Упущенные возможности

Юрий рассказал, что, как и мы, он не выдержал и направился со своим напарником, Николаем, к НЛО. Лишь легкая разведывательная вылазка, но они не устояли перед соблазном зайти внутрь. Их, как и нас, встретил монстр. Николай погиб сразу, а вот Юрий смог сбежать. Он дал имя монстру, столь же мерзкое, падшее и пугающее. Вельзевул. Тогда я подумал, что это прозвище подходит тому ужасу, который нам довелось увидеть, и даже сейчас я буду стоять на этом.

Юрий рассказал нам многое, и большую часть я бы предпочел забыть. За короткое время он понял устройство монолита. Понял, что это было крушение. И понял, что монолит – лишь спасательный челнок. Я боялся представить корабль расы Вельзевула. Настоящий космический корабль. Думаю, подобное может уничтожить Землю щелчком пальцев.

Но и это не самое страшное. Именно из-за следующей тайны, что открыл мне Юрий, я и не говорил об экспедиции. Мне невыносима мысль, что этим знанием будет проклят кто-либо, кроме меня, но и спокойно умереть, не открыв правду, я не могу. Поэтому, друг, я проклинаю тебя этим. Проклинаю истиной.

Юрий молча открыл небольшую книгу. Она могла бы поместиться мне в нагрудный карман, да и сделана была явно человеческой рукой. На ее обложке красовалось лицо. Вызывающе ужасное лицо, словно карнавальная маска. Словно Крампус, словно сам дьявол. Я не хочу и не буду описывать его, ибо эта книга, ровно как идол, отправляется к тебе. Думаю, ты найдешь ей применение. Юрий сказал, что наша экспедиция не первая. До нас в монолите были люди. Это не первая попытка выйти на контакт.

Я опешил. Думаю, даже молния посреди комнаты не смогла бы меня отвлечь от мыслей. Мы не первые. Тридцатые, пятидесятые. С самого начала двадцатого века в экспедициях на северный полюс участвовали люди, которых там не могло быть. Частные исследователи. Одно имя мне было знакомо: Сергей Жук. С того момента я понял, что его исчезновение с нажитым капиталом не простая интрижка на стороне. Каждый раз, подумал я, сюда отправлялся минимум один человек. И не возвращался. Однако правда была куда жестче. Их посылали. Не правительство, как ты мог бы подумать. Некий культ, о котором не ведомо ни смертным, ни бессмертным. Ведь, если верить книге, раса Вельзевула создала нас. Создала и кормила, словно свиней на убой. Мы – корм для высшей силы. Мы – пыль мироздания, в то время как Вельзевул и ему подобные – его венец. Вот что гласила эта книга. Вот к чему пришла наша экспедиция. К глубокому уничижению.

Мы провели еще около часа в беседах. Ольга предложила все рассказать людям, но мы с Юрием были другого мнения. Никогда в своей жизни столько не спорил. Душой я понимал, что каждый довод этой разумной женщины имел право на существование. Ведь люди должны знать правду. Ведь человечество должно скооперироваться против угрозы. Ведь все это рано или поздно выплывет наружу, так пусть народ будет готов. В то же время наши с Юрием слова имели под собой железную логику. Узнай люди правду, начнется неконтролируемая паника. Ни о каком сотрудничестве не может идти и речи, все закроются по бункерам и станут ждать, когда гром прокатится по землям соседа. Подобный массовый бред не нужен Земле. Не нужен был тогда. Не нужен сейчас. Как ни странно, мы пришли к соглашению. Юрий предложил открыть правду, но только власть имущим. В конце концов, это их дело – раскрывать народу результат экспедиций или нет. Как ты понимаешь, они выбрали второе, иначе ты не получил бы это письмо.

Наступил тот момент, который мы оттягивали. Нам втроем предстояло выбраться из монолита и добраться до базы. Выход был один, и возле него лежала наша теплая одежда, так что выбора не было. Юрий выучил эту часть монолита и обещал провести нас без проблем.

