Трофей с шипами

Чтобы сказать это, он наклонился ко мне, но немного не рассчитал, коснулся губами уха. Меня как подбросило. Словно ледяной водой окатили, нет, швырнули прямо в ледяную прорубь и оставили барахтаться! Я едва не задохнулась, воздух перестал поступать в лёгкие, застревая на середине. Мы стояли вплотную, я могла бы положить голову ему на плечо, если бы захотела. Вместо этого я чуть отстранилась, но места было так мало, что жест вышел бестолковым, я только прижалась сильнее, чувствуя его тело своим.

– Насть, стой спокойно, – так же тихо сказал Влад, хватая меня за руку пониже плеча. – Тут крепления слабые, сейчас всё нам на головы рухнет.

– А ты откуда знаешь? – спросила я первое, что пришло в голову. – Про крепления. И слабости.

– Моя суперсила, – хмыкнул он. И вкрадчиво продолжил, понизив голос так, что по моим ногам поползли мурашки: – Знать обо всех слабостях.

Я мысленно влепила себе такую пощёчину, что в жизни от неё бы оторвалась башка. Что происходит? Почему моё тело ведёт себя, как придурок? Почему все мои чувства стянулись к участку кожи под его пальцами? Дыхание само собой участилось, а я только пыталась скрыть эту непонятную одышку. Соплю тут, как паровоз и думаю, что он не заметит. Алкоголь смазывал ощущения, размывал границы, но в то же время я ловила себя на мысли, что ещё никогда в жизни не испытывала такого напряжения. Выпусти меня сейчас в поле – и я с диким визгом промчу километров десять без остановки. Я нервно сглотнула – очень громко, как мне показалось.

– И в чём моя слабость? – спросила я, чуть привстав на цыпочки, чтобы дотянуться до его уха. Мне пришлось положить обе руки Владу на плечи, чтобы не потерять равновесие. Я страшно боялась столкнуться с ним носом. Или губами. Господи! Но в то же время, мысль об этом заставляла меня трястись, как осиновый лист. Я не знаю, что это – страх или желание, чтобы это случилось?

Внутри меня разверзлась трещина, когда его рука скользнула на мою талию. Тёплая сильная рука, которая будто рождена для того, чтобы лежать здесь. Я судорожно выдохнула, крошечными порциями выпуская воздух. Мои собственные ладони жгло огнём, лоб горел, сердце колотилось, как сумасшедшее, вот-вот выскочит наружу. Влад прижался виском к моему виску, собираясь сказать…

– Время вышло! – провозгласила Марисоль, откатывая рельсовую дверь. – О-о-о…

Ребята во все глаза уставились на нас, сжимающих друг друга в объятиях, которые сложно было назвать приятельскими. Я тут же неловко ломанулась наружу, под злым прицелом Никиных глаз. Сразу стало полегче, наваждение рассеялось. Вот же шаман хренов.

Избегая смотреть на Влада, я сбежала вниз, взять себе пива – раз уж первый круг игры кончился, можно и перерыв сделать. Пробившись к столу, я сморщилась от резкой вони. Тут успели разлить какой-то крепкий алкоголь, запах которого только усиливал и без того невыносимую духоту. Чувствуя, что мне срочно нужно проветрить голову, я вышла на улицу, моментально наполовину осушив свою добычу.

«Давай-ка начистоту, что это было?» – строго спросила я у себя, нарезая круги вокруг дома, пока холодный осенний воздух приводил меня в чувство. Ответа не было.

Я семнадцать лет жила без каких-то там дурацких симпатий и прекрасно проживу без них дальше. В конце-то концов, это не нормально – так терять голову просто потому, что к тебе прикоснулись. Думаю, дело в атмосфере, а не во мне. Просто мы напились. Да ещё в темноте всё кажется более волнующим, чем есть на самом деле.

Правда ведь? Я представила, что Влад обнимает меня при свете дня. Я кладу одну руку на твёрдое плечо, вторую за спину, приподнимаюсь на носочки и тянусь, но не к уху, а к губам, глядя в тёмные шальные глаза…

– Прекрати немедленно! – вслух взвыла я и немного побилась лбом о стену. – Прекрати, прекрати, прекрати сейчас же.

И тут же подумала – а что, если бы нас не прервали? Что он собирался сказать? Сделать?.. Да блин! Внутренне я заорала во всю глотку, внешне – закусила губу до боли и пнула каменную оградку, едва не отбив ногу. Нельзя. Слышишь? Нельзя.

Но так хочется… Я едва не зарыдала от того, как разрывали меня на части противоречия. Они тянули в разные стороны, дёргали и скручивали, с садистским наслаждением палача. Слишком много всего. Впервые в жизни мне хотелось дать волю этим импульсам, влекущим к другим людям. Но как же страшно.

