Левая сторона души. Из тайной жизни русских гениев

– Сексуальное влечение должно реализовываться. Оно может сублимироваться в какой-то вид творчества или деятельность, но обычно это связано с определённой половой конституцией – слабая, средняя, сильная… Эта сексуальная реализация – своего рода дополнение к тому, чтобы обострить какие-то чувства, проявить их, запечатлеть, описать. В случае с М(аяковским) можно обратить внимание на выраженный садомазохистический компонент, но не бывает либо садизма, либо мазохизма, это всё вместе. Садистический – М. пытается завоевать сильную женщину, чтобы получить от неё внимание в любых проявлениях. В то же время он хочет подчиняться ей. И для этого не обязательно, чтобы она его душила или била. Издевательство и унижение в том, что она занимается сексом, а он скулит под дверью как щенок. Тем не менее довольно трудно дать объективную оценку сексуальной жизни М., потому что мы оцениваем её только по воспоминаниям… Но творчество, конечно, должно быть сопряжено с определённым напряжением сексуальности, это так…

И ещё несколько строк из архивных документов на основе свидетельских показаний. Вот часть клинической картины душевного состоянии Маяковского составленной специалистами того самого института мозга в год его, Маяковского, смерти:

«Со стороны психики. Шизоидность (резкость, разорванность течения психических процессов, неумение устанавливать внутренний контакт с людьми).

Эпилептоидность (перераздражимость, импульсивность, экспозивность). Как признак эпилептоидности можно рассматривать также леворукость.

Тревожно-мнительная конституция, отмечающаяся также и в наследственности (сестры, отец, тётка по линии отца)».

Опять тут напомню – всякий творческий талант, всякая гениальность наукой обозначены вторичными половыми признаками. Если у вас непорядок с первичными признаками, то что уж тут говорить о здоровье вторых. Так что вся его, Маяковского, невообразимая лирика, это лишь переложенная в слова его амбулаторная карточка, диагноз его извращений. Впрочем, в наши странные времена, это, возможно, и есть самое то, что нужно…

***

О Лиле Брик надо, конечно, продолжить. Теперь у меня есть возможность всмотреться в неё глазами чуть ли ни современника. Столько я о ней навыписывал из попавшегося мне архива утраченных мозгов.

Михаил Пришвин, хорошо знавший Бриков, записал в дневнике: «Ведьмы хороши и у Гоголя, но всё-таки нет у него и ни у кого такой отчётливой ведьмы, как Лиля Брик».

В разговоре с дочкой Чуковского Лидией речь зашла о Лиле, и Анна Андреевна (Ахматова) высказалась так: «Я её видела впервые в театре на «Продавцах славы», когда ей было едва 30 лет. Лицо несвежее, волосы крашеные, и на истасканном лице – наглые глаза».

Это к вопросу о её небывалом обаянии. Не в нём дело.

На вопрос о причинах гибели Маяковского та же Анна Ахматова ответила исчерпывающе: «Не надо было дружить с чекистами».

Не знаю, надо ли это пояснять?

В гимназии, лет в семнадцать, она, Лили Каган, прославилась вдруг блестящими своими сочинениями по литературе. Её ставят в пример, родители гордятся ею – будет новая Жорж Санд!

Через некоторое время выясняется, что невероятная Лили третий месяц уже как беременна, а сочинения за неё пишет влюбившийся в неё без памяти молоденький учитель словесности.

Так она впервые познала собственную суть – фальшивая с её стороны любовь может обеспечить ей всяческий гешефт и житейский комфорт.

Ребёнка акушеры изъяли неудачно. Лили стала бесплодной, подобно евангельской усохшей смоковнице. Но она не огорчилась, наоборот, теперь Лили могла без опаски заняться своим призванием.

И ведь надо же, даже эту её естественную порочную суть угадало ЧеКа и смогло поставить себе на службу с великолепным результатом.

Конечно, ей хочется кушать. Между тем, она нигде не работает.

Впрочем, как это – не работает?