Проблемы были. Они настигли нас у самого выхода, и имя им было Вельзевул. Он схватил Ольгу. Она кричала и извивалась, но так и не смогла вырваться из хватки этого без преувеличения божества. Вельзевул разорвал бедную женщину на две части и выжал ее кровь прямо себе в рот, словно та была апельсином. Мы с Юрием схватили куртки и побежали к дверям, но монстр вырвал кусок металла из стены и кинул его прямо в моего коллегу. Железо вышло у Юрия из груди. Он повалился. «Кто ты?» – вот что он спросил перед смертью. Чертова человеческая натура! Даже перед гибелью мы суем свой нос куда не просят. И все же Юрий спросил. А Вельзевул ему ответил. «Никто. Я – никто. Звук, молитва. Шумная волна, изнанка рубашки. И атомная бомба, если вы подойдете слишком близко ко мне».

Я побежал. Вельзевул не преследовал меня, но мои ноги этого словно не знали. Они несли меня к базе на сверхзвуковой скорости. Лишь немыслимая удача уберегла книгу и идол из монолита от невероятной тряски. Они могли выпасть, но как-то удержались в открытых карманах.

Наконец, я достиг базы. Конечно же, мне не поверили. Меня накормили, пытались отпоить чаем, но мои слова не менялись. Я твердил про Вельзевула, про опасность, исходящую от монолита, и про смерти, что нас ждут. Никто меня не слушал.

Одной глубокой ночью я угнал вертолет. Мучала ли меня совесть? Ничуть. Я не собирался оставаться там ни секундой дольше. Ведь меня преследовала одна мысль: Вельзевул где-то рядом. Я видел его за окном, видел периферическим зрением. Видел в каждой длинной тени Арктики. И чем дальше я улетал оттуда, тем легче становилось на душе.

Знаешь, куда я пошел, прибыв на родину весь уставший, грязный и разбитый? Домой. Я должен был убедиться, что моя жена жива, что с ней все хорошо. И она была там. Была до самого последнего ее вздоха.

Но был и Вельзевул. Я думал, что оставил его позади, но это не так. Он где-то рядом, я его чувствую. Не надо мной, не справа и не слева. Не сзади, не в тенях. Но рядом. Теперь, умирая, я передаю право выбора тебе. Ты можешь показать кому-нибудь все, что получил. А можешь, как я, оставить все в тайне, а перед смертью водрузить ее на плечи другому несчастному. Но с правом выбора я передаю тебе и страх. Бойся темноты, мой друг, бойся космоса. Ведь его надо бояться.

Кладбище живых людей

Моему дорогому брату.

Я не могу уехать, не попрощавшись. Надеюсь, ты не обиделся, что я взял твою куртку. В Эдельвуде сейчас прохладно. Говорят, осень приходит туда намного раньше.

Именно поэтому туда лежит мой путь. Знаю, ты будешь злиться, но ради нашей матери, Царство ей небесное, оставим споры.

Телефон я с собой не брал. Не хочу отвлекаться на звонки или что-либо еще. Так что можешь не пытаться связаться со мной.

По пути я буду проезжать мимо маленького села Цепка. Ты рассказывал, что мы играли там, когда были детьми. Хотел бы вспомнить что-нибудь из тех времен.

Вернусь я через неделю. Умоляю, не забрасывай лечение. Дай поручение Юле, пусть она следит за тобой, если ты сам не в состоянии.

Виктор.

Вероятно, только из-за административной ошибки Эдельвуд звался городом. Двадцать три дома, шесть из которых многоэтажные. Единственный рынок – скромный ряд палаток с дешевой одеждой и фруктами в промокших коробках. Сойдешь с главной дороги, повернешь налево или направо, и все – ты в лесу. К Эдельвуду не вело шоссе, возле него не стояла остановка междугороднего транспорта. О цивилизации напоминали только электрические провода, трещащие над единственной дорогой к городу да телевизоры в домах людей.

Пока везде шел август, в Эдельвуде уже умирал сентябрь. Деревья стояли голые, широкие лужи прятались под желтыми и красными листьями, ветер гонял едва теплый воздух. Люди одевались по погоде: свитера с высоким горлом, осенние ботинки, даже шарфы.

Виктор достал из сумки блокнот, провел пальцем по неровным записям, пока не нашел нужную. Адрес.