В памяти вдруг всплыл какой-то дурацкий фильм, который я мельком видела однажды, не то комедия, не то мелодрама – сцена, где пряничная героиня с идиотическим восторгом говорила своей сестре: «Только подумай, что ты теряешь? Если попробуешь, всегда есть шанс, что получится! Но если не попробуешь, этого шанса нет». В фильме у неё всё получилось, разумеется. Я тогда только посмеялась – легко раздавать душеспасительные советы, когда всё прописано сценаристом. Но сейчас эта фраза предстала передо мной в новом свете. Что, если я теряю нечто ценное, запрещая себе пробовать?..

Ведь я и дружить себе запрещала, сближаться с людьми. А теперь у меня есть настоящие друзья. Я на вечеринке у одной из них. Не изгой, не пария. На меня не косятся, как на малолетнюю преступницу, не предлагают сходить к психиатру. Может, я могла бы быть с ними пооткровеннее, наконец рассказать хоть одной живой душе, что ношу в себе эти годы? И избавиться от этой тяжести, которая толкала причинять боль себе и другим. Просто дать шанс стать ближе. И даже в том смысле, от которого у меня идёт пар из ушей, стоит о нём задуматься.

Воодушевлённая, я вернулась в дом другим человеком, твёрдо решив быть с этого момента не такой мегерой, как раньше. Я даже улыбнулась какому-то незнакомому парню в уродском парике и вампирском гриме, от чего он шарахнулся в сторону. Ну ладно, первый блин – колом, мир – праху.

Я взбежала по лестнице, окрылённая, внутри меня будто разгорался маленький огонёк, согревающий изнутри. Я могу быть другой. Я правда могу быть другой. Могу опустить щит и позволить себя обнять. Какое же это упоительное чувство. Неподдельная свобода быть той, кем хочется, а не той, кем приходится. Не хочу возвращаться в свой чулан под лестницей, никогда не хочу больше жить монстром, которым пугают непослушных детей. Я представила, как прямо сейчас пойду и скажу Владу, что он мне нравится. Вот прямо так и скажу! Ну, не сейчас, может, но обязательно скажу. Просто не у всех на глазах. И в трезвом уме.

Упс! Задний ход, машина. Кажется, воссоединение со стаей придётся немного отложить, пиво отчётливо просилось наружу.

Рискуя к чёртовой матери сломать каблуки, я пробежалась к гостевому туалету в конце этажа, плюхнулась на унитаз и закрыла дверь. Почему-то всё вокруг казалось ужасно смешным, меня словно щекотали. Поймав краем глаза отражение в зеркале, я совершенно расфыркалась – вот же, всем ведьмам ведьма! Всклокоченные волосы, слегка поплывший макияж и выражение абсолютного счастья, граничащего с безумием. Даже потусторонние сущности слышу.

Спустя секунду до меня дошло, что это никакие не сущности, просто стенка между туалетом и ванной была тоньше, чем в других комнатах. В гостевой ванной гости. Сразу двое. За дело берётся Настюха-детектив. Придурочно подхихикивая, я сползла коленками на кафельный пол и прижалась ухом к розетке – в детстве не раз подслушивала соседей таким способом. Мимоходом удивилась, зачем вообще нужна розетка в толчке и затихла, радуясь своей невероятной изобретательности.

Не узнать Костяна было невозможно. Второй, кажется, Захар. Я хотела напугать их зловещим завыванием в розетку, но помедлила, прислушиваясь к словам, наполовину заглушённым звуком воды.

– Походу, Владос ведёт, – сказал Костя.

– Как всегда, – бросил Захар. Кто-то из них закрыл кран, стало слышно гораздо лучше.

– Да он задрал уже! Третья подряд, нормально вообще? Я думал, хоть эта перед ним устоит, вроде непрошибаемая тёлка на вид. Серьёзная вся такая, на кривой козе не подъедешь.

– Вкусный приз, – задумчиво протянул Захар. – И денег лишаться неохота. Я продолжаю, а ты как хочешь. Можешь соскочить.

– Разбежался, – хохотнул Костя. Что-то с приглушённым стуком упало и покатилось, он выругался. Потом продолжил: – А спорим, завалю Настюху до Нового года?

Захар издевательски захихикал:

– Не плодите сущностей, Константин, а то так проспорите всё родительское состояние. Договорились до выпускного – значит, до выпускного. Тебе бы хоть с этим справиться, а то наша быдловатая Золушка в твою сторону даже не смотрит.

– Ничего, – уверенно заявил Костя, – у меня ещё есть пара козырей в рукаве.

– Я тебя умоляю!..

Больше я ничего не услышала, потому что они вышли из ванной. И потому что потеряла на время способность слышать, думать и чувствовать. На голову точно надели шлем из ваты, жилка на виске отбивала рваный такт. «Вот так, – подумала я не разумом, чем-то позади него, чужим голосом. – Вот так».

