Отдел непримиримых врагов

– Понятно, в своём репертуаре, – усмехнулась Белладонна, почувствовав короткую передышку в череде отрицательных эмоций.

– Ты насчёт ключей звонишь? – уточнил он, понизив голос.

– Отчасти. Сделал дубликат?

– Пока не было возможности незаметно пробраться в прозекторскую, – признался Марсель и неуверенно добавил, словно прощупывая почву, чтобы врубить заднюю: – Ты уверена, что он тебе нужен? Всё же это уже из области уголовной…

– Я вроде не звёзд с неба прошу, а всего-то слепок одного конкретного ключа из соседнего кабинета, – оборвала она зарождающуюся нотацию, вызванную банальной трусостью. Настроение же рухнуло обратно в пропасть, вернувшись к отметке: «ниже плинтуса».

– Да это только на словах всё так просто.

– А на деле, что сложного? Обольсти её.

– Что? Ты сейчас серьёзно?

– Я не прошу заняться с ней сексом, – спокойно пояснила Белладонна, не став уточнять, что на подобные жертвы ему придётся пойти гораздо позже. – От тебя требуется всего-то сыграть на женском самолюбии этой идиотки.

– Она не настолько тупа, чтобы не понять, с чего вдруг… – он резко замолчал и через несколько секунд гораздо тише добавил: – Твои просьбы начинают выходить за рамки.

– Обещаю, Валери не узнает.

– А фенек тут при чём?! – его голос резко окреп от пробудившегося возмущения, что на фоне недавнего шёпота прозвучало, как форменное издевательство над её слухом.

– Разве не из-за неё ты отказываешься идти простым путём?

– О тьма, зачем ты вообще её сюда приплетаешь?

– Затем, что тоже не тупа и вижу, как сильно ты хочешь её укусить.

– Да что за бред ты опять несёшь?!

– Я помогу тебе. – Она заставила губы улыбаться и с приторной сладостью в голосе прощебетала на прощание: – Но сначала, милый братец, изволь не затягивать с моей просьбой.

Отложив телефон на кухонный островок, Белладонна покатила сервировочный столик по длинному и широкому коридору. Остановилась у последней двери в тупике и зашла в большую, полупустую комнату, по центру которой одиноко стояла ванна из чёрного оникса.

Она остановила столик возле изящного изголовья ванны, возвышающегося на фоне остальных стенок, и потянулась к отдельно стоящему напольному смесителю с крутящимися вентилями, чтобы включить горячую воду. Упругая струя воды с глухим шлепком ударила в каменное дно, заполняя тишину комнаты приятным журчанием.

Обойдя ванну, Белладонна присела у коллекции свечей, сложенной нестройной шеренгой прямо на деревянном полу у фактурного плинтуса. Стены благородного тёмно-зелёного цвета, украшенные планками и незамысловатыми барельефами, чудесно гармонировали с охристыми полами. Особенно в сочетании с закатными лучами солнца или мягким жёлтым светом от крохотных лепестков, танцующих на кончиках фитилей.

Последнее время она старалась отучить себя от излишней роскоши в быту. И если раньше зажигала по паре десятков свечей во время купания, то теперь её выбор ограничивался всего двумя, но ароматическими. Сегодня настроение располагало к благовонию: «сумеречного леса» и «дымного сандала». Красивые названия, жаль, что за высокопарным «сумеречным лесом» в лучшем случае скрывалось эфирное масло сосновых шишек и еловых иголок, а за дымным сандалом – подпалённая деревяшка.

Белладонна поставила их на столик возле подноса и перевела взгляд на круглый кожаный пуф, на котором обычно лежала книга. Сейчас там стояло ещё и медное ведёрко с целыми бутонами маленьких, но пушистых коралловых роз. А также новая упаковка сливок для ванной.

Наконец-то прислуга начала справляться со своими обязанностями. Если бы они и сегодня порвали эти несчастные розы на лепестки, то она их всех точно уволила бы, уделив огромное внимание низкой обучаемости в рекомендательном письме.

Стянув с себя узкую юбку, Белладонна в полупрозрачной шифоновой блузке подошла к окну – узкому проёму, рассекаемому деревянными рейками от пола до потолка. И, разглядывая металлизированный фасад и пустые окна стоящего напротив здания, пуговка за пуговкой расстегнула блузку. Та упала к её ногам бесполезной тряпкой. За ней последовали кружевное бра и комплектные трусики с завышенной талией.

