я на самом деле… ужасный собственник!

Треклятье, я настолько привык считать Элдри своей, что не был готов делиться её жизнью даже… даже с мрачным королём.

Вот она истина. Вот правда!

И, кстати? Почему «не был готов»? Откуда прошедшее время?

Это моя девочка, и не жнецу душ решать, когда я ему её отдам.

…Что поделать, Смерть?

Да, вот такой вот я жадина.

***

Не так уж и сложно было завершить картину. Если бы не необходимость дожидаться, когда на определённых местах подсохнет краска и станет возможно наложить новый слой, то работа вообще не показалась бы мне сложной. Я до сих пор не понимал, почему остальные люди не могут рисовать то, что хотят. Почему то, что в их воображении столь прекрасно, принимает на холсте безобразнейшие обличия? Отчего они не могут воспроизвести изображение даже с натуры? Почему они смотрят, но не запоминают особенностей игры красок? По какой причине их восприятие такое, словно они живут во сне?

И, кстати, о последнем вопросе. Как-то раз я наблюдал за уличным художником, пытающимся повторить на холсте красоту момента – яркий разноцветный купол перевернутого зонтика застрял в роскошной осоке у берега канала, ограждённого белым мрамором. Но картина у него выходила невзрачной и смазанной. Так что чем дольше я следил за движениями его кисти, тем более это наблюдение тяготило меня. Наконец, груз стал так велик, что я отошёл в сторону ближе к скамейке. Я даже не обратил внимания на то, что там, в тени желтеющей листвы высокого раскидистого дерева, уже отдыхает некий джентльмен в клетчатой кепке. Обычно я старался держаться от людей подальше, но тут мне потребовалось присесть. Меня ноги держать не хотели от разочарования! А потому я сел. Мужчина тут же скосил на меня настороженный взгляд, но черты его лица вскоре расслабились. Он, приветствуя меня, кивнул и, после того как неторопливо раскурил трубку, с добродушием осведомился:

– У вас здесь тоже назначена встреча?

– Нет, – ответил я в резком тоне, а затем вдруг ощутил острую потребность объясниться. – Я остановился, потому что не могу идти дальше.

– Эм-м, что же вам мешает, молодой человек?

– Цвета. Вы их тоже не видите?

– Ох, – усмехнулся мужчина в кепке. – Это, конечно, модно, но не стоит в вашем возрасте увлекаться чем-то кроме обычного табака.

– Вы не поняли. Скажите, какого он цвета?

С этими словами я поднял с земли крупный опавший лист и требовательно уставился на незнакомца.

– Жёлтый, – соизволил ответить тот.

– И всё? Это всё, что вы можете о нём сказать? – распирало меня от возмущения. -Если он всего лишь жёлтый, когда я показываю его вам, то что останется в вашей памяти, когда он вновь упадёт на землю!

Мужчина задумчиво посмотрел мне прямо в глаза. Затем слегка сощурился, выпустил колечко дыма и, прикрыв веки, сказал:

– Лист продолговатый, клиновидный. Край несколько зубчатый, слева снизу у основания порван. Скорее всего из-за того, что на него кто-то наступил, потому что грязь осталась на внешней поверхности именно линиями. Прожилки хорошо видны. Ну, а судя по всему остальному, сорвали его относительно недавно.

– Сорвали?

– Да. Цвет листа в основном жёлтый, но он ещё полон жизни. Зелёные оттенки и плотный жёсткий черенок говорят о том, что сам по себе он опал бы значительно позже.

– Действительно, – удивился я, повертев лист в руке.

– А теперь, молодой человек, соизвольте объясниться, – открывая пронзительные светлые глаза, потребовал мужчина в кепке. – Почему вы задали свой вопрос?

– Всё из-за этого художника. Он выбирает совсем неправильные цвета, и потому его картина ужасна. Отвратительна! – я сильно нахмурил лоб и придвинулся немного ближе к собеседнику, чтобы как по секрету сообщить. – И ещё более мерзко, что все проходящие мимо люди восхищаются гадким пейзажем словно шедевром. Неужели все они видят неправильно?

– Они видят правильно. Но вот вы видите и… то, что видите, связываете с картиной очень тесно. А они просто довольны достоверной картинкой. Они видят неглубоко. И это действительно печально, тут вы правы. Ведь если бы каждый в этом городе, элементарно идя с работы домой, обратил внимание на то, что вокруг него, то разве осталось бы в полиции хоть одно нераскрытое дело? А, как вы считаете? – эмоционально осведомился мужчина и рукой, в которой он держал трубку, обвёл пространство вокруг.

– Думаете причина в невнимательности?

– Да. Они живут словно во сне… Да и вы тоже, молодой человек, видит Бог, бревна в своём глазу не замечаете! Пусть вы и видите больше, но делать выводы глубже из того, что видите, не желаете.

Не знаю, что именно он хотел до меня донести. Это было обстоятельство, на которое мне пока что ответ не требовался. Но вот предположение, что люди живут словно во сне, понравилось. Оно до сих пор казалось мне очень осмысленным.

Завершив картину, я посмотрел на крошечный глиняный пузырёк с вакциной, а затем на самодельный шприц. Выглядел он жутко. Колючка морского ежа вместо иглы смотрелась не хуже орудия пытки. Но ничего другого под рукой не имелось. Хорошо, что и это нашлось.

– Морьяр! – заплакала Элдри, когда я вошёл в её комнатку.

Келья едва освещалась свечой. Лучи заходящего солнца почти не проникали через крошечное зарешечённое окошко. Почти не проникал через него и свежий воздух. А его очень не хватало. От переполненного ведра для испражнений воняло так, что у меня заслезились глаза.

Между тем девочка бросилась было ко мне, но тут же одумалась и, сжавшись в клубочек в углу, застонала. Выглядела она ужасно. Кожу покрывала сыпь, глаза ввалились, спутанные расплетённые волосы больше напоминали мочалку.

– О, вы всё-таки решились прийти к ней, – вдруг услышал я голос вездесущего Стефана за своей спиной. – Вы храбрый че…

– Да, я решился!

Я резко обернулся, чтобы закрыть за собой дверь, но от неожиданности замер. Честно, едва за сердце не схватился. Увидеть вместо приличного мужчины горбатое пугало в жуткой белой маске я никак не ожидал! Хорошо хоть молнией не шибанул от шока, как сделал бы в другое время.

– Тогда позвольте…

– Да иди ты к своей Энкайме! – воскликнул я и всё же закрыл дверь. Однако перестарался с силой хлопка, и трухлявое дерево одной из стоек дверной коробки посыпалось мелкими щепками. Дверь, не ограниченная никакой преградой, начала гулять на сто восемьдесят градусов туда и обратно так, как будто где-то присутствовала скрытая пружина.

… Что же, дверь как в салун, это весьма оригинальное интерьерное решение.

Да и приятный сквознячок получился.