Разбойник Кадрус

– Не интересный ли это предмет разговора?

– Эта женщина стоит того, чтобы заняться ею.

– И ее бриллиантами.

Фоконьяк бросил удивленный взгляд на Кадруса и спросил его:

– Уж ты не думаешь ли…

– Именно! – ответил молодой человек.

Фоконьяк хотел продолжить расспросы.

– Довольно! – сказал кавалер. – Сегодня вечером мы будем в гроте.

И они отправились в лес.

Глава XXIV

Кадрус

Тотчас после своего замужества принцесса Полина захотела устроить себе дом и поместилась в замке Бельфонтен. Этот замок виднеется по дороге из Фонтенбло в Вальвен.

Под предлогом нездоровья несколько дней после бала она не являлась ко двору. Но в один вечер курьер принес ей письмо от императрицы.

«Милочка моя! – писала Жозефина. – Его величество приказал мне уведомить вас, что мы завтра едем в Париж принимать короля баварского. В Тюильри будут большой обед и бал. Нам нужна наша жемчужина, чтобы ослепить короля.

Кстати о жемчуге. Кажется, его величество приготовляет вам сюрприз поистине императорский, и я думаю, что вы воспользуетесь этим случаем, чтобы показать двору великолепные драгоценности вашей брачной корзинки.

Мы едем завтра рано утром. Я хочу непременно сегодня поцеловать ваш прекрасный лоб. Вечером вы поиграете со мной в карты, а завтра поможете мне развлечь скуку путешествия».

После такого любезного приглашения невозможно было колебаться ни одной минуты. Молодая герцогиня, как принцесса крови, имела комнаты во всех императорских резиденциях. В Фонтенбло она занимала комнаты, выходившие в сад Дианы, так что у нее был цветник и тенистые аллеи для нее одной, когда она желала; это было уединение среди толпы придворных. Уединение это могли нарушать только император или императрица, которые из своих комнат, находившихся над ее комнатами, могли по внутренней лестнице, еще существующей и теперь, спускаться к ней. По той же самой дороге она могла входить к их величествам без доклада… как родственница… как друг.

В комнатах Дианы герцогиня оставляла все свои придворные костюмы. Она скоро приготовилась к отъезду и велела отнести шкатулку со своими вещами в карету, так как императрица хотела, чтобы она надела их. Горничным своим герцогиня приказала приготовиться к завтрашней поездке, а потом приехать к ней в Фонтенбло.

Скоро к крыльцу подъехала карета принцессы и конвой. Несмотря на презрительную улыбку, с какой Наполеон слушал, когда ему говорили о Кадрусе, он очень боялся дерзости Кротов. Под предлогом почестей, полагающихся его родственнице, он приказал пикету егерей охранять замок Бельфонтен. Герцогиня, смеясь, приняла своих мушкетеров – так она назвала свой почетный конвой, – но капитан оказался дворянином старинного происхождения, и она была в восторге. Это был де Барадер, старая отрасль знатной гасконской фамилии, угасавшей вместе с ним. Он служил при Людовике XVI. После смерти своего короля он отправился за границу вместе с другими эмигрантами и прожил там огромное состояние своей фамилии. Он был не женат и не мог дать наследника своей фамилии. Соскучившись по родине, он вернулся во Францию и предложил свои услуги императору, который был очень рад дать такого стража своей любимице.

Герцогиня нашла в нем воина храброго, человека умного, рассказчика очаровательного и кавалера, который, несмотря на свои шестьдесят лет, танцевал как Вестрис.

Само собой разумеется, что де Барадер обожал герцогиню, которую эта старая любовь чрезвычайно забавляла. Это было в крови старого дворянина; он всю жизнь обожал всех женщин. Любовь его, правда, выражалась только мадригалами, но он был так любезен, так восхитительно внимателен, что прекрасный под чувствовал искреннее расположение к старому дворянину. Для герцогини де Бланжини он сделался решительно необходим.

С любезной улыбкой молодая женщина приняла руку, которую подал ей капитан, чтобы сесть в карету. Герцогиня удостоверилась, что футляры с ее вещами не забыты и, окруженная своим конвоем, поехала в Фонтенбло. Старый дворянин ехал у правой дверцы и занимал любезностями герцогиню, которая была необыкновенно весела.

Однако, против обыкновения, любезность де Барадера начала уменьшаться, а потом совсем прекратилась. Он даже раз не ответил принцессе, которая с удивлением взглянула на своего капитана и увидала, что он с озабоченным видом осматривается вокруг. Она так же, как и он, стала прислушиваться к шуму, раздававшемуся из леса, стала смотреть в чащу деревьев, окаймлявших дорогу, но не увидела и не услышала ничего.

Впрочем, было бы трудно угадать, что происходит в лесу. Солнце находилось позади кареты, и сумерки начинали наступать. Только изредка раздавалось пение птиц.

Старый капитан слишком долго служил в рядах шуанов, чтобы не понять значение этого пения. Это были сигналы людей, зовущих и отвечающих. Его старое вандейское ухо не могло ошибиться ни на одно мгновение. Если он не обнаружил своих опасений, то это потому, что не было никакой необходимости тревожить принцессу. Кто такие были люди, находившиеся в лесу? Вероятно, браконьеры, а может быть, и разбойники. Однако, так как Кроты с некоторых пор наделали большого шума, благоразумие предписывало капитану поторопиться. Он это и сделал, не приказывая, однако, своим солдатам, чтобы не испугать герцогиню. Он только ускорил шаги своей лошади, и, конечно, маленький отряд поехал такой же рысью.

