«Хитрая» контора

Когда за Нинкой закрылась дверь, Костромская допила из своего стакана остатки ликера и, облизнувшись, исподлобья посмотрела на Яшина, словно оценивая, на что он еще способен. Алик в задумчивости присел на тахту. Одеяло и простыня лежали с ним рядом бесформенным комком. Наташка бесшумно приблизилась к Яшину и присела перед ним на корточки.

– Ну что, так и будем сидеть? – она толкнула его в колено, и сама же уселась на пол, вытягивая ноги.

– Не приставай к мужику, а то изнасилую! – Алик состроил свирепую рожу.

Наташка разразилась гомерическим хохотом, а успокоившись, предложила:

– А что, может, попробуем? Это будет здорово интересно, когда я начну сопротивляться! Да ты не бойся, я не собираюсь царапаться и кусаться! – с этими словами она ухватила его за лодыжку и с силой дернула на себя.

Копчиком приземлившись на пол, Алик молниеносно изменил положение, так что за считанные секунды грубо подмял под собой девчонку. «Роль насильника мне по нутру, только смотри не пищи!» – прорычал он Наташке в самое ухо и на самом деле входя во вкус. Он сцепил своей пятерней пальцы обоих ее рук и беспрепятственно полез второй пятерней под юбку. Задыхаясь от смеха и от возбуждения, она что было сил сжала ноги, но он больно надавил ей на коленные чашечки да так, что она громко ойкнула, совершенно непроизвольно разбросала их в сторону, и здесь же грубая шершавая рука словно прилипла внизу живота, не давая сжимать ей ноги. Именно это прилипчивое прикосновение потной рукой неожиданно подвергло Наташкино тело гадливому ощущению. Еще не совсем обдуманно она изо всех сил рванулась из-под него, извиваясь спиралью, словно придавленная рогатиной змея. Ей почти уже удалось вырваться, когда Алик боком свалился с ней на пол, однако он успел сполна войти в предложенную ему роль и не думал с ней так просто расстаться. Он быстренько извернулся и жилистой рукой, как железным обручем сдавливая ей грудь, попытался поймать ее губы, и тогда она с настоящим злом, сильно укусила его за подбородок, аж до самой крови. Пожалуй, она и сама не ожидала от себя этого – неуправляемые чувства сработали сами по себе, чисто инстинктивно, опережая разум. На мгновение Яшин оторопел, а затем ударил ее по лицу с одной и другой стороны. Приходя в себя, она затихла, а когда он ударил ее по лицу в третий раз, неудержимо расплакалась.

Спустя полчаса он помирились, правда у Наташки под обоими глазами появились синяки.

* * *

Восьмерка Обручевой вкатилась во двор на Некрасовской, когда Михаил Герасимович Лесков открывал входную дверь учреждения.

Михаил Герасимович поприветствовал Лену почтительным наклоном головы и сдержанной улыбкой. С Ясновым он поздоровался за руку, когда тот уже выбрался из машины.

– Бухгалтер с приемщицей вместе подъедут с минуты на минуту, – сообщил Лесков, и протянул руку Никишкину, который задержался в салоне «Жигулей» из-за развязавшегося шнурка на ботинке.

Шум москвичевского двигателя Елена расслышала уже в помещении.

– Вот и Лида с Верой Елисеевной приехали! – громко сказал начальник.

– Дисциплинированные товарищи, молодцы! – похвалил Яснов.

Как только он это проговорил, показались две женщины. Никишкин, придерживающий за ними дверь, вошел последним. Бухгалтерша была в своих прежних очках в тонкой оправе, и в руке она держала коричневую сумку. «Значит, вторая – это и есть Лида», – поняла Елена. «Вторая» – полноватая блондинка, первой поздоровалась с присутствующими и (как показалось Яснову) без видимой надобностью прищурила почти такие же зеленые, как и у Обручевой, глаза.

«Нет, у Лены они все-таки зеленей и колоритней! – решил Яснов. – На вид приемщице лет двадцать семь, два года плюс-минус».

