Пером по шапкам. Книга первая

Остановившись на отдельных этапах истории советского государства, Горбачёв заметил:

«К концу 30-х годов Советский Союз по выпуску промышленной продукции вышел на первое место в Европе и на второе место в мире, став поистине великой индустриальной державой. Это был трудовой подвиг всемирно-исторического значения, подвиг освобождённого труда, подвиг партии большевиков.

И глядя на историю трезвыми глазами, учитывая всю совокупность внутренних и международных реальностей, нельзя не задаться вопросом: можно ли было в тех условиях избрать иной курс, чем тот, который был предложен партией? Если мы хотим остаться на позициях историзма, правды жизни, ответ может быть один: нет, нельзя».

Неправда ли интересное мнение человека, отказавшегося потом и от партии большевиков, и от коммунизма, да, по сути, и от народа, причисляя себя к которому он говорил с той же трибуны:

«Подводя общий итог периоду 20–30-х годов после Ленина, можно сказать так: мы прошли трудный, полный противоречий и сложностей, но большой и героический путь. Ни грубейшие ошибки, ни допущенные отступления от принципов социализма не смогли свернуть наш народ, нашу страну с того пути, на который она встала, сделав свой выбор в 1917 году. Слишком велик был импульс Октября! Слишком сильны были идеи социализма, овладевшие массами! Народ почувствовал себя участником великого дела, начал пользоваться плодами своего труда. Его патриотизм приобрёл новое, социалистическое содержание»?

Да, Горбачёв принял в наследство от внезапно умерших один за другим Брежнева, Андропова, Черненко великое государство.

Кстати, этого не отрицал и соратник Горбачёва, которому он, правда, не хочет теперь подавать своей руки, о чём прямо сказал в программе «Дата», Борис Ельцин. Последователь Горбачёва, умело столкнувший с политического Олимпа своего некогда покровителя, в памятный день 21 октября 1987 года неожиданно для всех выступил на Пленуме ЦК партии с критикой некоторых негативных моментов жизни партии того периода. Однако по поводу мыслей доклада Ельцин несколько корявым, может быть, не совсем трезвым языком, но сказал одобрительно:

«Доклады, и сегодняшний и на семидесятилетие, проекты докладов обсуждались на Политбюро, и с учётом того, что я тоже вносил свои предложения, часть из них учтена, поэтому у меня нет сегодня замечаний по докладу, и я его полностью поддерживаю».

Вот, поддержал Ельцин то, что говорил в докладе Горбачёв. Но к этому времени перестройка шла уже два года. Как прокомментировал тогда её ход взбунтовавшийся секретарь ЦК Ельцин? А он сказал всё тем же корявым языком, из которого всё же кое-что можно понять:

«Я думаю, что то, что было сказано на съезде в отношении перестройки за два-три года – два года прошло или почти проходит, сейчас снова указывается на то, что опять два-три года, – это очень дезориентирует людей, дезориентирует партию, дезориентирует все массы, поскольку мы, зная настроения людей, сейчас чувствуем волнообразный характер отношений к перестройке. Сначала был сильнейший энтузиазм – подъём. И он всё время шёл на высоком накале и высоком подъёме, включая январский Пленум ЦК КПСС. Затем, после июньского Пленума ЦК КПСС, стала вера как-то падать у людей, и это нас очень и очень беспокоит, конечно, в том дело, что два эти года были затрачены на разработку в основном всех этих документов, которые не дошли до людей, конечно, и обеспокоили, что они реально за это время не получили».

Обеспокоился, стало быть, Ельцин неисполнением обещаний Горбачёва народу и начал подрывную деятельность против своего шефа, пока руками членов ГКЧП не свалил его совсем. За что Горбачёв и назвал своего бывшего члена партии предателем, но забыл при этом упомянуть, что и сам поступил по отношению к остальным членам коммунистической партии предательски, когда своим собственным решением распустил партию, сдав её на откуп всё тому же Ельцину, поспешившему её запретить.

Но мы несколько забежали вперёд. Поговорим ещё о перестройке. Через два года после первого тревожного звонка, выразившегося в выступлении мятежного Ельцина, в Москве проходил второй съезд народных депутатов СССР.