Тогда в Москве объявилась мода на литературные салоны небывалого толка. Все они были особыми отделами ЧК. В центре их оказались очаровательные и не очень служительницы таинственного и страшного, как загробный мир, ведомства. Вокруг них, как вокруг матки в пчелином улье, одолеваемые творческим зудом, а то и избыточной похотью, вились творцы новой небывалой культуры. Кроме Лили Брик такие салоны возглавляли в Москве Зинаида Райх, жена наркома Ежова Евгения (Суламифь) Файгенберг, Лариса Рейснер в Питере.

Салон Лили Брик пытались осмыслить многие завсегдатаи.

Та же Лидия Чуковская записала: «Знаменитый салон должен был бы называться иначе… И половина посетителей – следователи. Всемогущий Агранов (первый заместитель Генриха Ягоды) был Лилиным очередным любовником…».

Это тот самый Агранов, по спискам которого Ленин заполнял упомянутые «философские пароходы», а также и поезда.

В годы перестройки стали доступны те архивы, которые, казалось, закляты вечной тайной. Там нашлись гэпэушные удостоверения Бриков – Лилин № 15073, Осипа – № 24541. Судя по этой цифири, у Лили служебный стаж гораздо солиднее. Когда Осип Брик пришёл записываться в ЧеКа, расстояние между ними было уже почти в десять тысяч членов. Может именно она, Лиля, и привела сюда своего возлюбленного Осю, ставшего единственным в своём роде теоретиком текущих литературных процессов в штатском. А что – место хлебное, это скоро узнают и посетители её салона.

Главная беда и порок русского писателя в том, что он хочет кушать и почти всегда хочет кушать сладко. Особенно эта цивилизационная тяга усиливается в переходные несытые времена. Потому служить идеалам не всегда получается. Героев, сумевших одолеть зов желудка, в истории до обидного мало. Так что кормушка стала решающим инструментом революции.

С этих пор списки посетителей её салона почти в точности совпадают со списками тех, кого вписывают потом в лагерные и расстрельные списки.

Был ли Маяковский замешан в чекистской этой катавасии? Похоже, что – да. Но у него была особая роль. И служил он лично Лиле. Доступ к её телу стоил ему, в том числе, отчётов о настроениях некоторых представителей заграничной интеллигенции, с которыми он общался во время частых своих вояжей в Европу и Америку. Вояжи эти, были санкционированы черезвычайными органами, конечно.

Есть, между прочим, одно прелюбопытнейшее свидетельство тому, как тогдашняя «передовая интеллигенция» Запада относилась к этому чекистскому балагану и к действующим лицам стукаческо-порнографического действа.

В начале тогдашних двадцатых гиблых лет в Москву занесло будущего классика мировой литературы Поля Морана. Диковинный роман четы Бриков и Маяковского удивил даже француза. Лилю и ВВ он описал под именами Василисы Абрамовны и Мордехая Гольдвассера. Нескрываемая половая истома скрывается за каждой строчкой его повествования об этих изумительных обитателях революционного бестиария. Весь облик Лили сразу настроил его на определённый лад. Пошлостью веяло от неё за версту: «Василиса была так ленива, что даже когда она стояла, казалось, будто она спит. <…> О том, что она еврейка, свидетельствовали не столько её черты, сколько телосложение. Она принадлежала к столь распространённому типу, что каждому мужчине казалось, будто он уже обладал ею; наверняка именно это стяжало ей всеобщую снисходительность и симпатию. <…> Рот у нее был такой огромный, что его невозможно было охватить одним поцелуем».

Становятся понятны истоки её обаяния. Именно от этих, скрытых во всякой женщине средств целенаправленного или нечаянного обольщения, предостерегал когда-то свою молодую жену Пушкин: «Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая тебе задницу; есть чему радоваться!.. Легко за собою приучить бегать холостых шаромыжников; стоит только разгласить, что-де я большая охотница. Вот вся тайна кокетства. Было бы корыто, а свиньи будут.».

Но ведь некоторые видят в этом свой единственный зарытый талант. Лиля Брик была из этого числа. Несдерживаемую свою похоть она смогла обернуть кладом.

И тут начинается история подлинного падения и смерти Маяковского.

