– Какая хорошенькая парочка! – сказал один бескорыстный зритель.
– Вышел бы великолепный брак! – подхватил другой.
– Гм! – заметил третий. – У девочки очень хорошее приданое.
– Вот почему, – продолжал первый, – кавалер де Каза-Веккиа завладел этой очаровательной особой… и не менее очаровательным приданым.
– Какой опытный волокита!
– И какую победу одержал он за такое короткое время!
Герцогиня слышала все эти толки и огорчалась.
Почему? Она сама не знала. Она ведь была замужем и занимала положение настолько выше положения кавалера, что ничего не могла ждать от него. До сих пор ее поведение было выше всяких подозрений и, конечно, в пользу незаконнорожденного кавалера де Каза-Веккиа она не захотела бы изменить образ жизни, начертанной для себя. На что же она надеялась? Чего желала? Чего боялась? Она сама не сумела бы ответить.
С другой стороны, барон де Гильбоа также заметил особенное внимание, которое Жорж оказывал его племяннице.
Он приметил короткость, показывавшую прежнее знакомство. Но где и каким образом встречались они? Барон терялся в предположениях. Однако необходимо было во что бы то ни стало прервать эту короткость, становившуюся опасной для его видов на племянницу, видов, которых он не бросил, несмотря на то что все его попытки оставались до сих пор бесполезными. Его роль дяди и опекуна позволяла ему гласно выразить свое удивление неприличным поступком племянницы, два раза протанцевавшей с одним кавалером. В эту минуту он приметил маркиза де Фоконьяка, который вместе с другими любовался Жоржем и Жанной. Гильбоа с серьезным видом поклонился маркизу, который протянул ему руку с добродушием и улыбкой депутата, заискивающего в избирателе.
– Как, это вы, любезный барон? – сказал он. – Очень рад вас видеть. Ваша племянница приводит всех в восторг. Только любезность моего друга кавалера де Каза-Веккиа…
Гильбоа перебил его.
– Я именно о кавалере и хотел с вами поговорить, – сказал он. – Если вы можете поговорить со мною несколько минут, маркиз, я буду вам очень благодарен.
– Как же, как же! Я совершенно к вашим услугам, барон. Я вижу, что вы, верно, хотите мне сказать, – шепнул он, наклонившись к его уху, – что мадемуазель Жанна де Леллиоль обещана в замужество Жоржу, кавалеру де Каза-Веккиа. Это вы хотите мне сказать? Мне очень лестно ваше доверие ко мне, – прибавил Фоконьяк, низко поклонившись.
Гильбоа задыхался. Ярость отняла у него всякое благоразумие.
– Вы ошибаетесь, милостивый государь, – сказал он. – Я хотел только спросить вас, кто такой этот Каза-Веккиа.
– Что? Вы меня спрашиваете?
Гильбоа до того был взбешен, что не приметил угрожающего тона Фоконьяка.
– Я спрашивал вас, кто такой этот Каза-Веккиа? – повторил он.
– Я очень хорошо это слышал, – ответил маркиз, – бесполезно это повторять. Кавалер де Каза-Веккиа сделает вам слишком большую честь, если согласится вступить в вашу семью. Вы так недавно вышли в люди, что не должны были бы позволять себе такого нелепого вопроса. Я советую вам обратить на это внимание, если вы не хотите, чтобы маркиз де Фоконьяк обрезал вам уши.
К счастью, прибытие императора и императрицы скрыло замешательство Гильбоа при дерзком ответе Фоконьяка. Их величества только обошли залы. Поклонившись одним и сказав несколько благосклонных слов другим, они вернулись в свои апартаменты вместе с Фуше.
Наполеон, все более и более раздражавшийся тем, что такой человек, как Кадрус, идет ему наперекор, хотел поговорить с министром полиции о последней мере. Надо было положить этому конец.
Их величества очень любезно обошлись с герцогиней де Бланжини, но, несмотря на это, молодая женщина казалась озабоченной.
– Вы, верно, не совсем здоровы? – сказала ей императрица. – Лучше воротитесь домой. После вашего испуга вам необходимо спокойствие.
– Я очень благодарна за милостивое внимание вашего величества, – ответила герцогиня. – Я чувствую потребность к развлечению после испуга, о котором вы изволили вспомнить, и умоляю ваше величество позволить мне остаться здесь еще несколько минут.
Императрица протянула руку вместо ответа, и герцогиня поцеловала ее.
Гильбоа представил двух племянниц их величествам, но как только император и императрица удалились, он увез своих племянниц домой.
Фоконьяк всегда так устраивался, что поспевал везде. Как только герцогиня де Бланжини, поговорив с императрицей, хотела сесть, она приметила возле себя маркиза.
– Уж не думает ли ваш приятель, – сказала она с сердитым видом, – ангажировать мадемуазель де Леллиоль и на будущий контрданс? Я не знала, что они знакомы так коротко. И неужели они коротки до такой степени, что так мало заботятся о приличиях?
«Вот оно что! – подумал Фоконьяк. – Неужели, очаровательная герцогиня, купидон натягивает в твоем сердце струны ревности? Точно будто ты сама желаешь танцевать с моим любезным другом. Мы это скажем ему, очаровательница».
– Относительно всего касающегося сердца, герцогиня, кавалер де Каза-Веккиа соблюдает скромность, приводящую в отчаяние. Я не могу сказать, знал ли он мадемуазель де Леллиоль. Я не приметил, чтобы друг мой оказывал особенное внимание племяннице барона де Гильбоа, но буду очень рад, если он женится на ней. Трудно придумать более приличное супружество.
Хитрый Фоконьяк не знал, что может произойти от открытия, сделанного им. Но любовь герцогини могла быть полезна, если суметь воспользоваться ею. А Фоконьяк умел пользоваться всем.
Он отправился к Жоржу. Герцогиня следила за ним глазами. Она видела, как, говоря с молодым человеком, он как будто уговаривал его. Но кавалер не соглашался с упрямством несколько насмешливым. Гордая молодая женщина обиделась, догадавшись, что Фоконьяк посылает кавалера ангажировать ее на вальс. Она встала и уехала. Жорж улыбнулся, Фоконьяк удивился, а весь двор вообразил, что герцогиня нездорова…
Через десять минут оба начальника Кротов вернулись в свою гостиницу.
– Э-э! – проговорил гасконец. – Кажется, герцогиня-то без ума от тебя.
– Очень может быть, – сказал Жорж.
– Как ты это говоришь! Эта молодая женщина великолепна.
– Действительно великолепна. У нее бриллианты…
– Бесподобные! Но головка!
– Бриллиантовая диадема непомерной цены.
– А шея?
– Ожерелье баснословно дорогое.
– Рука прелестная.
– Особенно с массивными золотыми браслетами.
– Грудь – очарование.
– И аграф из редких дорогих жемчужин.
– Эта герцогиня просто царица красоты.
– На ней было больше чем на два миллиона.
При этих словах Фоконьяк взглянул на своего друга.
– Ты говоришь только о драгоценных камнях! – сказал он.