Она стояла абсолютно нагая перед окном под звуки льющейся воды и не ощущала течения времени. Мысль, что прямо сейчас кто-то из соседей с возрастающим жаром возбуждения разглядывал её, приятным волнением прокатилась по телу. Сладкой, но терпкой истомой растеклась по жилам. Захотелось потянуться, по-кошачьи выгнуться, доставляя случайному зрителю ещё больше удовольствия. Но суровое воображение сыграло с ней злую шутку, и перед мысленным взором возник напарник.

Он замер в окне напротив. Такой же обнажённый и разгорячённый. От его немигающего взгляда, пронизанного животной похотью и нетерпением, у неё жалобно заныли клыки. А уже в следующий миг отрезвляющая боль от прокушенной нижней губы вынудила Белладонну вынырнуть из чувственных грёз, чтобы принять суровую реальность, в которой Рикард великодушно одаривал вниманием каждую женщину, попадающуюся ему на пути.

Отчего в последние дни ей так тяжело было наблюдать за его флиртом с другими? Откуда это чёрное и слепое желание не просто убрать с глаз мешающую Дарси, а безжалостно уничтожить всё, что ей хоть сколько-то дорого? Втоптать в землю её улыбку и увидеть слёзы раскаяния на мелких поросячьих глазках?

– Это начинает походить на одержимость, – мрачно выдохнула она и плавно развернулась, привстав на носочки, как если бы за ней кто-то продолжал наблюдать по ту сторону окна.

Вернувшись к наполовину наполнившейся ванне, Белладонна плеснула себе в бокал вина и забралась в обжигающе горячую воду.

Стоило прислонить затылок к прохладному бортику, как взгляд упёрся в огромную хрустальную люстру, висящую прямо над ней. Грани стеклянных капель переливались всеми цветами радуги в лучах закатного солнца и отбрасывали блики на потолок и стены, оформленные в едином стиле, как логичное продолжение друг друга.

Премиальных пентхаусов, выставленных в Уларке для съёма, риелторские конторы предлагали во внушительном ассортименте. Но большинство из них оформляли в этом безвкусном минимализме, чья цветовая градация вращалась вокруг: чёрного, белого и серого. А меблировка вечно соответствовала скучной простоте геометрических форм.

Конечно, Белладонна утрировала: минимализм был всяко приятнее, чем почитаемый Марселем лофт. Вот тем стилем она при всём желании проникнуться не могла. Да и увлечение им братца не воспринимала всерьёз. Оно явно носило такой же бунтарский характер, как и то, из-за которого он последние годы модифицировал свою внешность – назло старшему поколению.

Долгосрочный съём двухъярусной квартиры в сорокаэтажном здании при въезде в элитный район «Сады Эдема» обошёлся ей в крупную сумму, значительно опустошив счёт с карманными расходами на ближайшие полгода. Она могла связаться со старшими и попросить у них денег. Но не собиралась злоупотреблять их щедростью. По крайней мере, сейчас. Когда у неё банально не имелось счетов в банке, что были бы им неподвластны.

Клан Лафайет обладал и по сей день обладает чудовищной властью на территории Флемоа. То, что его родовое имение обосновалось в княжестве Баиносса, – не более чем маленькая прихоть их действующей главы, вдовствующей княгини Амброзии де Лафайет. На деле им отыскали бы местечко и под боком у Верховного в Орселе.

Их род на протяжении тысячи лет единолично владел крупнейшим банком на континенте, что финансово его значительно возвышало над другими благородными домами. Формально клан можно было разделить на четыре основные ветви. Поскольку старшего сына аналогично главе убили, то основными наследниками стали Дарик и Морэна. Дарик унаследовал их семейное детище. А мать Белладонны вышла замуж за графа, с лёгкостью отринувшего корни, и возглавила основную ветвь, ответственную за расширение популяции в клане. Младшие дети Амброзии углубились в частный бизнес, который процветал на Флемоа последние двести лет. Каин де Лафайет организовал успешную строительную компанию, а Эржебет де Лафайет – сеть салонов красоты и публичных домов.

В основном её многочисленные кузены и кузины из побочных ветвей были вынуждены помогать старшим вампирам в семейном бизнесе. А в главной ветви клана – плясали под их дудку, исполняя любые капризы, поскольку их содержали с одной-единственной целью: искать магически одарённых и обращать их в новых членов семьи. В качестве развлечения дозволялось получать любое образование и, в свободное от воспитания подрастающего поколения время, работать на понравившейся должности, но при условии, что она не запятнает честь их великого рода.