12 декабря 1989 года. Кремлёвский Дворец съездов. 10 часов утра. Выступает Председатель Верховного Совета СССР М. С. Горбачёв:

«Мало какое время в отечественной истории может сравниться с нынешним по плотности событий, их воздействию на судьбы страны, её будущее. По сути дела, именно на протяжении этого периода произошёл перелом в сознании нашего народа. Революционные преобразования, начатые по инициативе партии, вылились в мощное движение народных масс, и оно неодолимо. Обретя гарантии в этом народном движении, перестройка, обновление жизни общества на принципах гуманного демократического социализма стали необратимыми, о чём мы можем говорить уверенно.

В стране реально идёт формирование социалистического правового государства».

Произнося эти слова, Горбачёв отлично знал, что на самом деле дали четыре года перестройки народу. Знал, но молчал о правде, арестовав свою совесть и спрятав её за решётку. Но не молчали другие. На том же съезде, но на другой день выступал Председатель Совета министров СССР Н. И. Рыжков, который так охарактеризовал сложившуюся в стране обстановку:

«Логика работы по формированию программы оздоровления народного хозяйства требовала глубокого анализа проблем и вытекающих из него реальных оценок и возможностей решения задач вывода экономики из сегодняшнего сложного состояния.

Оно в концентрированном виде отражается в том клубке острых противоречий, которые нам предстоит разрешить. Это расстроенное денежное обращение и разбалансированные финансы. Это хронически больная инвестиционная деятельность и монополизация производства, медленная переориентация экономики на удовлетворение нужд народа и слабая база социальной сферы. Это недостаток продовольствия и других товаров, крайне неблагополучная экологическая обстановка в ряде регионов, замедление научно-технического прогресса, деформированная внешнеэкономическая политика. В развитии многих отраслей усилилась нестабильность. Снижаются темпы экономического роста, а в ряде случаев – и объёмы производства, что сокращает возможности решения социальных проблем».

А несколько дальше в своём выступлении Рыжков коснулся именно темы, напрямую связанной с внедрением демократии по-горбачёвски, о которой задали вопрос сегодняшним телезрителям ведущие программы «Дата». Председатель правительства говорил:

«И, наконец, на фоне бурно развивающихся процессов в обществе стали проявляться нежелательные явления, серьёзно осложняющие экономическое развитие. Это – падение производственной и трудовой дисциплины, снижение ответственности за выполнение обязательств перед потребителями и государством. Огромный труднопредсказуемый ущерб наносят столкновения на межнациональной основе, забастовки на предприятиях, «блокады» и длительные перерывы движения на железнодорожных магистралях. Только из-за забастовок за 11 месяцев текущего года потеряно 7,5 миллиона человеко-дней и народному хозяйству недодано продукции более чем на 2 миллиарда рублей».

А сколько недодано было государству по причине закрытия сотен и сотен фабрик и заводов? Да, перестройка Горбачёва работала и работали его демократические преобразования, только совсем не в ту сторону, в какую хотел народ. В ту ли, в какую хотел Горбачёв – это другой вопрос, на который он вряд ли сегодня ответит честно. Ведь и другие, так называемые, прорабы перестройки умело врали народу с трибуны того же второго съезда народных депутатов. Один из них Гавриил Попов убеждённо валил с больной головы на здоровую, когда говорил:

«Когда я слышу о завышении цен предприятиями, об исчезновении дешёвых товаров, об отсутствии стирального порошка, забитых торговых базах и пустых прилавках, для меня это тоже самое главное доказательство того, что мы живём в старой системе».

Но позволим себе вспомнить, что говорил Гавриил Попов на секретном сентябрьском заседании созданной после съезда межрегиональной группы:

"…у нас есть шансы для победы. Нужно ставить на учёт каждого депутата РСФСР. Он должен понять, что если он будет голосовать не так, как скажет межрегиональная группа, то жить ему в этой стране будет невозможно". Попов предложил вызвать в стране "всеобщее народное возмущение", для чего "довести систему торговли до такого состояния, чтобы ничего невозможно было приобрести. Таким образом можно добиться всеобщих забастовок в Москве. Затем ввести полностью карточную систему. Оставшиеся товары продавать по произвольным ценам". Нашёлся возражавший, который подумал о предстоящих выборах в республиканские и местные Советы, а потому спросил: "Во время избирательной кампании не обойдётся без драк, нарушения общественного порядка, будет проливаться кровь. Кто защитит от суда?" Ему спокойно ответило руководство: "У нас есть деньги, чтобы платить штрафы. Есть список тридцати адвокатов, которые будут защищать наших людей, попавших в беду".

