Я, мой муж и наши два отечества

Снежные траншеи. Русско-турецкая война, 1877—1878.

Василий Васильевич Верещагин (1842—1904)

А через три года в дом явился богатый жених, Владимир Мариан Филипович, знаменитый на всю Одессу врач, бывший военный хирург царской армии, участник русско-турецкой войны за освобождение Болгарии от османского ига. Статная голубоглазая красавица с тяжелой русой косой глянулась сорокалетнему холостяку. И девушка снова увидела мать свою на коленях. Теперь уже молила ее, Марию, не отказывать такому богатому и знаменитому жениху, да еще и с той же фамилией, хотя и не из Шестой книги… Замужеством с ним она спасет своих старших сестер, они смогут бывать на балах, словить женихов, а так – никакого просвета. Мария всегда готова была жертвовать собой. К тому же ее очаровали его повествования о собственной жизни, полной разных значимых событий и приключений: ведь лет за восемь до их знакомства Владимир Мариан, тогда еще молодой, служил врачом в славной армии генерал-лейтенанта М. Д. Скобелева. Участвовал в боях под Плевной и затем на Шипкинском перевале. С огромным вниманием слушала юная дева его рассказы о стойкости и великом мужестве российских солдат и офицеров, стоявших насмерть на легендарной Орлиной скале Шипкинского горного хребта, и о храбрых героях, которые в зимнюю стужу и под огнем противника одолели этот «неприступный, этот непреодолимый» легендарный Шипкинский перевал…

Владимир Мариан, студент Киевского университета

Владимир Мариан Филипович в армии Скобелева, 1877 г.

Владимир Мариан – полковой врач армии Скобелева, участник боев под Плевной, 1878 г.

И Мария дала согласие, вышла замуж…

Муж ее, Владимир, очень гордился красотой юной своей жены. А она еще и рукодельницей была, и кулинаром отличным. Ее пироги всегда отличались изысканностью и несли какой-нибудь сюрприз. Она никогда не готовила строго по рецепту, а всегда привносила свое. И писала стихи. Но об этом ее занятии муж, кажется, и не догадывался. И еще любила удивлять. Как-то в дом ожидали к обеду самого губернатора. Слуги накрывали богатый стол, ставили хрусталь, а хозяйка в это время, начернив лицо сажей, с метлой в руках полезла на крышу. Муж подъезжает к дому в карете вместе с именитым гостем. Хочет жену – сущего ангела – показать. Глядь, а на крыше его особняка ведьма выплясывает с метлой. Только по волосам (золотом по всей спине) и узнал жену…

Слуги, выбежавшие из дома, чтобы встретить гостей, застыли в оцепенении, увидав на крыше «ведьму», а хозяин дома, почитаемый в Одессе доктор Владимир Мариан, не растерялся и перед гостем поаплодировал своей жене за ее «остроумную шутку». Важному гостю ничего не оставалось, как поаплодировать тоже. К столу юная красавица-хозяйка явилась в отличном расположении духа и в лучшем своем платье – подарке дорогого супруга Владимира. Пировали на славу…

Мария Иосифовна с двумя сыновьями, старшим Иосифом (справа) и Леоном (слева), 1885г.

А потом дети родились. Сначала жизнерадостный, деятельный Иосиф, мой дедушка, потом Леон, задумчивый и добрый. Оба не то что любили – обожали мать. А больше и не было детей, потому что Мария оставила своего чересчур серьезного, положительного мужа и нестерпимо скучную жизнь, где все делали и даже думали за нее. При разводе поделили детей. Ей оставили младшего, Леона, а со старшим даже видеться не велели. Потом, уже после революции 1917 года, в Москве оба сына были с нею. (Приложения 1 и 1а)

Молодой химик Иосиф Филипович и юная выпускница Николаевского института благородных сиротских девиц Мария Доброхотова

Мой дедушка Иосиф был очень жизнелюбив и, еще будучи гимназистом, постоянно влюблялся в хорошеньких девиц. А потом, узнав, что от любовной связи с очень красивой студенткой будет дитя, жил с нею гражданским браком. Студентка, однако, оказалась девушкой с весьма независимым характером и с революционерскими связями, не позволявшими ей погрязнуть в «семейном болоте»… Дело революции для нее было важнее всего, и она, революционерка, переехала в Париж, где родился первый сын Иосифа, мой старший дядя Борис Иосифович, которого в дальнейшем воспитывали в основном его отец и жена отца, то есть моя бабушка… А Леон был однолюб, всю жизнь любил только одну Эльвиру – шведку, которая погибла перед самой их свадьбой.

