Иезуит

В былое время Анна позвала бы мажордома и насладилась истязаниями и смертью венецианца, чтобы наказать его за то, что не дал убить себя, когда ей это было угодно.

В настоящее время ее волновали иные мысли. Огонь любви очистил ее душу, он будто выжег в ней все низкие инстинкты и лишил увлекательности все нечистые наслаждения.

Зачем ей теперь мстить Фаральдо?.. Та герцогиня Борджиа, гнев которой возбудил венецианец, не существовала уже более. Она даже и мысленно не желала возвращаться к своему постыдному прошлому, которого теперь более стыдилась, нежели боялась.

К тому же этот молодой венецианец был так энергичен, он так смело и ловко спасся от нее!..

Герцогиня внимательно посмотрела на посланца иезуитов. Даже и теперь, когда она смотрела на него глазами, не отуманенными похотливым желанием, Фаральдо казался ей замечательно красивым.

Его прекрасное лицо дышало мужеством и энергией, глаза светились умом и смелостью, вся его фигура заставляла думать, что это одно из тех существ, в которых гордость и смелость духа удивительно гармонируют с физической красотой и силой тела. Если б можно было извлечь из этого пользу… Если бы кто-нибудь мог направить эту могучую силу на страшных врагов, начавших опутывать ее своими сетями.

Безумная! Она еще думала о борьбе.

– Знаете ли вы, Карло Фаральдо, что заключается в этом письме? – спросила герцогиня.

Молодой человек вздрогнул, услышав, что отравительница произносит его имя.

– Нет, синьорина, – пробормотал он, – пославшая меня особа не имеет обыкновения доверять мне свои мысли.

– Я вам скажу, что в нем: мне напоминают, что я некогда желала вашей смерти, и призывают излить мою ярость на вашу голову.

– Это невозможно! – воскликнул Фаральдо, вскакивая.

Герцогиня, нисколько не обиженная столь простительным обвинением во лжи, поднесла к глазам Карло ту часть письма отца Еузебио, в которой говорилось о нем.

– Злодеи!.. – прошептал юноша. – И я еще вполне доверился им!..

– Видите, как они оправдали ваше доверие. А теперь скажите мне откровенно, что вы намерены делать?

– Я?.. Ничего, – сказал юноша с выражением глубокой безнадежности. – Я отказываюсь защищаться, у меня слишком много врагов. Делайте со мной, что хотите, я умру без сопротивления.

– Ваша жизнь принадлежит мне, Фаральдо, – сказала девушка, глядя в лицо Карло и следя за впечатлением, производимым на него ее словами. – Покровители, которые, по вашему расчету, должны были защищать вас от меня, как видите, предали вас… Но разве вам ничего не жаль покидать? Разве в момент смерти вам не будет жаль расстаться с едва только начавшейся жизнью?..

Сильно взволнованный, Карло Фаральдо сделал шаг вперед.

– Что вы говорите, синьорина! – воскликнул он голосом, в котором слышалась душевная тревога. – Без сомнения, я безмерно страдаю при мысли об угрожающей мне трагической и нежданной смерти; конечно, и я чувствовал себя предназначенным жить и пользоваться жизнью, как и другие. Если бы я мог защищаться, если бы у меня имелась хоть малейшая надежда победить, то я защищался бы отчаянно и привел бы в ужас своих врагов. Но…

– Но… – перебила девушка, взглядом поощряя его продолжать говорить.

– Но я чувствую себя бессильным, побежденным. Человек храбро сражается только тогда, когда имеет перед собой врагов, которых он может настичь и поразить, человек борется даже и без надежды на победу, если может по крайней мере с честью пасть, защищаясь. Но я даже не знаю моих врагов; меня со всех сторон окружают не честные враги, а подлые изменники; если б я старался защищаться, то поступал бы, как те несчастные, которых мы заставляем бежать с мешком, надетым на голову, и которые повертываются во все стороны, чтобы отвечать на получаемые ими удары при злобном хохоте толпы. По крайней мере надо мной не будет измываться чернь.

И он гордо протянул руку к Анне.

– Какую же смерть вы мне назначили, синьорина? Убьете вы меня или отравите? Приказывайте, я готов повиноваться вам без сопротивления…

Был ли Карло искренним, говоря таким образом?.. Мы не смеем утверждать этого. Несмотря на высказанное им отречение от жизни, он бы не очень вежливо встретил разбойника, который вознамерился бы его убить, и без раздумий энергично пустил бы в дело хорошо отточенный кинжал, висевший у него на боку.

