Рехан. Цена предательства

– Взвод, стройся! В колонну по три, становись! Бего-ом… Марш!!!

И учебный взвод спецназа в ногу, стройными рядками бегом двинулся к местному лесочку, к месту проведения тактической подготовки.

***

Впереди послышалось негромкое карканье Султана. Банда боевиков, оживившись и немного зашумев, начала располагаться под скалой, что нависала метрах в двадцати от берега.

Место было поистине живописным. Пашка, несмотря на измотанность и боль от всех своих повреждений, подивился дикой красоте горного края. При дрожащем просветлении начинающегося дня пейзаж казался закованным в хрусталь чистейшего воздуха, что подвластен был лишь одному великому волшебнику – Времени. Необъятная высокая стена нависала над людьми, словно живая, будто стараясь оградить своих детей от опасности и злых насмешек судьбы. Вся эта подточенная поднимающейся из года в год весенней водой громада многовекового камня, изъеденные ветрами пласты горной породы, поросшие мхом и редкими зелеными кустами с колючками в палец длинной – все навевало на Пашку ощущение нереальности происходящего, никчемности своих мелких чувств и эмоций, бессмысленности какой-либо деятельности и собственной жизни. Поразительно, но эта скала стояла здесь многие, очень многие века и тысячелетия, и будет стоять еще целую вечность. Но зачем тогда делать все эти движения, бежать куда-то и за кем-то, или от кого-то? Надо будет подумать об этом потом, интересный вопрос. Но не сейчас, сейчас трудно думать, нельзя думать, вытерпеть бы…

Справа, укутанная паром, как одеялом из перины, успокоено вилась гладкой змеей река. Тут она проливалась более широко, нежели раньше, и звук стремящейся воды был не столь грозен и оглушающе звонок. Камней, о которые она разбивала свои тягучие струи, в этом уголке Вселенной не наблюдалось, и волны быстро, но плавно несли себя дальше, по пути отдыхая в этом месте и ласково прижимаясь к подмытым коричневым берегам.

Сзади кто-то выругался на чеченском и тут же Пашка получил прикладом по спине. Не очень-то и сильный удар пришелся в то место под лопаткой, куда перед побегом ударила взрывная волна, оставив черное пятно на полспины. Мышцы взвыли, проклиная обидчика и в то же время сжались от боли, униженно моля о пощаде.

Пашка же промолчал. Словил удар прикладом и Виталя. Не удержался, ступил неловко вперед и упал, увлекая за собой напарника. Браслеты больно впились в запястья и Пашка не удержался от гримасы боли, опускаясь на мягкую землю. Пленников заставили встать на колени. От них так и не отходили те два свирепого вида чеченца, время от времени прикрикивая на них и тыча стволами в шеи. С дисциплиной тут у них было все в порядке.

Пашка скосил глаза на ближайший ствол. Отметил чистоту и маслянистый блеск оружия. Было видно, что, помимо хорошего ухода, автомат был еще и просто достаточно новым. Вспомнил свой, что был записан на него, когда он служил в группе. Тот АКС был уже ветеран, потрепанный, покоцанный в неисчислимых занятиях, учениях и горячих точках, отполированный местами до серебристого блеска руками многочисленных хозяев. Вспомнил чувство добротности и покоя, которое внушала ему эта вещь. Что ни говори, а оружие обладает своей жизнью, своим сознанием. Не подведет, даже наглотавшись воды и песка, уложит пулю в ту точку, куда глаз глянет. Отдали, наверное, кому-нибудь из нового призыва…

Маячивший перед глазами ствол АКСа был упакован в презерватив. Интересное решение. Пашка принялся с интересом разглядывать резиновое изделие, оказывается, он успел уже подзабыть, как оно выглядит. Он и другие пацаны заворачивали всегда дульные компенсаторы своих автоматов в простой марлевый бинт.

От кучки бандитов, расположившихся под скалой, послышались смешки. Пашка взглянул туда. Боевики разлеглись вольготно на траве, сочно растущей вдоль всего берега, и с аппетитом чавкали своим завтраком. Тут они уже никого не боялись, даже выставленные с двух сторон два боевика спокойно ели, поглядывая по сторонам и переговариваясь с неподалеку сидящими товарищами. Две мирные низкорослые лошадки, что использовались для перевозки тяжелых грузов, сейчас были расседланы и мирно паслись.