Все дружно поднялись на верхний этаж. Увидев погром и хаос, блондинка деланно всплеснула руками, но, по-видимому, в действительности он ее нисколько не удивил.

Подполковник Никишкин без лишних вопросов сразу же двинулся за бухгалтершей. Он во все стороны повертел головой на ходу, но его маршрут был уже безошибочно избран. Стройный, хотя по возрасту далеко уже за пятьдесят, в шикарном гражданском костюме модного пошива, по мысленному сравнению Лены, он выглядел эдаким щеголеватым петушком. «Неблагодарная! Человек оказал нам любезность в свой выходной, а я подобрала такое сравнение начальнику ОБЭП!» – пристыдила себя Обручева. Хотя причина такому сравнению все же имелась: в общем-то важно шествуя за бухгалтершей, Никишкин два раза смешно скакнул через разбросанные бумаги.

Приемщица, по первому впечатлению, показалась Обручевой контактной и общительной женщиной. В модном зеленом платье, с золотым перстеньком на пальце и золотыми сережками в ушах, она прекрасно выглядела, и Елена сразу воздала должное ее изысканному вкусу. По внешнему виду ей с самой большой натяжкой можно было дать лет 25-26, хотя своим женским чутьем Обручева чувствовала, что тридцать приемщице есть.

Фамилия Лиды была Ларионова. На пару со следовательшей, сидя на корточках, они разбирали, раскладывали и сортировали разбросанные бумаги. Еще Ларионова время от времени отвечала на незначительные вопросы Елены или давала необходимые пояснения.

– Лида, перечислите мне, пожалуйста, все, что хранилось в вашем ящике-сейфе, – попросила Обручева.

– Главное – это деньги. В пятницу там оставалось 76 тысяч 550 рублей… Минуточку, сейчас я все точно скажу, – она подняла с пола потрепанные журнал, что лежал рядом со взломанным ящиком. – Деньги я у Веры Елисеевны беру, чтобы выдавать командировочные, когда сто, когда пятьдесят тысяч. Вот, – приемщица отыскала нужную страницу, – последним получил Родькин восемь тысяч пятьсот рулей, и у меня осталось 76 тысяч 550, – окончательно подтвердила она ранее названную сумму.

– Получается, и эти деньги пропали?

– Понятное дело! Неужели они их оставят? – удивилась такому вопросу Ларионова.

– И журналы эти тоже из вашего ящика? – Лена взяла в руки синюю книгу, на которой было написано: «Выдача талонов на бензин».

– Да, в этом помещении только мое хозяйство, – Лида описала рукой полукруг.

Видимо бензиновый вопрос Обручеву к себе не привлек, потому что она здесь же ухватила другой экземпляр в коричневой обложке с надписью: «Регистрация поступающих на работу».

– Давно ведете? – следователь раскрыла первую страницу и прочитала верхнюю запись: Николаев Семен Петрович, год рождения 1940, 14 ноября; принят 18.04.75, слесарь 4-го разряда; домашний адрес: Николаевская, 22-11.

Лида неопределенно повела бровями.

– Здесь, по-моему, очень наглядно – с 18 апреля 1975-го года, – однако она не стала раздражаться непонятливости следовательши, а напротив сказала: – Сама я в 81-ом сюда поступила. На прошлой неделе я эту книжечку подшила заново, – Ларионова протянула руку, намереваясь показать следователю свою работу, но Елена как-то проигнорировала ее жест, а может просто не поняла, и не выпуская книги из рук перелистнула раз-другой по нескольку страниц.

– Одну секундочку, Лида, – с запозданием отозвалась она, принявшись торопливо перекидывать листы.

Ларионова отошла к окну и, забарабанив пальцами по подоконнику, уставилась в него.

