Любимый незнакомец

Лирин умерла. Что мне делать?

Он вернулся в дом в южном районе Чикаго, туда, где вырос. Правда, теперь это место уже не казалось ему родным домом. Молли ему обрадовалась. Ее дети выросли, а они с мужем, Шоном, поседели и исхудали.

– Ты совсем не стареешь, младший братишка. – Молли обняла его и расцеловала в обе щеки. Но оба они знали, что он здорово изменился.

Он смотрел, как купленный им гроб, белый с нарисованными по углам розами, опустили в землю рядом с маленьким надгробием Мэри и плитой в память о Джеймсе. Молли плакала, но Майкл подозревал, что то были слезы облегчения. У Молли своих хлопот хватало, и Айрин была для нее обузой. Он следил за тем, чтобы у Айрин всегда имелась крыша над головой и деньги на банковском счете, но заботилась о ней Молли. И ей это было нелегко.

На похороны пришли отец Кэрриган, Шон и Молли. Больше никого не было. А Майкл чувствовал лишь, что страшно замерз.

Ему придется снова уехать. И очень скоро. Нельзя задерживаться в старом доме, даже если у Чикагской организации теперь новые главари, а бутлегерские войны двадцатых годов остались в прошлом. Ему не нравилось жить в доме у Молли. Из-за него – и неважно, надолго ли он приехал и насколько осторожно себя вел, – в доме делалось небезопасно. А не наоборот.

Слух о его приезде разлетелся по городу, но он все равно изумился, когда спустя два дня в дверь постучал Элиот Несс. Под голубыми глазами Несса набрякли мешки. В руках он держал коробку с бумагами.

– Я слышал об Айрин, Майк. Мне очень жаль. – И Несс в знак уважения снял шляпу. Он, как и прежде, носил волосы на прямой пробор, и, хотя ему уже минуло тридцать четыре, в его облике до сих пор сквозило что-то мальчишеское – черта, из-за которой одни его недооценивали, а другие обожали.

Мэлоун кивком ответил на соболезнования и отступил в сторону, приглашая Элиота войти. Молли выскочила из кухни поприветствовать знаменитого борца с бутлегерством. Она спросила, как поживает его жена Эдна, выросшая в доме по соседству, посетовала о кончине его матери Эммы – та умерла с месяц назад. Задерживаться Молли не стала. Она принесла им стаканы, бутылку солодового виски и плотно прикрыла за собой дверь в гостиную. Она знала, чем они оба занимаются. Или занимались. Несс больше не работал на министерство финансов.

– Слышал, ты теперь в Кливленде, – сказал Мэлоун, наполняя стаканы.

– Да. Перебрался туда в августе тридцать четвертого, еще до того, как ушел из министерства. Где-то через год мне предложили стать главой общественной безопасности, – отвечал Элиот, приняв стакан, который ему протянул Мэлоун, и с благодарностью сделав глоток. Раньше он не пил. Не хотел прослыть лицемером. Но сухой закон уже давно отменили.

– Что еще за глава общественной безопасности? – спросил Мэлоун. Он пристально разглядывал янтарную жидкость в своем стакане. Виски ему не хотелось. Если он сейчас начнет пить, то вряд ли сумеет остановиться.

– Мне подчиняются полиция и пожарные. Я вроде как… отвечаю за безопасность в городе.

– Начальствуешь над начальством?

– Что-то в этом роде. – Элиот отвечал неторопливо – точно так, как помнил Мэлоун. Эта манера говорить, всегда казавшаяся Мэлоуну располагающей, делала Несса старше, чем он был на самом деле, а собеседника принуждала внимательно и терпеливо следить за беседой.

– Когда я слышал о тебе в последний раз, ты ловил контрабандистов в Кентукки, – заметил Мэлоун.

– Было дело. Но туда я не вернусь. – Несс поставил на стол пустой стакан.

Мэлоун плеснул ему еще виски.

– Настолько ужасно?

– Против головорезов из Кентукки Аль Капоне и его ребята – все равно что домашние канарейки.

– И в Кливленде тоже банды?

– Да. Они везде. Но у меня теперь новая беда. Слыхал, что творится в моем городе?

Мэлоун вскинул брови:

– В твоем городе? Так значит, Кливленд теперь твой город? А я-то думал, твой город Чикаго.

– Я работаю на жителей Кливленда. А у них там по улицам бродит какой-то полоумный и режет глотки.

– Я в Кливленде не бывал в последнее время, – отвечал Мэлоун. – Но если ты про убийства говоришь, я что-то такое слышал. Правда, без подробностей.