В животе громко заурчало.

Поймал на себе насмешливый взгляд Усмана. Тот ловко поддевал кончиком кинжала ломтики мяса из яркого пакета с блестящей этикеткой и отправлял их себе в рот, задирая лицо кверху и довольно улыбаясь.

Отвел глаза и принялся глядеть на воду, стараясь расслабиться и отдохнуть за оставшееся до конца привала время.

Усман подозвал Ахмета и, указывая своей рыжей щетиной на солдат, сказал:

– Ахмет, ты старший по охране, побеспокойся о поросятах, чтобы не сдохли в дороге.

Ахмет вопросительно взглянул на командира. Тот, предупреждая вопрос, сказал отрывисто:

– Банка мяса и фляга воды. Если есть русская тушенка, дай ее. Пускай жрут свою свинячью еду.

– Хорошо, – кивнув, Ахмет отошел к сложенным неподалеку мешкам. Выудил откуда-то ту же Андрюхину флягу с инициалами, захватил банку армейской тушенки. Пашка искоса следил за ним. Когда Ахмет направился к ним, в животе предательски заурчало, и он судорожно сглотнул разом набежавшую слюну. На ходу вскрывая банку несколькими движениями, Ахмет приблизился к стоящим на коленях парням.

– Двое ешьте, – бросил открытую банку Пашке, перефразируя русское выражение «на двоих».

Чувствуя всем телом направленные на них взгляды командиров и простых боевиков, Пашка нарочито небрежно поднял тушенку и подал ее Витале.

– Оставишь половину…

Тем временем Ахмет сходил к реке, сидя на корточках погрузил руку с флягой в прозрачную воду. Набрал полную и, не закрывая, вернулся к пленным. Пробка на жестяной цепочке болталась, весело стукаясь о полные мокрые бока. Пашка осторожно, чтобы не пролить ни капли, принял посуду из его рук и, отвернув лицо немного в сторону, поблагодарил негромко:

– Спасибо.

Охранник хмуро насупился и отошел. Пашка сделал два глотка, стараясь как можно дольше продержать живительную влагу во рту. Пить надо не спеша, а то и ведром воды не отопьешься, еще захочется. Маленькими глоточками, иначе все уйдет в пот и тяжесть в животе. В группе этому через нещадное битье учили.

С наслаждением отправил слегка отогревшуюся во рту воду вниз по пищеводу, чувствуя, как благодарно отзываются внутренности, иссушенные жаждой.

Вновь ощутил на себе издевательский взгляд Усмана. Неожиданно для самого себя привстал на коленях, и встретив немигающий взгляд рыжебородого, отвесил полупоклон, больше язвительный, нежели благодарный.

Боевики загудели, выражение покрытого рыжей щетиной лица не изменилось. Чеченец, стоящий над пленными с оружием, вскинулся озлобленно и с силой толкнул Пашку в плечо каблуком. Падая, Пашка успел извернуться и на лету одним движением закрутил пробку на фляжке.

Из толпы боевиков послышался смех и отдельные одобрительные возгласы. Правда, непонятно, к кому они относились больше – к Пашке или его ретивому охраннику. Тот схватил солдата за ворот камуфляжа и дернул кверху, заставляя снова встать в прежнее положение.

– Дай пообедать спокойно, – стараясь сохранить ровный тон, сказал ему Пашка.

Чечен что-то злобно рявкнул на ядреной смеси родного с матерным русским. Пашка, не глядя на него, взял у Витали банку, наполовину наполненную душистым, жирным мясом. Вот тоже интересный вопрос, откуда у мусульман, сплошь ваххабитов, наверное, армейская тушенка? Решил, что решение этого вопроса может подождать, и принялся за еду. Виталя оставил ровно половину, что приятно удивило Пашку. На вид напарник был вообще никакой – потухший, тупой взгляд, повисшие плетьми руки в наручниках. Поморщившись, Виталя взял фляжку с водой, с трудом открутил непослушными пальцами пробку. Приложился к горлышку – и жадно выпил все содержимое. Пашка сдержал опоздавший предупредительный возглас – он хотел оставить хоть сколько-то воды на дорогу. Еще неизвестно, сколько идти и будет ли потом еще вода, и если будет, дадут ли ее двоим изгоям. Все вас, гансов, учить надо. Пашка с сожалением отвернул лицо. И день обещал быть жарким, несмотря на глубокий сентябрь. Или октябрь?.. В числах он уже не ориентировался, определяя даты только приблизительно.