Иосиф и Леон студенты-химики

А в 1938—1939 годах братья оба сгинули в чекистских застенках, успев, слава Богу, похоронить на Ваганьковском кладбище свою нежно любимую матушку. Бабуня (прабабушка моя) писала стихи, вела дневник. Но все это в молодости. А потом, как сама горько признавалась, поэзию сменила на выпечку тортов да пирогов. Заклинала мою маму, а она уже девочкой писала стихи, никогда не предавать поэзию.

Когда познакомился Иосиф Филипович с моей бабушкой, девицей Марией Петровной Доброхотовой, ему было уже далеко за двадцать. Мария Доброхотова в то время оканчивала в Москве Институт благородных сиротских девиц и готовилась стать гувернанткой. В Москву она приехала из Калуги, где жила многодетная семья Доброхотовых, потерявшая кормильца своего, любимого народом адвоката и судью Петра Ивановича Доброхотова

В родословной почитаемого судьи было написано о его заслугах, отмеченных жалованными наградами и личным дворянством, с упоминанием о крепостном происхождении его отца и мордовских корнях…

Челноки – Доброхотовы

В мордовской семье Челноков, где появился на свет (в первые годы ХIХ века) будущий мой прапрадед, мальчик Иван, умели трудиться. Быстрые, ловкие, выносливые, они работали как на барских полях и конюшнях, так и в своем огороде, хлеву, избе, полной ребятни… И везде поспевали. За то и прозывали их – Челноки.

Семья жила в бревенчатой избе-пятистенке на берегу речки Инсарки близ живописного старинного, основанного в 1647 году мордовского города Инсар. В городе было несколько церквей. Ваня бегал в самую старинную, храм Казанской иконы Божией Матери. При церкви была приходская школа, где учили не только грамоте и Закону Божию, но и наукам математическим. Ваню Челнока в школе считали очень способным учеником.

Соборный храм во имя Казанской Божией Матери с приделом церкви во имя Николая Чудотворца, г. Инсар, Мордовия, конец XIX в. (Ныне на этом месте расположен цех завода «НЕОН»)

Однажды учитель этой школы, он же батюшка в церкви, услышал от местного помещика своего же прихода сетования на любимого и единственного сына: совсем плох в учении, а выписанный для занятий мусье говорит, что все в порядке. И верно, барское чадо замечательно освоило фехтование, танцы, манеры… Может на французском языке изъясняться. А вот от математики с физикой у мальчика разбаливается голова…

– Гнать этого мусье надо, да только где у нас другого учителя найдешь?

– Есть у меня мальчишка на примете, Ванька Челнок. Бегает в школу ко мне из самой слободы. Удивительно понятливый мальчонок, до всякой работы и до учения охочий. Псалтирь всю наизусть шпарит. И добрый. Сам слышал, как он иной раз объясняет ребятам непонятное.

Оживился барин при сих словах, да батюшка его и осадил: крепостной он, а так бы…

Пришлось барину за Ваньку Челнока хлопотать, выкуп заплатить его хозяину. Понравился Иван не только барину своему новому, но и привередливому сыну его Михаилу. И хоть выглядел новый наставник барского дитяти совсем неказисто – был невелик ростом, худощав и на фоне рослого упитанного барчонка еще худосочнее казался, чем был на самом деле, – хозяйский сын почти разом его признал, а потом и зауважал: видимо, дошло до него, что в мире по-настоящему ценно и по-настоящему красиво. А в математике видел Иван красоту особую…

Так проходили дни, и недели, и месяцы. И однажды Иван Челнок явился к новому хозяину своему с докладом. Хотя тот его не вызывал, да и Ваня волен был о себе решать без барской указки. Однако, сам же он тогда про себя решил: «жить с Богом, то есть по совести!»