Понятие чести у вампиров – вещь неоднозначная. Поход в публичный дом никем не порицался, а вот за безобидную помощь в какой-нибудь мелочи прислуги могли на несколько дней запереть в личных покоях. Любая низкооплачиваемая работа была априори позорна, потому как подразумевала душевную слабость: доброта и щедрость – удел неимущих, поскольку ничего другого они не могли себе позволить.

Белладонна легко приняла новые правила игры. Сколько себя помнила – всегда была немного тщеславна и высокомерна. Однако чем дольше она жила в этом лицемерном обществе, с грубым и контрастным расслоением на бедного и богатого, тем противнее ей становилось. Не из-за того, что находилась на вершине пищевой цепи; жаловаться на подобное мог лишь законченный безумец. Скорее наоборот, её полностью устраивало то положение, что она занимала. А вот необходимость соответствовать абсурдным нормам и унижать вампиров, находящихся на более низких ступенях в иерархии, заставляла чувствовать себя грязной. Одно дело поставить на место того, кто вышел за рамки, и совершенно другое – добивать лежащего. Видимо, даже после ста лет вампирской жизни ещё не всё человеческое в ней испустило дух.

Впрочем, скоро Белладонна перестанет ассоциироваться с этим обществом. Главное, чтобы старшие продолжали думать о ней, как о слабом и беспомощном, зависимом от их денежной поддержки приёмыше. Продолжали верить в то, что она не способна ничего достичь без их помощи, как и любая другая смирившаяся со своей презренной участью женщина в вампирской общине. Пока они придерживались этого предвзятого мнения, её руки оставались развязанными.

Смена гражданства – в целом процедура несложная. Труднее всего будет в начале, когда Белладонна подаст документы на то, чтобы приобрести вид на жительство. Старшие наверняка в тот же день получат звонок с доносом из консульства, и тогда всё завертится. Они очнутся и попытаются её вернуть на Флемоа. В ход пойдут от законных оснований до грязных уловок. Ей же будет необходимо продержаться от трёх суток до недели, как повезёт, и не попасть ни в одну из ловушек. В идеале – исчезнуть из поля зрения абсолютно для всех.

Одна загвоздка не давала расслабиться Белладонне. Время стремительно таяло, а ей всё никак не удавалось обрести ценного союзника. Союзника, зависимого от неё, как от наркотика. Настолько надёжного, что она могла себе позволить перевести на чужой счёт все свои сбережения и последние денежные поступления от старших, оставшись фактически без копейки.

На Марселя полагаться было нельзя. Ему, скорее всего, прикажут вернуться на родину после её дерзкой выходки. И если он не захочет этого делать – прав у мужчин на Флемоа было гораздо больше, чем у женщин, поэтому никто не имел оснований насильно депортировать их из другой страны – то все его счета прикроют следом.

Сделав маленький глоток вина, терпкой сладостью разлившийся по языку, Белладонна изнеможённо вздохнула.

С какой стороны ни глянь, а заполучить за ближайшие три месяца Рикарда – вопрос первостепенной важности. И не потому, что он был ей интересен как мужчина: дальше это отрицать бессмысленно; вампир и оборотень – тянет на скандал международного размаха. А в целях банального выживания.

Она отвадит от него всяких Дарси. И сделает всё, чтобы другим тоже стало неповадно на него вешаться. Она сможет выстоять и прижиться вне вампирской общины на чужих землях. Прецеденты с дамами из благородных домов уже существуют. Главное – идти до самого конца и ни на кого не оглядываться.

По телу стекали ручейки воды, а босые ноги оставляли мокрые отпечатки стоп на кафельной плитке пола. Она распахнула дверцу своего шкафчика и дёрнула с крючка полотенце. Следом из душевой вышла уже закутанная в банный халат Дарси, три дня назад подключившаяся к их тренировкам. Зря. С некоторыми мужиками усердствовать нельзя, они быстро устают от повышенного внимания.

– Опять забыла полотенце? – недовольно проворчала Офира, уже переодевшаяся в брючный офисный костюм и лакированные ботинки без каблука. – Нам, конечно, как женщинам, всё равно что ты расхаживаешь голая в раздевалке. Но твой шкафчик расположен ближе всех к входной двери. Только представь, как тебе будет неловко, если дверь внезапно откроется…

– Как откроется, так и закроется, – энергично обтираясь, буркнула Вэл, сводя на нет морализаторские нотации подруги. Да и вообще, слышать возмущения на эту тему от другого оборотня, ей было максимально странно. – Как будто сама никогда не раздевалась до… голого?.. Чтобы обратиться и не порвать одежду!

– Раздевалась и обращалась, – подтвердила она. – Но это вовсе не обязательно делать публично.

– В смысле?