– Его называют Расчленителем. Безумным Мясником из Кингсбери-Ран. Я еще никогда такого не видел. Ни здесь. Ни в Кентукки. Нигде и никогда. – Несс вздохнул. – Просто… Аль Капоне я понимал. В его преступлениях был смысл. Все крутилось вокруг грязных дел. Денег. Власти. Контроля. Но этого типа я не понимаю. Кромсает людей на куски. Бросает раздетые трупы там, где придется. Убивает всех, и мужчин, и женщин. Словно ему плевать.

Несс глотнул еще виски, словно надеясь, что спиртное придаст ему сил.

– И эти трупы находят дети. Такое не забудешь до конца жизни! Вот решил ты прогулять школу, пошел порыбачить и увидел под деревом сверток, а в нем – человеческая голова, обернутая в штаны. Как ребенку от такого оправиться? Или другая история – мальчишки гоняли мяч у ручья, на склоне холма, который там называют Ослиным. Мяч укатился со склона, они побежали следом и нашли двух мужчин, без голов, без гениталий. Зато один из трупов был в носках.

Мэлоун поморщился.

– Дальше – больше, – продолжал Элиот. – Третью жертву, женщину по имени Фло Полилло, он разрубил на куски и разложил в две корзины. Корзины нашла женщина и решила, что это парное мясо. – Он скривился. – Мэлоун, народ нынче голодает. Хорошо, что та женщина была честнее других. Она зашла в мясную лавку через дорогу и сказала мяснику, что его вроде как обокрали. Представь, каково ей было, когда выяснилось, что в корзинах лежит человечина. Вот какое дерьмо творится в Кливленде. Нет там подпольных винокурен. Никто больше не поставляет контрабандное спиртное. Нет старых добрых полицейских и воров, нет гангстеров и спецагентов. Это все мне по плечу.

– Ясно, почему ты скучаешь по Аль Капоне, – пробормотал Мэлоун.

– Да, я скучаю по нему. Скучаю, черт меня дери, – признал Несс. – В Кливленде, как и всюду, стоят очереди за продуктами, работы почти нет, и везде, куда ни глянешь, страшная бедность. Но… эта бедность мне понятна. Она мне не по нутру, но все-таки она мне понятна.

Мужчины немного помолчали, задумавшись.

– Чего я совсем не могу понять, так это зачем какой-то псих режет людей на куски безо всякой причины, – продолжал Несс и прибавил: – Я даже не знаю, с какой стороны подступиться к этому делу.

– Если ты этого не понимаешь, это не значит, что в происходящем и правда нет смысла, – парировал Мэлоун. Так сказала ему когда-то одна мудрая девочка. И он не забыл ее слов.

– Думаешь? – фыркнул Несс. – Что ж… Пока что его не может понять никто из моих парней. Мы себе уже головы сломали. К этим убийствам не применяется ни одно из известных мне правил.

– То есть?

– Жертвы связывает друг с другом только одно – все они жили в Кингсбери-Ран или где-то поблизости. В газетах писали, что все они бродяжничали, но это не правда. Не совсем правда. Они были бедны, но не беднее многих. Бывали не в самых благопристойных заведениях. Но это касается лишь тех, кого нам удалось опознать. Остальные вполне могут оказаться ангелами во плоти.

– Думаешь, Мясник был с ними знаком? – спросил Мэлоун.

– Ты ведь знаешь, как все устроено. Убийство почти всегда совершает тот, с кем жертва знакома.

– Но ты считаешь, что тут другое дело.

– Да. Сейчас у нас нет никаких зацепок среди тех, кто был знаком с первой жертвой. Его звали Эдвард Андрасси. Не то чтобы он был славным парнем, но родные его любили. Его родители по нему горевали. Им здорово досталось – их допрашивали без конца, пытались хоть что-то вызнать, отыскать хоть какой-то след, связать его убийство с другими, расставить все точки над «и».

– Сколько уже погибло?

– Десять человек. Не считая убийства в сентябре тридцать четвертого. Тогда на берегу озера Эри нашли торс женщины. Ее так и не опознали. И потом, нельзя было сказать наверняка, что ее убили. Следователи решили, что она упала за борт и утонула, а ее тело изрубило на куски корабельным винтом.

– Дева озера. – Мэлоун припомнил эту историю. Объяснение, которое дали тогда полицейские, сразу показалось ему бредовым. Женщина утонула в озере Эри, но в полицию об этом никто не сообщил? Полная ерунда.

– Так ее прозвали газеты. Слишком уж красивое имя для жутких с виду останков. Какой-то парень собирал дрова, которые прибивает к берегу, и нашел ее среди плавника.

– И ты считаешь, что она – первая жертва Мясника?

– Не совсем так. Долгое время мы о ней вообще не думали. Но теперь… изучив всех, кого он убил с тех пор… я понял, что, возможно, она была его первой жертвой.

В комнате вновь воцарилась тишина. Мэлоун встал и подбросил дров в камин. Несс подождал, пока тот вернется на свое место.