– Больше не хочу я хлеб Ваш переводить, – сказал он хозяину, – все, что мог, я Михаилу передал. А дальше – ему в гимназию надо, к профессорам, а потом и в университет…

Приемные экзамены в Пензенскую гимназию Михаил, сын хозяина, выдержал блестяще. Все время, пока экзамены длились, Иван вместе с ним жил: решали математические задачи, учили физические законы… Отец, счастливый, расцеловал выкупленного им когда-то крепостного Ивана, а сын Михаил стал просить отца, чтобы и Ваню тот бы помог определить в гимназию. И Ваня был принят тоже. Из гимназии вышел Иван с блестящим аттестатом и с фамилией Доброхотов, которая присвоена была ему официально вместо прежней деревенской кликухи. (Приложение 1)

Из того, как сложилась его дальнейшая жизнь, известно лишь то, что переехал он в богатый церквями город Муром, где женился на русской девушке-мещанке, с которой были у него дети: Михаил, Иван, Петр, Илья и дочь Александра. Сам Иван, бывший Челнок, учительствовал: сначала в приходской школе, а затем в местной гимназии. Супруга тоже учительствовала, но только в самые первые годы замужества. Потом растила и воспитывала собственных детей. Семья не была бедной, но и особого достатка не видела. Зато все жили очень дружно, помогая друг другу и стараясь получить хорошее образование. Книги в доме Доброхотовых ценили превыше всех вещей. Все дети стали весьма образованными людьми.

Муром, XIX в.

Первенец Михаил, 1826 года рождения, успешно (с Похвальным листом) окончил Владимирскую губернскую гимназию, а потом – и тоже блестяще – юридический факультет Московского университета.

Михаил Иванович Доброхотов сразу по окончании Московского университета

На службе в Московском суде весьма быстро, в течение восьми лет, продвинулся от помощника столоначальника до секретаря суда и был жалован титулом личного дворянства*. Впоследствии он стал известным в Москве и любимым простыми людьми адвокатом и первым председателем организованного им же Совета адвокатов – появившегося тогда адвокатского сообщества. На заседаниях Совета обсуждались представления и жалобы, оценивались с морально-этической точки зрения поступки адвокатов. Сам он был кристально честным человеком, адвокатом, открытым и всегда готовым помочь людям, к тому же был оптимистом и любил добрую шутку.

Первый председатель Московского совета присяжных поверенных Михаил Иванович Доброхотов (1826—1869)

Умер он скоропостижно, от сердечного приступа, на сорок третьем году жизни, оставив жену (тетку Зинаиды Гиппиус) и двоих дочерей, которым потом помогали все братья Михаила Ивановича, и более всех живший с ним рядом на Остоженке Илья Иванович. В его семье потом жили сироты: младшая дочка Михаила Ивановича и дочка рано умершей младшей сестры Александры.

О нем, Михаиле Ивановиче, первом адвокате Москвы, писал потом известный своею абсолютной справедливостью знаменитый защитник бесправных людей А. Ф. Кони: «Московская адвокатура, ее организация в духе порядка и нравственной дисциплины была в значительной степени делом памятного Москве М. И. Доброхотова» (Судебно-юридическая газета, публикации. Михаил Доброхотов – первый московский адвокат. 10. 47. 29 августа 2011, газета 100, данные из интернета).

Братья Михаила Иван и Илья служили в Казначействе. А третий сын Ивана (бывшего Челнока) Петр, мой прадедушка, как и его старший брат Михаил, получил свидетельство о блестящем окончании гимназии и продолжил учебу в Московском университете, тоже на юридическом факультете. По его окончании отмечен был как лучший выпускник и мог выбрать себе город и место из предлагаемых вакансий. Выбрал тихую красавицу Калугу с видом на величавую Оку с ее отлогими песчаными берегами, сосновыми борами и дубовыми рощами, с ее здоровыми доброжелательными жителями, с рослыми полногрудыми невестами. Был не женат, и на работе, во втором уголовном отделении Калужского суда, пользовался большим уважением. Вскоре за свое честное и ревностное служение был отмечен достоинством Надворного советника, что было равнозначно званию подполковника в службе военной, а перед тем еще был жалован титулом личного дворянства[1 - Примечание. Личное дворянство – это пожизненное дворянское звание, полученное за личные заслуги и не передающееся по наследству. Правами личного дворянства пользовались лишь вдовы и дочери. Инициатором положения о личном дворянстве был Петр I.].