Слегка вздохнул, стараясь не смотреть на пустую флягу. Был бы Андрюха, тот сразу за такие дела прописал бы этому Витале доброго «лося». Чтобы думал впредь… Заглянул в банку. Привычного штык-ножа, часто заменяющего солдату ложку, открывалку, и еще много-много разных необходимых вещей, сейчас не было. Потряс банку, вороша содержимое, и принялся за еду, высыпая душистые кусочки на ладонь или доставая неподатливые пальцами. Не заурчать бы…

Стараясь не порезаться, провел пальцем по внутренней стороне, собирая оставшийся жир.

Кто-то из наемников, весело хохоча, швырнул пленным несколько костей с оставшимся на них мясом. Полетели еще какие-то объедки. Приказали:

– Жрать!

Вот так добрячки, усмехнулся про себя Пашка. Внутри все всколыхнулось злой привычной волной. Не глядя в сторону обидчиков, поставил пустую банку рядом с собой, не зная, куда ее деть. Принялся вытирать жирные руки травой. Виталя вроде и глаз не поднял. Молодец… Нечего уродов баловать.

Снова подошел Ахмет. Молча взял пустую флягу и направился к воде.

– Э, Ахмет, ты чего? – с возмущением воскликнул один из младших командиров, сидящий рядом с Султаном.

На восклицание оторвался от еды Султан с рыжебородым. Усман знаком приказал охраннику подойти. Кивком головы как спросил – в чем дело?

– Усман, – спокойным тоном произнес Ахмет, – идти еще достаточно далеко. И я думаю, что надо набрать воды русским, пусть несут с собой.

– Ты слишком озабочен судьбой этих птенчиков, как я посмотрю, – Усман пристально взглянул на Ахмета, – к чему бы это?

– Ни к чему, – спокойный тон не менялся, – просто я не желаю остаток пути тащить их на себе. Я пекусь о собственности Султана, и чтобы нашим бойцам не было лишних хлопот. В том числе и мне.

– Так говоришь, будто не у тебя убили брата, – рыжебородый опустил глаза и занялся мясом, – такие же дурачки, да и не такие, все они в нашей грозненской зоне на деревьях спали, потому что это их животная участь. И еду сами себе добывать должны, а не кормить их с ложечки. Что найдут под ногами, то пусть и жрут. А упадут, так у нас есть, кому их тащить, молодежи хватает. Как раз только злее будут, на пользу.

Султан, сидевший до того молча и облизывающий пластиковую баночку из-под джема с натовского сухого пайка, подал голос.

– Это хорошо, – он успокаивающе кивнул охраннику, – Ахмет действительно заботится обо всех, исполняя мой приказ. Я тоже не хочу, чтобы они сдохли в дороге. Набери им воды.

Усман дернул плечами и поджал губы.

– В таком случае, – заявил он, – если вы беспокоитесь об отряде, нагрузите им по мешку. Сейчас пусть соберут весь мусор и закопают, нечего нашим парням этим заниматься. Потом тому дохляку, – он указал на Виталю, – дайте какой-нибудь багаж. Вон у Абдаллы пусть мешок тащит, – при этих словах старший афганцев оскалил зубы в радостной ухмылке, – у лучших бойцов руки должны быть свободны. А тому вундеркинду, что любит пошутить, дайте груз потяжелее… Патроны пускай тащит. Еду надо отрабатывать, – веско заявил он, – пусть не думают, что чеченская вода бесплатная для уродов, которые топчут нашу землю, когда их не звали.

С этими словами он замолчал, недовольно глядя в сторону неспешно катящей свои воды реки.

– Ай, хорошо сказал, – воскликнул Султан и хлопнул соратника по плечу, – ай, всем угодил, ну, чем не политик. Настоящий дош хаза стаг*. Да, так и сделайте, они действительно не на прогулке. Перед тем, как мучительно сдохнуть, они еще помогут воинам свободной Ичкерии. Раз уж этих свиней никто не покупает, – закончил он, помрачнев.

Ахмет кивнул и отошел со словами: