Левая сторона души. Из тайной жизни русских гениев

И это закономерно, оказывается.

Еще в 1927-м Георгий Шенгели писал о Маяковском: «Бедный идеями, обладающий суженным кругозором, ипохондричный, неврастенический, слабый мастер, – он, вне всяких сомнений, стоит ниже своей эпохи, и эпоха отвернётся от него».

Много сказано о его любовных историях. В принципе-то, это и есть главное в человеке. Теперь рудокопы человеческих душ много чего нарыли и пришли к серьёзному выводу, что даже талант и гений дан мужчине исключительно для того, чтобы это помогло ему в любви к женщине. Всякое дарование, это осадное орудие в битве за женщину – и его, талант, оказывается, можно отнести к разряду вторичных половых признаков. И это возвышает неизмеримо значение полового влечения. Оно только подсказывает нам начало любви, как творческого акта. Любви, в которой нет места пошлости, как не может быть пошлости и в подлинном даровании. Пошлякам это, конечно, неведомо.

И вот, оказывается, всё не так у Маяковского.

Аморален он был от рождения.

Вот ещё Ходасевич о восемнадцатилетнем Маяковском: «На женщин он смотрел с дикой жадностью».

Предупреждаю, я никогда не хотел писать о Маяковском. Никогда не испытывал интереса ни к поэзии его, ни к личности.

Впрочем, вру. Единственный раз мне стало интересно. В школе ещё. И интерес этот был нестоящий. Которого хотелось избежать, от которого хотелось отмахнуться. Занятно показалось узнать, как это они жили втроём – Маяковский и Брики? Кто из знатоков жизни Маяковского избежал таких вопросов, первый бросьте в меня камень.

Задорному любопытству рисовались некие соблазнительные картинки.

Оказалось, и тут всё не так.

Большая и единственная любовь Маяковского, из которой вышла вся его любовная лирика, на поверку оказалась опять проявлением величайшей пошлости, нестерпимой порочности, следствием натурального клинического извращения.

Тема подзаборная, конечно, впору каяться. Не стоило бы и браться за неё, да больно уж много пакости оставил после себя этот человек. О губительных мерзостях его в отношении Михаила Булгакова я повторять тут не буду. Но ведь он гадил ещё и в чистую душу России.

А ведь это тоже было следствием врождённых извращений его тёмной натуры.

Сначала об истоках его лирики. Она ведь и до сих пор считается сияющей вершиной своего времени. В прежних рейтингах по силе своего лиризма Маяковский неизменно оказывался на первом месте, очень редко – на втором. Может потому, что это было время тьмы?

Ещё раз повторю, я не хотел о том писать. Боялся впасть в мерзость сплетни и клубничного злоязычия. Но вот занесло меня как-то в архив бывшего Института мозга, большевистского заведения, призванного доказать большевистскую же идею о том, что гениальность – это отнюдь не дар божий, а простое состояние каких-то там больших пирамидальных клеток в подкорковом каком-то слое человеческого мозга.

Ленин, как известно, закончил свой земной путь в состоянии полнейшего маразма, его состояние было классической иллюстрацией законченного идиотизма. Большевистская же медицина, очевидно, полагала, что так и должна выглядеть гениальность в чистом виде. Впрочем, безумие и гениальность всегда рядом и их, порой, невозможно разграничить. Тут уже говорилось об этом. Так что безумие Ленина потребовалось выдать за исключительную непознанную ещё форму гениальности, и нужное для того заведение было создано. Институт мозга Ленина открылся в знаменательном по названию месте, в переулке Обуха. Туда, со временем, доставили мозги Крупской, Клары Цеткин, Мичурина, Эдуарда Багрицкого, Сергея Эйзенштейна, Станиславского, Владимира Маяковского, Иосифа Сталина… Потом ещё были мозги академиков Ландау и Сахарова. За Сахарова изо всех сил ходатайствовала его вдова Елена Боннэр…

В начале нового века, в 2006-ом году, здание бывшего института мозга перестали охранять, местные бомжи банки с заспиртованными мозгами растащили, закусывали ли они мозгами Ленина, не выяснено… Мозги Маяковского тоже пропали…

Но остался архив, исключительно интересный содержанием.

Сюда, сразу после открытия Института мозга Ленина, являлись для дачи показаний о проявлениях и природе гениальности все, кто лично знали прежних носителей гениальных заспиртованных и в плёнку порезанных теперь мозгов. Ошарашенные свидетели в состоянии эйфории ничего не таили и лепили порой такое, чего ни в каком другом месте и не подумали бы выдать.

