– Думаю, боевыми.
– Тоже правильный ответ, но, откровенно говоря, это не совсем то, что я хочу услышать. Подумай еще разок.
Лишь спустя два поворота до Ривьеры доходит.
– Там патроны от моего пистолета?
Тая улыбается.
– Ты пытался убить мою девушку холостыми патронами. Пока я жила в твоем доме и терпела твои насилия, я поменяла патроны в твоем пистолете и даже не спрашивай, как мне это удалось.
Ривьера об этом и не спрашивает. Он спрашивает о том же, о чем хочу спросить я.
– Эта художница – твоя девушка?
Тая не отвечает, смотрит Ривьере прямо в глаза, смотрит несколько игриво. Я понимаю, что она смотрит не на Ривьеру, а на меня. Хочет увидеть мою реакцию.
Но я не знаю как реагировать.
Тая вертит пистолет в руке, вертит небрежно, прямо как ребенок. В голове Ривьеры созревает мысль выпрыгнуть из машины прямо сейчас. Я решаю вновь управлять его телом. Говорю Тае всего одну фразу.
– Ин. Пора.
После вылетаю из головы Ривьеры, затем опять – да, я не собираюсь оставлять его в покое – влетаю обратно, чтобы со стороны почувствовать страх, ползущий от его желудка прямо ко рту.
Тая кивает мне головой, вернее, кивает Ривьере, а Ривьера, понятное дело, не понимает ее кивков. Он хочет спровоцировать Таю на выстрел, в его голове смешиваются различные оскорбления – откровенно говоря, они все уровня старшеклассников – но Ривьера не успевает выбрать самое цепляющее из оскорблений, потому что Тая спрашивает:
– Хочешь есть?
Это не входило в наши с Ином планы.
Почему-то мне становится страшно. Именно мне, не Ривьере. К марширующему в его организме страху я уже привык.
А Ривьера после этого вопроса окончательно убеждается, что Тая сошла с ума.
– Ты когда меня убьешь? – устало спрашивает он.
И тут же орет от боли. Кровь хлещет из уже прострелянной ранее ноги. Я вспоминаю одно из первых свиданий с Клэр, когда она уронила кольцо на две фаланги в стакан с томатным соком. Ривьера вопит, но умудряется управлять машиной. Впервые на моей памяти лицо Таи приобретает звериный оскал.
– Ответ неверный. Пробуем еще раз. Хочешь есть?
Мысли Ривьеры мечутся в беспорядке. Он наконец-то осознает, что его убьют не сразу, а будут мучить, и это осознание, хоть я и не живодер, поднимает мне настроение.
Роллс Ройс едет теперь вдоль трамвайных путей. Я перемещаюсь на север, вижу, что трамвай приближается, что нас разделяют жалкие пятьсот метров. Я возвращаюсь в голову Ривьеры, к его болевому шоку, перебивающему всегда усиливающиеся страхи.
– Ты издеваешься? – спрашивает он у Таи.
Третья пуля. В ту же рану. Ривьера теряет управление, и мне приходится управлять его телом, чтобы не вывалиться из машины раньше времени. Сквозь чужую, но от этого не становящуюся менее невыносимой боль я выравниваю Роллс-Ройс, чтобы он шел вдоль трамвайных путей.
– Хочешь есть?
– Нет, – отвечаю, вернее скулю я голосом Ривьеры. Затем вижу вдалеке трамвай, облегченно вздыхаю и, надеюсь, в последний раз покидаю тело Ривьеры.
– Может, съешь что-нибудь?
Ривьера ревет от боли. Рядом со мной появляется Ин. Он очень похож на Кина, но это меня не волнует. Ин – или Кин – улыбается и говорит:
– Добьешь его ты.
Я не успеваю никак отреагировать, потому что Ривьера отвечает на вопрос Таи – которая, несмотря на отсутствие в своем теле Ина или меня, уверенно держит пистолет.
– Шлюха. Зря я о тебе заботился.
Мы с Ином потрясенно наблюдаем, как Тая кричит:
– Твое насилие – по-твоему, это забота?
Ривьера не успевает ответить – Тая выпускает весь магазин ему в пах, после чего Ривьера вываливается из машины на трамвайные пути. Мы с Ином смотрим, как Тая пересаживается на водительское сидение и разворачивает Роллс Ройс в обратную сторону, и только потом синхронно перемещаемся к Ривьере.
Тот с надеждой смотрит на приближающийся трамвай. Затем его осеняет, он хрипит:
– Неужели Ривник?
Трамвай обрывает его стоны – ноги оказываются по одну сторону трамвая, голова – по другую. С режущим уши скрипом трамвай тормозит, но проезжает сквозь нас с Ином, а в это же время Ин смотрит на меня и говорит:
– Сейчас ты узнаешь всю правду.
Я машу пальцем и говорю:
– Для начала я хочу тебя видеть таким, каким ты был при жизни.
20
Ин – он все еще в образе Кина – как-то странно скалит зубы.
И превращается в мальчика из сновидческого отражения в зеркале, то есть превращается в младшего брата Таи из ее же воспоминаний.
– Проверь, как там моя сестра, – просит Ирвин, и просит, что удивительно, взрослым голосом.
Я киваю и переношусь в голову Таи.
35, 36, 37
Я живу и рыдаю во сне.
38, 39, 40
Утомил меня ваш пьяный город.