Но прежде ещё о некоторых непредвзятых взглядах начинающего классика Поля Морана. Вот как смотрит он на личность и внутреннее содержание Мордехая Гольдвассера-Маяковского: «Из-под его пера вышли политические пьесы, атеистические песенки для детей, патриотические гимны, оды сельскохозяйственным удобрениям… Он безжалостно переложил в стихи красноармейские уставы, новый уголовный кодекс, цены на продукты питания, систему мер для крестьян и заводские правила… Он боксирует словами, употребляет каламбуры, грубые выражения, народные образы, монологи сумасшедших, фольклор, деревенское просторечие, диалекты инородцев, жаргон мастеровых, и всё это подсвечено снизу нарочитой эрудицией. Гольдвассер слишком художественная натура, чтобы обойтись без невроза. Его пунктик – страх перед болезнями, его боязнь инфекции известна всем, этот коммунист чистит предметы, до которых дотрагивается, стерилизует свой столовый прибор, носит резиновые перчатки, открывает двери на той высоте, где никто их не касается: для него заразно всё, кроме слов и идей».

А вот как записан у Поля Морана жутко разоблачительный монолог Бена Мойшевича (этим именем замаскирован Осип Брик), тут он (Осип Брик) зачем-то выдал незнакомому, в сущности, человеку всю тайну «русской революции»:

«И наконец еврейство. Восемь миллионов. Украина, Бессарабия, Туркестан, Бухара – сорвались… Огромные мировые резервуары еврейства нахлынули повсюду. Полки, нетерпимые, взращённые на талмуде. Иезекииль сказал: “Будете жить в домах, которых не строили, пить из колодцев, которые вы не рыли”: вот они, эти дома, эти колодцы. Возник новый континент, величайшая лаборатория на свете, земля обетованная – Евразия».

Выходит, эта главная тайна времени была Осипу Брику известна уже в двадцатом году прошлого века, а мы её для себя и теперь не открыли?..

Колодцы, между тем, почти выпиты уже…

Колодцы исчезли, их заменили скважины, орудие вампиров нового времени, сосущих нефть. Чёрная кровь русской земли выпита не нами, не нас питает…

Ну, да ладно, этого уже не поправить.

Я-то, ведь, пока совсем о другом….

После посещения Америки Маяковский написал серию абсолютно слабых, опять в жанре пролетарского лизоблюдства, путевых записок «Моё открытие Америки». Там есть только одно потрясающее, если вдуматься, наблюдение. В очерке «Чикагская бойня», где речь идёт о забое скота в промышленных масштабах:

«Если бараны не идут сами, их ведёт выдрессированный козёл».

Вздрогнуть впору, ведь это же точная суть, судьба и цена самого Маяковского. В качестве козла-провокатора на бойне окаянного времени он шёл впереди баранов, выдрессированный властью, а когда бараны были потрачены, он и сам стал не нужен, это показалось ему обидным. До смерти…

***

Архивный документ бывает опасен тем, что может порушить даже устои. Россия живёт теперь без устоев. Хорошо это или плохо, мы этого ещё не успели осознать. Поживём – увидим. Мне лично архивный документ интересен пока тем, что даёт возможность увидеть обратную сторону идола. Человек моего поколения вырос за частоколом идолов. Идолы ограждали нас от подлинной жизни, от её смысла, от солнечного света. Мы стали опять идолопоклонниками, язычниками, в суть своих верований мы не вникали. Верили всякому наглому внушению. Мы жили при искусственном освещении. Потому, документ бывает способен ослепить на какое-то время.

Меня и самого можно обвинить, конечно, в духовном мазохизме. Да, мне нравится выкорчёвывать теперь из своего сознания подгнившие пни развесистой прежде клюквы. Мне это нужно и это никогда не поздно. Огород моего сознания нуждается в прополке. Маяковский тут не один. И не он главный сорняк.

Но, коль речь пошла о нём…

Напомню опять, что виной тому обнаруженный мной архив бывшего Института мозга Ленина. Находка увлекла меня, я и мелочей не стеснялся. Когда ищешь в лесу после летних дождей груздя, а попадаются лисички, и лисичку грешно упустить…

Свидетельские показания, собранные тут, хороши тем, что они не годны для официального образа, потому и были не востребованы.