– Расскажи мне какую-нибудь историю.
– Я не могу сама их придумать.
– Откуда ты их берешь?
– Мне нужно что-то держать в руках.
– Что, например?
– Ткань. Или что-то еще. Но чаще всего ткань. Материя говорит со мной, потому что я из Косов. – Она сказала что-то вроде «из Кошов», и в ее словах чувствовалось какое-то тайное величие.
– Из Косов? – Ну вот, снова за старое.
– Мой прапрадед Кос шил костюмы для императора.
– Какого еще императора?
– Не знаю. Это было где-то не здесь. Не в Америке.
– М-м. – Он ненадолго задумался, но почти сразу же повернулся обратно к Дани. – Так значит, шаль той дамы рассказала тебе, что она потеряла кого-то по имени Джимми.
– Мне сложно объяснить. – Она подняла на него умоляющие глаза. – Я не хотела ничего говорить. Я знаю, что лучше мне молчать. Но я устала. Когда я устаю, слова иногда сами выскакивают у меня изо рта.
– И ты говоришь то, чего не хотела сказать? – с надеждой продолжил он.
– Нет. Не то, что я не хотела сказать. То, что мне не следовало говорить.
– Почему не следовало?
– Потому что люди меня не понимают. И пугаются.
– Когда я дал тебе Зайчика – маленького тряпичного зайца, – ты сказала, что это зайчик Мэри, – мягко произнес он. Эта история не давала ему покоя.
Она кивнула:
– Поэтому я отдала его вам, когда вы уходили.
Он сунул руку в карман и вытащил зайца. Протянул ей. Она не сразу его взяла.
– Бери, – сказал он, и она повиновалась, сжала игрушку в руке.
– Вы на меня злитесь, Мэлоун? – спросила она.
– Нет. За что мне на тебя злиться?
– Мама говорила, что люди часто злятся, когда им страшно.
– Я не злюсь. И мне не страшно.
Она с сомнением взглянула на него и прикусила губу, словно знала наверняка, что на самом деле ему сейчас страшно.
– Мэри – это моя дочка, – прошептал он. – Ты была права. Это был ее зайчик.
– Она заболела, – сказала Дани. Не спросила. Мэлоуну так хотелось узнать, о чем еще ей расскажет зайчик.
– Да. Она заболела. И умерла. Около полугода назад.
– Мне жаль, – сказала Дани. Он видел, что она говорит искренне.
– Мне тоже ужасно жаль.
– Вы пели ей колыбельные. Но я слышу только одну песню, – пробормотала она, сжимая в руках зайчонка.
– Я всегда пел ей одну и ту же песню.
Она начала напевать его колыбельную.
– Я ее никогда раньше не слышала.
Иисус, Мария, Иосиф. Он соврал. На самом деле ему было до смерти страшно. По спине бежали ледяные мурашки, а в животе разрастался огненный шар. Он взял из рук Дани зайчика, но вместо него дал ей свой носовой платок. Этот платок подарила ему Айрин, когда он отправлялся во Францию. В уголке сплетались их вышитые инициалы.
– Расскажи мне другую историю, – попросил он.
Дани взяла платок и расправила у себя на коленках. Несколько раз провела по нему ладонью, обвела пальцем инициалы.
– Айрин – это ваша жена? – спросила она.
– Какая Айрин? – спросил он мягким и ровным голосом.
– Айрин… красивая женщина, которая вышила эти буквы, – сказала она, коснувшись инициалов.
Ему захотелось вырвать платок из рук Дани и покончить с этим безумным разговором. Но господи, он ей верил. И как же он был потрясен.
– Расскажи еще.
Она сморщила нос и склонила голову.
– Вы уезжали от нее, и она боялась, что вы не вернетесь. – Она поднесла платок к лицу и сделала глубокий вдох. – Она сбрызнула платок своими духами, чтобы вы о ней помнили. Но я не чувствую запаха. Наверное, это было давно.
– Так и есть. – Ему казалось, что с тех пор прошла целая жизнь. Он никогда не пользовался этим платком. Не хотел его пачкать. Несколько дней назад он нашел его на дне коробки с его вещами, которые хранились у Молли, пока он был на войне. Он пытался разобрать все свои вещи. И в порыве сентиментальности сунул платок в карман, к зайчику Мэри.
– Откуда можно все это узнать? – изумленно проговорил он, ни к кому не обращаясь, но Дани решила, что его вопрос адресован ей.
– Я просто знаю, и все.
– В этом нет никакого смысла.
– То, что вы не можете что-то понять, не значит, что в этом и правда нет смысла, – прошептала она, и он не смог ничего возразить.