Закон Моисея

Но от законов и правил никуда не деться. Есть законы природы и жизни. Любви и смерти. И если их нарушить, то будут последствия. И мы с Моисеем – подобно веренице обреченных возлюбленных, которые жили до нас и будут жить после, – подпадали под эти законы, независимо от того, следовали мы им или нет.

Глава 7. Моисей

Даже запах дурманил мне голову. Я чувствовал себя пьяным, в голове жутко стучало, грудь сдавило. Перед глазами мельтешили алые и желтые мазки, серебряные вихри и черные полосы. Мои руки парили, брызгая и смешивая краски. Было слишком темно, чтобы понять, соответствовало ли мое творение образу в голове. Но это не имело значения. Для меня, по крайней мере. А вот для девушки это было важно. Она хотела, чтобы кто-то увидел ее. Поэтому я нарисую ее портрет, покажу миру ее лицо, и тогда, возможно, она исчезнет.

Начиная с июля – с последнего дня фестиваля, когда я нашел Джорджию в загоне и отвез ее домой, – эта девушка частенько попадалась мне на глаза. Ее звали Молли. Она написала свое имя жирным курсивом, с завитками на букве «М». Я увидел его на бумажке с тестом по математике. Из всего, что она могла мне показать, почему-то ей захотелось обратить мое внимание именно на тест по математике. Подумать только! В верхнем углу была нарисована большая «А»[4 - 5 баллов по американской системе оценивания.], и я подозревал, что Молли гордилась этой оценкой. Когда-то. В прошлом.

Она немного напоминала мне Джорджию – тоже блондинка, тоже со смешинкой в глазах. Но Молли постоянно показывала мне места и предметы, которые не имели для меня никакого смысла – вот как тест по математике. Подсолнухи, растущие вдоль трасс, по которым я никогда не ездил, затянутое тучами небо и капли дождя на окне, обрамленном шторами в желтую полоску, женские руки и идеально подрумянившийся яблочный пирог с умело выложенными полосками сверху.

Внезапно мою картину подсветили сзади фары машины, едущей по тоннелю. Я быстро откинул баллончик с краской и сполз вниз по наклонной бетонной стене, а затем побежал что есть мочи – баллончики в импровизированном ремне бились о ноги и звонко стукались друг о друга.

Но машина поехала следом, направляя на меня лучи фар, и от паники я споткнулся и больно ударился о землю. Баллончики впились мне в живот и бедра, кожа с ладоней содралась о гравий. Машина вильнула и резко затормозила, и я временно скрылся из-под ее света. Я тут же вскочил, но с моей правой ногой было что-то не то. Я снова упал и вскрикнул от боли, пробившейся сквозь всплеск адреналина.

– Моисей?

Это оказалась не полиция. И даже не убийца девушки. Я почти не сомневался, что ее убили. Она выглядела слишком серьезно и свежо – такое я замечал только за призраками, чья смерть была жестокой и неожиданной. И недавней.

– Моисей?

Вот опять. Я повернулся, прикрывая глаза от света фонарика, направленного мне в лицо, и, прищурившись, посмотрел в сторону, откуда доносился голос.

– Джорджия?

Какого черта она здесь делает в час ночи в будний день? Осознав, что я рассуждаю как родитель, я тут же одернул себя. Это меня не касалось, как и ее не касалось, что я здесь делал. Казалось, я произнес эти слова вслух, поскольку Джорджия немедленно спросила:

– Что ты тут делаешь?

Она тоже говорила как родитель, и, не изменяя своим принципам, я проигнорировал ее вопрос.

Я попробовал встать, но, скривившись, заметил, что из моей ноги что-то торчит. Стекло. Огромный осколок, врезавшийся в мое колено при падении на асфальт.

– Зачем ты это делаешь? – ее голос был грустным, а не осуждающим. Не испуганным и даже не настороженным. Просто грустным, словно она безуспешно пыталась меня понять. – Почему ты постоянно рисуешь на чужой собственности?

– Это общественная собственность. Всем плевать.

Глупое заявление, но я не мог объяснить ей правду. Или кому-либо другому. Потому даже и не пытался.

– Шарлотте Баттерс было не плевать. И уж тем более мисс Мюррей.

– И что, теперь ты вышла на охоту, чтобы уберечь общество от краски?

Тоннель окружали одни лишь поля высокой золотистой пшеницы… или что там растет у них в Юте. У съезда с эстакады ютилась небольшая кучка предприятий, но они были просто крошечным островком в золотом море.

– Не-а. Я видела, как ты уехал в сторону Нифая.

Я глуповато на нее уставился.

– Твои фары светили мне в окно при отъезде, а я не спала.

Что-то не складывалось. Я рисовал тут как минимум час.

– Я каталась по округе, пока не нашла тебя, – увидела твой джип на обочине, – тихо закончила Джорджия.

Ее откровенность поражала меня. Такая бесхитростная… Когда Джорджия пыталась скрыть свои чувства, я видел ее насквозь. Она была как стекло – чистое, прозрачное и ясное, как день. И, подобно стеклу, ее честность ранила меня.

Я выдернул осколок из колена, попутно проклиная все вокруг, но отвлекающий маневр сработал – Джорджия тут же сосредоточилась на ране. Она посветила фонариком, чтобы лучше ее рассмотреть, и выругалась одновременно со мной, увидев кровь, от которой мои штаны казались черными в сиянии луны.

– Да это пустяк, – я пожал плечами. Но как же она болела…

– Пойдем. У меня под сиденьем лежит аптечка.

Она подозвала меня фонариком, вырисовывая дугу лучом света, и подождала, пока я последую за ней. Что я и сделал.

Джорджия открыла дверь, достала оранжевую пластиковую аптечку из-под пассажирского места и похлопала по нему.

– Ты сможешь забраться на сиденье?

Я кивнул.

– Это всего лишь царапина… Надеюсь, ты не собралась ампутировать мне ногу?

– Ну, кровоточит она чертовски сильно.