Однако герцогиня была слишком хитра для того, чтобы не приметить движение старого дворянина и беспокойства, которое он силился скрыть. Она хотела даже расспросить его, когда вдруг три гигантских дерева грохнулись прямо поперек дороги. Капитан тотчас очутился впереди кареты и приказал повернуть назад. Но как только карета повернулась, три дерева, такие же большие, как и первые, свалились наземь и преградили всякое отступление. Прежде чем храбрый капитан егерей успел опомниться – до того падение это было стремительно, – столетние деревья со страшным треском повалились с каждой стороны дороги. Герцогиня и ее свита очутились запертыми в четырехугольнике. Не было никакой возможности выбраться из этой ограды без помощи подъемных машин или большого количества рук, которыми располагал капитан, обезумевший от ярости.

Маленький отряд с ружьем на плече ждал неподвижно. Никто не показывался. Однако все эти упавшие деревья обнаруживали, какие громадные усилия должно было употребить, чтобы их подпилить. Вероятно, они все упали по сигналу. Какой же человек осмелился подать этот сигнал? Человеком, осмелившимся наложить руку на принцессу крови, мог быть только Кадрус. Эта мысль тотчас мелькнула в уме старого дворянина и принцессы; таково же было убеждение маленького отряда. После минутного оцепенения старый капитан, слишком храбрый для того, чтобы не принять борьбы с кем бы то ни было, которого тяготила одна неизвестность, вскричал с бешенством со своим гасконским акцентом:

– Ну, господа Кроты, или ваши норы под землей так глубоки, что вы так долго не показываете нам ваши знаменитые морды?

– Вот как! – ответил голос, очевидно принадлежавший гасконцу. – Мне благоприятствует моя звезда. Я буду вести переговоры с земляком.

– Вести переговоры! – с пренебрежением ответил капитан. – Барадер будет вести переговоры с бездельником, который не осмеливается даже показаться!

– С бездельником? – повторил голос тем же тоном. – Скажите лучше: с дворянином.

– С дворянином! – с насмешкой сказал Барадер.

– Да, с дворянином больших дорог. Сделайте одолжение, господин де Барадер, скажите мне, какая разница существует между вашими предками и мной? Я ныне останавливаю проезжих на большой дороге, как это делали ваши предки. Разница только та, что теперь и жандармы, и прокурор, и конвой защищают принцессу, и что, следовательно, в этом ремесле рискуешь своей шкурой. Между тем как в прежние времена знатные дворяне, грабившие на больших дорогах, не подвергались никакой опасности, а следовательно, были подлецами.

Если бы старый капитан был один, он после этих слов бросился бы в ту сторону, откуда слышался голос; но теперь он воздержался, потому что должен был защищать принцессу. Та сначала так испугалась, что не спросила еще себя, как она выпутается из этого приключения. Но в ее жилах текла чистая южная кровь. Если не всякий корсиканец родится разбойником, то все-таки он любит всех Фра-Дьяволо. Герцогиня при ответе, сделанном старым капитаном, не могла не улыбнуться и шепнула Барадеру:

– Этот негодяй неглуп. Мне было бы любопытно его видеть.

– Желание такой очаровательной особы, – сказал голос, – будут всегда приказаниями для ее почтительнейшего слуги. Однако так как я желаю, чтобы не дотронулись ни до одного волоска принцессы, сделайте одолжение, господин капитан, прикажите вашим солдатам опустить их ружья, а я прикажу моим Кротам сделать то же. Так как все их ружья нацелены в принцессу, я дрожу. Несчастье случается так скоро! Это будет нечто вроде перемирия; мы поговорим дружелюбно, как добрые дворяне.

– Дворяне! – воскликнул Барадер.

– Опять! – вскричал разбойник. – Я уж вам показал, что вся выгода на нашей стороне. Опустите ружья! – обратился он к Кротам.

– Опустите ружья! – сказал в свою очередь Барадер своим егерям.

Тотчас над стволами деревьев появился человек высокого роста, закутанный в широкие складки черного плаща. При последних лучах заходящего солнца казалось, будто плащ этого человека сшит из бархатистых шкурок кротов. Голова, закрытая шляпой с широкими полями, мешала видеть его лицо, впрочем, и без того покрытое маской.

– Вы атаман Кротов? – спросил Барадер.

– Нет, я не имею чести называться Кадрусом. Я не осмелюсь даже сказать, что я его правая рука, потому что его правая рука славно дает себя чувствовать, когда он дерется. Но я его помощник, его левая рука, если хотите.

– Слушай, негодяй! – сказал выведенный из терпения Барадер. – Долго ли ты будешь нам надоедать своей дерзкой и бесполезной болтовней?.. Где твой атаман?

– Там, где вам угодно, – ответил помощник Кадруса. – Я понимаю ваше нетерпение, милостивый государь, и потому прощаю ваши не совсем вежливые выражения.

При таких тоне и позе разбойника герцогиня и Барадер не знали, смеяться ли им над этим ответом или серьезно принять его.

– Шутка продолжается слишком долго, – сказал Барадер. – Будьте так добры, скажите, чего вы желаете от нас?

– О, почти ничего, – ответил Фоконьяк. – Почти ничего. Перед герцогиней де Бланжини на подушке кареты стоит шкатулка с драгоценностями ценой в миллион двести девяносто шесть тысяч франков.

Инстинктивным движением герцогиня протянула руку к шкатулке, а капитан вместо ответа только взглянул на то место, на которое указывал разбойник. Тот, не получая ответа, продолжал:

– Уж не ошибся ли я в цене этих драгоценностей? Не думаю. Кадрус сам справлялся с реестрами ювелиров.

Дерзкий тон Крота вывел из терпения Барадера. Одним прыжком своей лошади очутился он возле Фоконьяка. Две пули пробили кузов кареты принцессы и засвистели в ушах этой бедной женщины, которая не могла не вскрикнуть. Другим прыжком старый дворянин очутился у дверец герцогини де Бланжини.