Но увлекаемый своим собственным пылом, над которым в другое время, вероятно, и сам посмеялся бы, он, вдохновившись собственной речью, полной покорности судьбе и самоотречения, продолжал тем охотнее, что ясно видел по лицу своего прекрасного врага, что речь его произвела впечатление. Действительно, герцогиня смотрела на него все с более и более возрастающим интересом.

Она думала о той несчастной и постыдной жизни, какую вела, окружая себя подлыми рабами и любовниками, переходившими из ее объятий в объятия смерти. А между тем мимо нее проходили сильные и великодушные характеры, как, например, Санта Северина или Карло Фаральдо, проходили смелые и отважные люди, рука об руку с которыми было бы так хорошо гордо пройти жизненный путь.

Анна протянула Фаральдо руку.

Венецианец бросился на колени и запечатлел на этой руке поцелуй, в котором, если б герцогиня того пожелала, то подметила бы пыл тех поцелуев, какими Фаральдо осыпал уже эту руку однажды вечером.

– Встаньте, Карло! – повелительно сказала Борджиа.

Молодой человек повиновался.

– Вы выйдете из этого дворца так же, как и вошли в него, – сказала девушка. – Отцы иезуиты ошиблись: они приняли женщину, желающую за себя отомстить, за чудовище, открывающее пасть, чтобы проглотить добычу, бросаемую туда другими. Я отказываюсь от их подарка.

Карло отступил назад.

– Но ведь я все же оскорбил вас…

– Я сама мщу за нанесенные мне обиды и не хочу, чтобы другие помогали мне в этом. Итак, вы выйдете отсюда и отнесете письмо отцу Еузебио!

– Я весь к вашим услугам.

– В этом вы должны мне поклясться, Фаральдо, – продолжала герцогиня серьезно. – Я виновата во многом, Карло: увлекаемая моими страстями, я совершила много преступлений. Но существуют люди, которые внушают еще более ужаса, чем сами злодеи: это те, которые хладнокровно и нисколько не оправдываемые страстью пользуются злодеяниями других.

Карло наклонил голову в знак того, что ее понял.

– В настоящее время, – продолжала Анна, – я обнаружила людей еще более подлых, чем я. Иезуиты хотели принудить меня сделаться еще преступней, чем я была; это преступление превосходит в моих глазах все, в чем я могу упрекать себя. Фаральдо, хотите стать моим союзником?..

Венецианец приблизился к Анне.

– Союзником?.. – сказал он почтительным, но страстным голосом. – Вашим союзником? О тысячу раз да, если даже я должен заплатить за это высочайшее наслаждение самыми изощренными мучениями!

Молодая девушка поняла по выражению глаз Карло, что у него происходило в душе.

– Вы ошибаетесь, Карло, – сказала она с некоторой торжественностью, что ей очень шло. – Забудьте совершенно ту Анну Борджиа, какую вы знали прежде, или скорее скажите самому себе, что сумасшедшая убийца и злодейка, которую вы знали, умерла, пораженная ударом кинжала, нанесенного вами и столь заслуженного ею.

Карло в смущении опустил голову.

– Сегодня, – продолжала Анна, – вы должны знать только герцогиню Анну Борджиа, принцессу римскую, дочь испанских грандов, женщину, имевшую право на ваше уважение как мужчины и на вашу помощь как кавалера и дворянина. На меня нападают беспощадные враги, они в то же время и ваши враги; хотите вы помогать мне и защищать меня?

– До самой смерти, – ответил Фаральдо, прикладывая руку к сердцу.

Может быть, искренности Фаральдо нельзя было слишком доверять в ту минуту, когда он говорил эти слова. Хотя характер и предыдущая жизнь его и были таковыми, что могли возбудить в нем склонность ко всему романтическому и фантастическому, все же он не мог не думать, что если он находится в подобном положении, если иезуиты играли его головой, как ребенок мячом, то главной причиной всего этого был каприз той самой женщины, которую, по словам благородной герцогини, он должен был считать уже умершей.

Тем не менее Анна приняла эту сентиментальную клятву за чистую монету. Женщина, изменившая стольким людям и смеявшаяся над всем на свете, чувствовала присущую человеческой натуре абсолютную необходимость кому-либо довериться.

И она доверилась, доверилась чересчур легкомысленно.

– Итак, вы отправитесь к отцу Еузебио, – сказала герцогиня, – и отдадите ему письмо, которое я сейчас напишу. Если он вам скажет, что согласен на мое предложение, то придите ко мне, принесите мне этот ответ, и клянусь вам, что ни в Риме, ни в Мадриде не будет столь счастливого человека, который вам не позавидовал бы.

Молодой человек поклонился.