– Лида, посмотрите, пожалуйста… – Обручева с раскрытой книгой приблизилась к приемщице. – Вы только, что мне говорили, что подшивали книгу, но здесь нет страниц. Я уже просмотрела, они аккуратно пронумерованы, и записи идут в строгом хронологическом порядке… Видите, после 94-ой страницы сразу идет 97-ая – получается, что нет одного листа. Смотрим дальше. Так, так, так… Ага, вот еще! Здесь отсутствуют 121-ая и 122-ая. Короче говоря, в книге вырвали один двойной лист, – констатировала она.

– Вообще-то, когда я с ней занималась, то не обращала внимания на нумерацию… Хотя для меня самой это новость, для чего книгу-то понадобилось рвать?

– Вот уже действительно, – согласилась Елена. – Мне, знаете, что интересно, то что записи ведутся одной рукой… Это везде вы писали?

– Да, почерк мой, – подтвердила приемщица. – Только что в этом интересного? – удивилась она.

– Ну, как же? – не согласилась с ней следовательша. – Вы мне сами сказали, что поступили сюда в 81-ом году, а книга заполнена вашей рукой с 18 апреля 1975 года… Вы что же, прежде, чем вести записи на работу в свою бытность, переписали из старой тех, кто поступил до вас на работу в течение шести лет?!

– Ах, вот оно что!.. – в лице Ларионовой отразилось секундное замешательство. Наклонившись над книгой, она полистала несколько первых страниц, будто удостоверилась, действительно ли заполняла все с самого начала. – Да, почерк мой, и по логике значит, что переписывала. Думаю, что делалось это мной по глупости… – она помолчала, открыто обдумывая причину тогдашнего поступка, и наконец сказала: – Прежняя книга, видимо, истрепалась, и я решила проявить инициативу и блеснуть аккуратностью. Молодая была! – двумя словами подытожила она смысл сказанного, переступая при этом с ноги на ногу.

На лестнице, ведущей с нижнего этажа, показался Яснов. Преодолев последнюю ступеньку, он напрямую направился к женщинам.

– Виктор Палыч, посмотрите! – Лена прихлопнула книгу ладонью, а сама вновь обратилась к Ларионовой: – Лида, вспомните, пожалуйста, куда подевали прежнюю книгу регистрации?

– Помнить о таких вещах… – приемщица усмехнулась, и в уголках ее глаз собрались морщинки, а лицо как-то враз поблекло.

– А кто не знает особенности человеческой памяти! – воскликнула Обручева. Иногда мы забываем о крупных событиях и порой помним о незначительных моментах. Вы согласны со мной?

Поскольку Ларионова промолчала, Лена вздохнула и добавила:

– Ну не помните, так не помните.

– Здесь не хватает двух листов, – вслух проговорил Яснов, – а точнее, одного двойного, и таким образом отсутствуют 95-я, 96-я, 121-я и 122-я страницы. Хм… довольно занимательно! На 94-ой странице записи оканчиваются декабрем 1982-го года, на 97-ой они начинаются тоже декабрем, но уже 1983-го. Вы, девушка, можете позаниматься пока личными делами, – обратился он к Ларионовой.

Приемщица понимающе кивнула и тотчас направилась на первый этаж, а подполковник сказал:

– По-моему, ты зацепила интересную деталюшку, не правда ли?

– Я с сомнением отношусь к тому, кто быстро цепляется, – пошутила Лена.

– Полистаем дальше, – не воспринял шутку Яснов, поглощенный множеством мыслей. – На 120-ой странице последняя запись от 24 октября 1986-го года, а на 123-ей она начинается 3 января 1988-го. То есть в первом случае из поля зрения выпадает весь 1983 год, а во втором и того больше. Если предположить, что преступников интересовали записанные на этих страницах фамилии, то нам придется их выяснить. Какая-то нелепость и только! Разве просто бумага кому понадобилась, чтобы чего-нибудь завернуть?

– Я в этом глубоко сомневаюсь, – проговорила Обручева. – Здесь вместе с этой книжечкой всплыла странная вещь… Ларионова работает с 81-го, а книга ведется ее рукой с 18 апреля 1975 года! – подбросила она ему информацию для размышления.