Вокруг видного жениха закружили свахи, но застенчивый успешный чиновник Петр Иванович весьма тактично и строго всех их от себя отвадил: ему нравилась барышня, которая у них в конторе делопроизводства время от времени появлялась – переписывала каллиграфическим почерком важные деловые бумаги. Товарищи-сослуживцы предупредили, что девушка эта хоть и знатных дворянских кровей, но не имеющая даже на извозчика, не говоря уж о собственном жилье. А звали ее Надеждой…

Генеральская дочка Надежда Петровская и Надворный советник с жалованным дворянством Петр Доброхотов становятся моими пра…

Петр Иванович был втайне влюблен, но особой надежды не питал: возлюбленная была намного моложе и весьма хороша собой, хоть и старалась выглядеть просто и скромно, к тому же происходила из рода знатного и когда-то богатого. Отец ее, орловский помещик и генерал Николай Петровский имел обширные владения земли и сотни крестьянских душ. Был, однако, весьма суров в обращении с людьми, в частности с собственными крестьянами. Был к тому же заядлый игрок… Проигрывал не только деньги, имущество, но и людей, собственных крепостных. А мать, которая доводилась близкой родственницей матери И. А. Бунина, была, наоборот, кроткой и нежной в обхождении. Зверюгу-мужа ей удавалось смирять, и люди все – и крестьяне, и даже домочадцы с дворней – считали ее своею заступницей. (Приложения 1 и 2)

Когда муж ее, бывший генерал, после очередного проигрыша вдруг в одночасье умер, она узнала, что семья – она и четыре дочери – остались практически ни с чем… Дочери-бесприданницы, которых воспитывали для барской жизни, уча только танцам, французскому языку и хорошим манерам, были совершенно не приспособлены к самостоятельной жизни. Почти все, когда выросли, ушли в монастырь…

Надежда, старшая из дочерей, стараясь хоть как-то облегчить жизнь семьи, подалась в соседний губернский город Калугу. Работала в Калужском приюте, а затем стала давать уроки музыки в домах небогатых мещан и снимать угол в частном доме. Потом, прознав, что делопроизводству суда требуется переписчик с хорошей каллиграфией, обратилась туда и периодически получала работу… Там и познакомилась она со своим будущим мужем, моим прадедушкой Петром Ивановичем Доброхотовым.

Надежда Николаевна Доброхотова, урожденная Петровская, 18-летняя, XIX в.

На венчание от Петровских приехала мать Надежды и проживающая в имении на правах родственницы племянница Надеждиной матери и няня, которая потом так и осталась в доме у Доброхотовых, помогая нянчить детей. «Няня, бывшая крепостная, выходившая саму Надежду Николаевну, помогла выходить и всех ее десятерых детей. Она была членом семьи: могла и нашлепать ребят, и распорядиться по хозяйству… Выучила старших девочек прясть, вязать, шить, заниматься домоводством: солить грибы, запекать окорок, делать наливки», – вспоминала моя двоюродная тетя Анна Дмитриевна Андриевич, урожденная Разломалина. (Приложение 2)

Венчание и свадьба прошли довольно скромно. Новая калужская семья не могла обрести собственное жилье и снимала мансарду (рядом с теперешним инкубатором). (Приложение 2) Семья быстро росла, а когда появился восьмой ребенок, Петра Ивановича перевели в город Поневеж Мировым судьей.

«Была тяжба между богатым польским графом и жителями городка Поневеж. Граф хотел оттягать у города большой выгон и луг. Он обещал судье немалое вознаграждение, если дело решится в его пользу. Петр Иванович отказался от взятки и вынес решение в пользу жителей города». (Приложение 2).

Надворный советник, мировой судья Петр Иванович Доброхотов, XIX в.

В Поневеже семья жила в просторном доме, при котором был сад и постройки для скота. Домашним хозяйством управляла деятельная Надежда Николаевна, у которой там родились еще две девочки.

Петру Ивановичу приходилось ездить на выездные суды по всему району. И однажды в дороге застал его сильный ливень. Он простудился. Кое-как леченая простуда перешла в хроническое воспаление легких… Влажный климат Поневежа спровоцировал развитие туберкулезного процесса, и Петру Ивановичу врачи посоветовали срочно вернуться туда, где потеплее и посуше, в Калугу…