Он припарковал машину возле четырехэтажного здания. У подъезда на лавочке сидела дама лет пятидесяти. Она кормила толстую бродячую кошку. Животное облизывалось и ходило кругами возле ног женщины.

– Здравствуйте, – сказал Виктор. – Это ведь улица Тома Колпака?

– Да, дорогой, – ответила женщина и улыбнулась. – Вы Виктор?

– Во плоти.

– Светлана. Я говорила с вами по телефону. По голосу вы кажетесь старше. – Женщина встала, и кошка, чуть подпрыгнув, пустилась в кусты. – Пойдемте в квартиру. Я купила весь этот дом, – пояснила она. – Люди бегут из Эдельвуда, поэтому жилье дешевое. Хотя место прекрасное.

– Почему все уезжают отсюда?

– Как знать? Кто-то хочет жить в большом городе. Кому-то не нравятся люди.

– Люди везде одинаковые.

– Только не у нас. Наш народ очень странный – так говорят все приезжие. Вот ваша квартира, номер одиннадцать. Санузел совместный, стиральной машинки нет. Зато есть утюг, одеяла и электрическая плита. Даже микроволновка.

– Большего и не надо.

Квартиру слово поместили в вакуум. Она была явно не из двадцать первого века. Тяжелые деревянные комоды и шкафы, которые так часто можно встретить в деревнях; сломанная швейная машинка давно стала столом; на балконе стоял старый холодильник, а рядом с ним валялась целая куча книг советских времен. Виктор попытался открыть дверь в кладовку, но та не поддалась.

– Вы можете складывать вещи в гостевой комнате, – сказала женщина. – Замок в кладовке подводит, а починить некому.

– Не беда. Мне нравится эта квартира.

– Одеяло в шкафу в комнате, там же вешалка. Думаю, за такую цену – очень приличное жилье.

– Лучше не бывает.

– Сама я живу на первом этаже. Если что-то понадобится, то спускайтесь и спрашивайте. Можете пользоваться телефоном, – Светлана кивнула в сторону маленького красного аппарата с барабаном, – но не звоните на мобильные.

– Мне это ни к чему. – Виктор поставил свою сумку возле шкафа, стянул куртку и бросил ее на кровать. – Скажите, а где здесь самые красивые места?

– Если пойдете на север города, выйдете на поляну. Чуть дальше овраг. Там пасут коз. Замечательное место. А на северо-западе можно найти пруд. Возле него небольшое болото, а перед тем луга. Там пасутся коровы из деревни неподалеку. Тоже занятное местечко. На юге спуск с холма. Там стоит памятник безымянному солдату и большой крест. Можете поклониться ему.

– Обязательно.

Когда Светлана вышла из квартиры, Виктор достал свой фотоаппарат. Он прикрутил объектив, настроил светочувствительность и вышел на балкон сделать первый кадр. Город или нет, но Эдельвуд походил на всякую провинцию, оставаясь самодостаточным. Дома выкрашены в постельные тона: розовый, желтый, бежевый; пустующие детские площадки; редкий шум автомобилей. Даже запах словно напоминал о чем-то. В нем словно можно было почувствовать время, в котором застрял Эдельвуд.

Виктор вернулся в квартиру и сделал еще несколько снимков. Он сфотографировал мебель, книги, чертову сломанную дверь кладовой. Наконец, Виктор отложил аппарат и достал из сумки кошелек. Постоялец схватил ключи, что Светлана оставила в прихожей, и закрыл за собой дверь.

На рынке толпились люди. Будто бы кто-то поднял Эдельвуд, словно ковер, и стряхнул весь народ к лавочкам и палаткам.

– Надо было брать с собой фотоаппарат, – сказал сам себе Виктор и подошел к лавке с молоком и, как ни странно, импортной одеждой.

– Чего вам, молодой человек? – спросил мужчина. На вид ему было за шестьдесят. Синяя жилетка поверх серого свитера, вязанные перчатки без пальцев, старомодная кепка. Он так походил на типичного деревенского рабочего, что впрок было поставить его восковую фигуру в музей эталона.

– Литр молока, – ответил Виктор. – И сыра, если есть.

– А как же! Все есть. Есть сыр, творог, сметана, масло. Все свежее. Все вкусное. Может, хотите немного творожку?