Оказывается, всё было предусмотрено… В этом именно выражалась «демократия» прорабов перестройки.

Между тем сам Горбачёв, видимо, не понимая, с кем имеет дело, по-прежнему убеждённо говорил в заключительном слове на том же съезде:

«Нам нужно в кратчайший срок справиться с бестоварьем, приостановить падение покупательной способности рубля, обуздать спекуляцию. Каждый человек должен уже в ближайшее время почувствовать, что намечается сдвиг к лучшему».

Через восемнадцать лет после начала перестройки мы продолжаем ждать, когда же это простые люди, наконец, почувствуют, что «намечается сдвиг к лучшему».

Ещё через два года перестройки 19 августа 1991 года руководители государства, объединившиеся в Государственный Комитет по Чрезвычайной Ситуации в стране, обратились к народу, с воззванием, в котором говорилось:

«Соотечественники! Граждане Советского Союза!

В тяжкий, критический для судеб Отечества и наших народов час обращаемся мы к вам! Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность! Начатая по инициативе Михаила Сергеевича Горбачёва политика реформ, задуманная как средство обеспечения динамичного развития страны и демократизации общественной жизни, в силу ряда причин зашла в тупик.

… Потоки слов, горы заверений и обещаний только подчёркивают скудость и убогость практических дел. Инфляция власти, страшнее, чем всякая иная, разрушает наше государство, общество. Каждый гражданин чувствует растущую неуверенность в завтрашнем дне, глубокую тревогу за будущее своих детей.

Кризис власти катастрофически сказался на экономике. Хаотичное, стихийное скольжение к рынку вызвало взрыв эгоизма – регионального, ведомственного, группового и личного. Война законов и поощрение центробежных тенденций обернулись разрушением единого народнохозяйственного механизма, складывавшегося десятилетиями. Результатом стали резкое падение уровня жизни подавляющего большинства советских людей, расцвет спекуляции и теневой экономики».

Горбачёв тогда всё ещё был у власти, но совесть его была по-прежнему за решёткой. Ей не позволено было выйти на свободу, и потому она не подсказала хозяину правильного решения. А каким оно могло быть у человека, понявшего, в пучину каких бед он вверг страну потоками речей и непонятных действий. На смену Горбачёву пришёл Ельцин, который приёмами костолома доламывал страну.

Восемнадцать лет перестроечного периода превратили некогда великую мировую державу в третьестепенное государство, с которым мало кто теперь считается. Двадцать лет назад мы были гарантами мира, не позволяя никому безнаказанно совершать агрессии на другие государства. Сегодня мы не уверены, что защитим свои собственные границы. А уж наши возражения против нападения на другие страны порой напоминают жужжание надоедливой мухи, от которой можно просто отмахнуться.

По всей стране ходят бездомные дети. Переходы и перекрёстки пестрят попрошайками. В полуночный час бомжа вагоны метро, незапертые подъезды домов, развалины старых зданий оккупируют несчастные спившиеся или просто обездоленные опустившиеся до нельзя люди, до которых государству нет сегодня никакого дела, которым больше негде приткнуть головы.

Горбачёв пришёл на телевидение, улыбаясь смотрит в экран. Видит ли он, что сделал со страной? Понимает ли, что за двадцать послереволюционных лет отсталая Россия стала державой, за десять лет после разрушительной второй мировой войны поднялась из руин и первая добралась до космоса, но за тринадцать лет после перестройки Горбачёва никак не может подняться на ноги, не может сделать так, чтобы каждый житель России мог быть уверенным в том, что его завтра не убьют, не ограбят, позволят не умереть от голода и холода, что пенсионер будет спокойно в достатке доживать свою старость, а молодёжь сможет бесплатно получать и образование, и занятие спортом, и активную жизнь во дворцах культуры? Так, где же совесть у бывшего президента?