Так что одной из причин, почему я всё же не утерпел написать всё это, был именно желание донести до читателя эти некоторые свидетельства, важные всё же для нашей общей истории. И каковых нет ни в каком другом месте. Так что, прошу это заметить особо, не в клубничке дело…

Итак, по порядку, о единственной великой любви Маяковского и единственном роднике его непревзойдённой лирики. Звали этот родник – Лили Уриевна Каган, потом, выйдя замуж за мелкого предпринимателя (в нынешние времена его жизненный статус назывался бы – «самозанятый») Осипа Брика, она стала Лили Юрьевна Брик. Маяковский стал называть её Лилей. Оказывается, отец назвал дочь в честь возлюбленной Гёте Лили Шенеман. Что-то в этом есть пророческое, венок из поэзии был предназначен обеим…

Есть такой рассказ Лили Брик о небывалых стимулах к творчеству и вдохновению: «Я любила заниматься любовью с Осей (мужем). Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал…».

Это некоторым знатокам и свидетелям жизни Лили Брик показалось настолько невероятным, что они вступилась за честь поэта, вернее за его мужское достоинство. Царапаться в дверь, казалось им, дело кошачье. Дело мужчины с грохотом эту дверь выломать. И так далее.

Увы, Лилины слова подтверждаются свидетельствами вдохновлённых этими унизительными обстоятельствами строк из поэмы «Флейта позвоночник», например, полной того беспощадного лиризма, каковую не встретишь больше ни в каких анналах:

Если вдруг подкрасться к двери спаленной,

перекрестить над вами

стёганье одеялово,

знаю —

запахнет шерстью паленной,

и серой издымится

мясо дьявола.

А я вместо этого

до утра раннего

в ужасе, что тебя

любить увели,

метался и крики

в строчки выгранивал,

уже наполовину

сумасшедший ювелир.

Николай Асеев свидетельствует: Когда писал «Про это», плакал «в три ручья…

А вот и Лиля Брик: «Очень много плакал, притом в голос – рыдал (когда писал “Про это”)».

И безжалостно, в духе опытного клинициста, заканчивает Лиля: «Страдать Володе полезно, он помучается и напишет хорошие стихи…».

Когда квартира переполнялась слезами, уходил в соседнее кафе.

Из письма Маяковского: «Я сижу в кафе и реву. Надо мной смеются продавщицы…».

Что-то напоминает мне всё это.

Читаю Сомерсета Моэма, резидента английской разведки, прикрывавшего истинное своё дело писательством. Удивительное он мне открыл в загадочной русской душе:

«В русских глубоко укоренено такое свойство, как мазохизм. Захер-Мазох, славянин по происхождению, первый привлёк внимание к этому недугу в сборнике рассказов, ничем прочим не примечательных. Судя по воспоминаниям его жены, он и сам был подвержен тому состоянию, о котором писал. Вкратце речь идёт вот о чём: мужчина жаждет, чтобы любимая женщина подвергала его унижениям, как телесным, так и духовным. К примеру, Захер-Мазох настоял, чтобы его жена уехала путешествовать с любовником, а сам, переодевшись лакеем, прислуживал им, терзаясь ревностью. В своих произведениях Захер-Мазох неизменно выводит женщин крупных, сильных, энергичных, дерзких и жестоких. Мужчин они всячески унижают. Русская литература изобилует подобными персонажами. Героини Достоевского принадлежат к этому же типу повелительниц; мужчин, их любящих, не привлекают ни нежность, ни кротость, ни мягкость, ни обаяние; напротив, надругательства, которые они претерпевают, доставляют им чудовищное наслаждение. Они жаждут, чтобы их попирали. Тургеневские героини обладают умом, живым характером, энергией и предприимчивостью, герои же его – слабовольные мечтатели, неспособные ни к каким действиям. И так во всей русской литературе, что, как мне представляется, соответствует глубоко укоренённым свойствам русского характера. Каждого, кто жил среди русских, поражает, как женщины помыкают мужчинами. Они, похоже, получают чуть ли не плотское наслаждение, унижая мужчин на людях; манера разговаривать у них сварливая и грубая; мужчины терпят от них такое обращение, какое стерпел бы мало кто из англичан; видишь, как лица мужчин наливаются кровью от женских колкостей, но ответить на оскорбления они даже не пытаются – они по-женски пассивны, слезливы. В жизни русских большую роль играет самоуничижение, оно им легко дается; они смиряются с унижением, потому что, унижаясь, получают ни с чем не сравнимое чувственное наслаждение».

Чувственное наслаждение!? Маяковский – мазохист? Вы серьёзно!? Обильная слеза с животным ржаньем навзрыд может заменить конечную сладость обладания женщиной?

Да перестаньте вы меня одёргивать!

Цитирую соображения врача-сексолога, психиатра, руководителя отделения сексологии НИИ психиатрии Николая Давидовича Кибрика: