Пропавшие в Эдеме

– Блин.

– Там в городе живут супруги-израильтяне, которые помогают путешественникам, если что, но они как раз уехали в отпуск в Израиль.

– Так что, и потом тоже никто… при всех разговорах со следователями… и процедурах?

– Совсем одна. Четыре дня они меня там держали.

Я положил ладонь на ее руку. Инстинктивным движением. Вот так же автоматически я начал барабанить, если бы мне под руку попали бонги[16 - Бонги – парные барабаны, на которых играют сидя, зажав их между коленей, ударяя по ним рукой.]. Особо я не раздумывал. Руку она не убрала, но на мое прикосновение никак не ответила.

Несколько минут мы просидели молча. Каждый со своей картинкой в голове.

Черные тучи, которые поначалу только обозначились на горизонте, приблизились. По воде, что скопилась во впадинах на камне, пошла зыбь от ветра. Мне стало холодно, но попросить вернуть куртку даже в голову не пришло.

Я думал о том, что ее велосипед остался непристегнутым около памятника: надо же, тут так можно; в Рамат-Гане[17 - Город неподалеку от Тель-Авива.] его бы угнали в момент.

Вспоминал, как мы с Лиори ездили на велосипеде в детский сад, когда она была маленькая, как один раз мы упали: я потерял равновесие, и она ударилась головой о мостовую – как долго тянулись секунды, пока она не заплакала!

Думал об искаженном взгляде Лиори, когда сказал ей – первым, чтобы доказать Орне, что я справлюсь, что я не сломался, – что «папа с мамой не… ладят последнее время и поэтому папа переезжает в другой дом». Поначалу она не поняла. Вообще не поняла, о чем это мы. Она даже странновато заулыбалась было, как будто ей рассказали анекдот.

Я подумал: это все же странно, что Мор вот так запросто уходит из дома во время шивы по ее мужу. И что ее отправили в боковую комнату. И что там нет никого из ее семьи. Ни мамы, ни папы, ни сестры. Моя мама не оставила бы меня одного, если бы со мной произошла такая трагедия.

Я спросил:

– Может, расскажешь мне, что случилось?

Она немного помолчала, а потом сказала:

– Я бы хотела, но боюсь.

– Это останется между нами, – сказал я и приложил руку к груди, как будто клянусь.

– Не в этом дело.

– А в чем?

– Пока не расскажешь о чем-то – этого как будто еще не случилось. И можно сказать самой себе, что я все придумала.

– Как хочешь, в любом случае я к твоим услугам.

– Какой ты милый.

– Вовсе нет.

– Правда? Тогда расскажи что-нибудь противное о себе.

– Прямо сейчас?

– Да, мне это поможет. Потому что я собираюсь рассказать тебе очень противную историю.

Я колебался. С одной стороны, мне хотелось, чтобы она и дальше смотрела на меня так же, как смотрела до сих пор, – этим чистым взглядом, еще не замутненным всякими претензиями, обидами и тем, что знаешь о человеке плохого, – так что, наверное, не стоило рассказывать ей, например, почему меня уволили из центральной музыкальной школы…

С другой стороны, было ясно, что, если я хочу понять, как именно ее муж упал с обрыва на Дороге Смерти и что она делает тут со мной, вместо того чтобы сидеть по нему шиву, нужно сделать первый ход.

– Ладно, – сказал я. – Короче, когда я… вернулся из… Боливии?

– Да.

– Орна, моя бывшая жена, она… вдруг решила забыть о наших договоренностях и потребовала, чтобы Лиори проводила меньше времени у меня. Она сказала, что я не смогу создать для Лиори должные условия, потому что… я потерял работу в музыкалке, другой постоянной работы у меня нет, да к тому же я взял и уехал за границу на две недели. И вообще, я ненадежный, как и мой отец. Тогда я позвонил ей и сказал, что хочу встретиться с глазу на глаз. Она ответила, что хотела бы, чтобы на встречу пришли и адвокаты, а я сказал, что ей же самой будет лучше, если адвокаты не придут. По крайней мере, на эту встречу. Тем же вечером мы встретились, дело было в кафе в районе, который когда-то был нашим районом. Я сказал ей, что не позволю отнять у себя ни минуты времени с Лиори, девочке нужен папа, и если она немедленно не вернется к нашей изначальной договоренности о том, с кем и когда будет Лиори, я донесу в налоговую, что у нее на фирме ведется двойная бухгалтерия. Она сказала, что не может поверить, что я способен на такую низость, а я ответил, что если она не хочет, чтобы следующие отношения у нее начались в тюрьме, то пусть еще раз обдумает свой план. И тогда она сказала: Омри, это же я, почему ты так себя ведешь? И тут я просто встал и ушел из кафе. Не заплатив.

– Так почему она наговорила тебе столько всего? – спросила Мор, и я почувствовал, что ее рука в моей слегка передвинулась – значит, ей было некомфортно.

– Потому что, если честно… после развода я не мог взять себя в руки. И мой отец в самом деле был ничтожеством. Из тех мужчин, которые могут летом забыть ребенка в машине с закрытыми окнами. Я действительно не чемпион по соблюдению правил, у меня не получается… всегда все делать как надо. Но Лиори? Я не давал ей ни малейшей возможности это почувствовать. Она была за мной как за каменной стеной. Можно сказать, за несокрушимой скалой[18 - «Несокрушимая скала» – название военной операции в Газе летом 2014 года.].

– Я тебе верю.

– Ты слышала только мою версию. Поэтому тебе легко поверить.

– Нет. Еще когда мы ели мороженое, я поняла, Омри, что ты чудесный папа.

– Но как?

– Я спросила, надолго ли ты приехал, и ты ответил: максимум на две недели, больше не смогу. Из-за дочки. Ты сказал, что тебя и так раздирает от тоски по ней.

– Так и есть.

– Из-за этой фразы я и пришла к тебе в хостел. Из-за того, как ты говорил о своей дочке.

– Правда?

– Я знала, что ты не станешь пользоваться моментом.

– Вау.

– Но, Омри, – начала она – и замолчала. И почесала ногу свободной рукой. Буквально расцарапала.

– Что? – спросил я.

– Моя история… куда хуже.

И с этими словами она впервые сама дотронулась до меня. Ее тонкие пальцы обхватили мои грубые пальцы, как будто она хотела удостовериться, что я никуда не убегу даже после того, как услышу, что произошло. На одном пальце было обручальное кольцо.

– Так что именно произошло?

Она не ответила, только тяжело вздохнула. Наклонила голову, как зверь, который сдается на милость более сильного зверя.

Иногда, когда я молчу вместе с кем-то еще, мне слышится какая-нибудь песня. Как саундтрек к фильму. Бывает, я понимаю сразу, почему именно эта песня. А бывает – только сильно позже.

Ты красивей всего, когда пьяна,
Не отличаешь добра от зла