Огонёк внутри погас и почернел. А вокруг роняли листья умирающие деревья.

Глава 9: Влад

6 месяцев назад

POV Влад

Когда я увидел её впервые, подумал, что это будет слишком просто. Замарашка с окраин. Барышня-крестьянка, только наоборот. Я встречал таких пару раз в клубах, и всегда это было до зевоты скучно: первые три секунды она делает вид, что совсем не такая, потом видит тачку с личным водителем – и вдруг оказывается, что именно такая. В любое время дня и ночи, только позвони. Не видевшие нормальной жизни, они велись даже на ерунду, вроде айфонов или часов. Их восхищали лейблы и громкие названия. Шелест купюр и блеск платиновой карты доводил их до исступления. Я никогда с ними не спал – из брезгливости. Вместо моего отражения в их стеклянных глазах бежали ряды нулей со значком доллара на конце.

Я даже хотел отменить Игру, но Костян неожиданно настоял – девчонка чем-то его зацепила.

«Извращенец», – сказали мы с Захаром, но отказываться не стали. Проигрывать без борьбы не захотел никто, как и терпеть распухшего от самодовольства Костяна несколько месяцев подряд. Хватит того, что он вечно тычет всем под нос свои спортивные победы, словно это великое достижение – перекидывать мяч через сетку чуть лучше, чем другие люди.

Меня позабавила её стычка с идиоткой Пономарёвой, шевельнулось что-то, похожее на любопытство. Я закинул крючок сам – и она ожидаемо заглотила наживку. Предсказуемо. Как обычно. Никто не отказывается от стаи, когда она протягивает руку, даже новички, не знакомые с иерархией и порядком здесь. Лёгкий проблеск надежды, что в этот раз придётся хоть немного сражаться, исчез за секунду. Настя Смутьянова оказалась такой же падкой на внимание курицей, как и все остальные.

Сомнения зарождались постепенно. Они сплетали во мне корни, питались и ткали свою сеть. Взрастали и крепли. День ото дня наливались силой, чтобы однажды рвануть в бешеный рост, вспучить почву вокруг и превратить ровный ландшафт в настоящий хаос. Я не знаю, когда вдруг почувствовал, что Игра перестала быть простой забавой, как во все прошлые годы. Но помню момент, когда впервые себе в этом признался.

За день до начала осенних каникул. Мы стоим возле крыльца школы после уроков, и последнее октябрьское солнце пригревает головы, лезет в глаза светлыми пятнами. Воздух пахнет прелой листвой, я вдыхаю его всей грудью – запах далёкого детства, когда наша семья жила вдали от города с его асфальтовыми венами. Захар и Марисоль беззлобно подначивают друг друга, не выпуская когти по-настоящему, Костя и Ника с одинаково отсутствующим выражением лица уткнулись в телефоны. Я смотрю вверх и вижу чёрные галки птиц, пересекающие прозрачное небо. Ничто не может быть больше неба, но внутри меня разворачивается что-то такое же огромное, когда я пытаюсь поймать это чувство. Законсервировать мгновение, сохранить в коллекцию. Чтобы никогда больше не вспомнить, но знать, что оно есть.

– Куда сегодня? – спрашивает Захар и лениво жмурится. Он делает вид, что его мало что волнует. Но я знаю, насколько это не правда. Во всём мире не найти человека, который бы больше пёкся о впечатлении, чем наш граф. В одном только завитке волос, небрежно падающем на лице, больше рассчёта, чем в инженерном плане. Понятия не имею, был он таким всегда или стал, когда перешёл к нам.

Ника на мгновение выныривает из плена соцсетей:

– «Седьмое небо»? – говорит она полуутвердительно и смотрит на меня. Ждёт одобрения.

Из чистого упрямства я качаю головой. Просто потому, что могу.

– Слишком людно. И сервис у них упал в последнее время, мать говорит, ей в прошлый раз нахамили.

Ника морщится, и Марисоль секундой позже повторяет эмоцию. Она дублирует её с такой поразительной точностью, что я невольно моргаю. «Последняя клетка мозга на двоих» – думаю я, и улыбка сама собой трогает кончики губ. Ника принимает её на свой счёт, скалится в ответ. Вдоль моего хребта ползёт глухое раздражение, шипит, как рассерженная змея. Всякий раз мне хочется схватить её за узенькие плечи и встряхнуть как следует, чтобы маска отклеилась. Королева без короны. Принцесса-хрен-знает-чего. Она виснет на мне при любой возможности, а я выворачиваюсь из когтистых лапок. От её прикосновений хочется вымыться с мылом, содрать липкую паутину, в которую она меня заворачивает. Остальные считают, что главная паучиха здесь Марисоль. И пока они так думают, Ника опутывает их с ног до головы, запирает в шёлковые коконы, заставляет глазеть на себя с восхищением. Три года понадобилось ей, чтобы в совершенстве изучить это ремесло.