    «Советская Россия», 15.03.2003

Соринка в глазах президента, или Ох, уж эти грязные выборы!

Записки бывшего кандидата в депутаты

14 марта, 9–30 утра

На Российском канале центрального телевидения в прямом репортаже, о котором говорят специальные строки в правом верхнем углу экрана, показывают один из избирательных участков небольшого подмосковного городка. Это любопытно. Какой-то мужчина опечатывает урны, наклеивая полоски бумаги с проставленными печатями. У меня сразу возник вопрос: почему урны опечатывают так поздно? Если это прямой эфир, то кто-то явно нарушает закон, ибо урны положено опечатывать в восемь утра. Если же съёмка сделана раньше, то причём тут прямой репортаж?

Проходит несколько мгновений и диктор рассказывает о том, как отдаёт свой голос на избирательном участке, что расположен на Ленинском проспекте столицы, исполняющий обязанности президента России, кандидат на новый срок Владимир Владимирович Путин. Снова объявляется прямой репортаж с места события. Всё по-будничному. Сообщается, что Путин задержался у кабинки для голосования дольше, чем обычные избиратели. Что имел в виду диктор? Что Путин не такой шустрый, как все избиратели, или выбор ему делать было труднее? Может, он не знал, голосовать ли ему за самого себя, или помочь своим голосом сопернику от КПРФ Харитонову? Однако оставим без ответа эту неразрешимую загадку.

Скромный президент в гордом одиночестве, не обращая внимания на следующую за ним тем же путём жену, пропускает бюллетени через новую электронную урну-счётчик и тут же предстаёт перед корреспондентами. Что говорит, не так важно, ибо слова дежурные, заранее продуманные и никого не волнующие. Но опять же любопытна деталь: бегущая строка в нижней части экрана со словами без пяти минут вновь избранного президента опережает речь интервьюируемого. Почему? Это прямой эфир или запись?

15 марта. Опять же по телевидению (канал в данном случае не имеет значения) вновь избранный, в котором никто не сомневался, что будет избран, президент Путин, отвечая на вопрос, как он относится к критике зарубежных наблюдателей декабрьской избирательной кампании в России, говорит саркастически (может себе позволить), ссылаясь на русскую мудрость, о том, что иные люди в чужих глазах соринку увидят, а в своих глазах бревна не замечают.

Ну, о брёвнах в глазах американской демократии и их избирательной системы нам хорошо было известно ещё в старые добрые советские времена. Их-то мы сегодня у себя и копируем по максимальной возможности. Но я хочу поговорить о нашей соринке, которую подразумевал, очевидно, президент.

Драма на избирательном участке

7 декабря 2003 г., парламентские выборы.

Москва находится в северном полушарии земли, поэтому ночи в декабре длинные. Время на часах приближалось к четырём утра, но темень была глубокой ночи. Неожиданно для меня всё вокруг оказалось усыпано снегом, и толстая подошва сапог буквально тонула в мягком пушистом ковре, оставляя чёткие следы ночного первопроходца Судостроительной улицы. А снежинки, подхватываемые лёгким ветром, продолжали сыпаться, ударяясь в щёки, стёкла очков, падая за воротник пуховой куртки. Пришлось нахлобучить пониже шапку и застегнуть ворот на подбородке. Но снег всё же попадал на лицо, охлаждая собой кровь, разгорячённую событиями прошедшего дня, от воспоминаний о которых никак невозможно было избавиться.

На избирательный участок, расположившийся в спортивном зале школы, я пришёл ещё шестого декабря, представившись членом участковой комиссии с совещательным голосом. Меня встретили милые женщины, работницы некогда знаменитого завода ЗИЛ, и потому я с особым удовольствием подарил им свои книги стихов и рассказов. Председатель, деловая, энергичная Вера Николаевна озабоченно посетовала, что не сможет меня на следующий день покормить вместе со своими членами комиссии, так как моей фамилии нет в их списке и талоны на моё питание, естественно, не дадут. Но это ли для меня главное?