Русская философия. Анализ истории. Том 2

. Именно поэтому и только для человека, для его ограниченной способности межличностного общения, все в этом мире пораженным первородным грехом Адама стало иметь порционный образ. Мы потому живем, что приобщаемся к Истине, но не сразу все одновременно

, а удобоприемлемо порционно. Счастье человеческое от общения с Истиной лучше всего беречь и растягивать до бесконечности, а не брать все сразу, ибо пораженная первородным грехом природа обрела абсолютную слабость. Если вы помните содержание того, что выше по тексту, то понимаем, что это еще одна грань образа святой Евхаристии. На святом Престоле разделяется Тело Христово. Мы так устроены, что перед тем, как познать и сделать возможным для усвоения нашим организмом, необходима предварительная обработка. Мы сначала делим мир на удобовоспринимаемые доли-кванты. Это не только первый этап переваривания пищи, когда во рту происходит измельчение продукта до удобоприемлемых маленьких порций, но и вообще любое устроительство жизни в земных условиях и за пределами оных. Дело в том, что комфорт в данной яви – это отражение Царствия Небесного, в котором все сослужит человеку или точнее служит Богу через человека, как через связующее звено между данным миром и Царствием Небесным. Поэтому-то создавать вокруг себя благоприятные богообщению условия – это заложено в самой природе людей

.

1.0.2.-25. Числовые операции – это тоже первоначальное действо, которое дает возможность делить всё мироздание на порции, и тем самым строить комфорт бытия – это один из критериев преображения Вселенной. То есть математика – это такие зубы, которые предварительно размельчают мир, адаптируют его под возможность человека им владеть или возможность Вселенной служить Богу, опосредовано того, кто призван привести её к Нему, кто должен в себе и ее, и Его носить – человека. А в нашем случае, математика – это копие для вершения Святого Таинства Евхаристии. То есть число, как это замечательно показал Алексей Фёдорович, это есть категория психологическая, то есть духовная

. Царствие Небесное с этой Вселенной имеет точку соприкосновения, через которую исходят все влияния. Только Бог обладает сутью жизненной и только оная имеет значение для нас. Точка соприкосновения становится проводником Божественного влияния в нашу Вселенную. Следовательно, все то в нашей греховной природе, что подобно сообразно этой точке соприкосновения, также имеет подобие в свойстве жизни, хотя и многоформенно. Неживое, если даже оное существует, но как неподобное нам, выпадает из поля нашего функционального постижения – с функционально мертвым мы не работаем, а только со своим подобием – с живым. Итак все вокруг нас живое.

(07.01.00) Как был представлен этот мир до греха? Если сказать, что греховное временно, то есть в самых абсолютно узких мгновениях времени (граница в чистом виде) и абсолютно не постоянно ни в чем, то влияние Его тогда будет несколько сдерживающим текучесть, несколько растягивающим эту временность до бесконечности продолжительности до Божественной вечности. Каким стал мир после грехопадения? Все поменялось с точностью до наоборот. Теперь о Мире Божьем мы судим иначе, в меру своей испорченности и греховной ничтожности. Для нас теперь Царствие Небесное – это такая ничтожная точка Начала всех начал абсолютного постоянства в окружении всеобщей относительности. И нам, великим в гордыне (всякое отличие или величина отклонения в данном бытии духом распознается как гордыня), надо умалить себя и уничижить свою гордыню настолько, чтобы пролезть в эту ничтожно малую узость бытия. Надо принять образ змия, чтобы войти в этот тоннель и в нем уже начать движение к свету вечной жизни в конце его. Именно по этой причине сие выразилось именно в таком образе зачатия новой жизни для продолжения рода, как вечности уже земной. И то, и другое нашло свое выражение на природе человека (и стало белой линией в древнейших религиозных системах, что нашло отражение на структуре организма самого человека). При этом надо сказать важное о том, что образ змия возник не на пустом месте. Это, как сказано уже ранее, есть образ спасения, который в образе Творца наиболее оптимален для бытия в данной реалии всеобщей относительности. Это очень важный вопрос для понимания национальной политики. (07.01.00) Мир, окружающий нас, полон всего и всяких крайностей, но только одна из них важна для спасения – святость в Боге. Именно этой гранью змий идет вперед и может пройти во Царствие Небесное. Это движение головой вперед несет важное для нас знание о природе человека. Голова имеет глаза для того, чтобы видеть Творца; уста для того, чтобы вести беседу с Ним; рот для того, чтобы принимать Его. Святость, как любовь в чистом виде, становится движителем эволюции. Так как святость – это есть любовь в чистом виде, то и представление о красоте тоже остается в пределах святости. Именно по этой же причине женщина любит не за то, что у супруга есть какие-то достоинства физиологического плана, с помощью коих он может противостоять смертельной опасности и не за его благосостояние, а за чистоту его души. Она любит его душу, пребывающую в Боге. Именно так возник человек и именно так идет его дальнейшее становление в этом бытии. Это важно сказать, ибо монастырский образ жизни – естество бытия всего живого и человек – венец монашества. Женщина любит то, что естественно вписывается в природу любви, то есть то, что не противоречит естеству ее любви. Она любит только это и дает дорогу в вечность земную только этому. Она проводник любви и этим ведет к Богу всю окружающую Вселенную. Царь же или вождь племени – это люди, которые ведут свои народы к этому. В противном случае, Бог их убирает с арены истории, как противоестественное Себе

.

Окружающий мир явлен нам, как спасительная речь Бога, если мы отреклись от своей воли во имя Его.

Чем ближе к нолю, тем выше подобие постоянству, но чем дальше от ноля, тем сильнее подобие временности – тем сильнее переменчивость. Исходя из этого нам становится очевидным многое. Ноль оказывает на пространство влияние, исповедуемое поведением всех функций и измеряемое координатным пространством, имеющим абсолютное подобие нолю посредством исходящих из ноля прямых. Каждая из них имеет подобие нолю – например, величина кривизны имеет постоянство – оная ровна нолю, то есть имеет одно направление, цельная и имеет непрерывность, как подобие непрерывности точки. Просто точка и прямая, из точки исходящая – это различные роды, объединенные некоторого вида, который А.Ф.Лосев называет «нечто». Иными словами, «числа не только тождественны между собой (они являются частью «нечто» (к примеру, прямой) – авт.), но ещё и различны между собой (они имеют свои уникальные значения). Однако, диалектическое исследование показывает, что эта самотождественность также необходима как саморазличие». То есть, как бы, ноль распространяет свое влияние через своеобразно выраженное подобие, на фундаменте которого потом уже перед нашим взором возникнут функциональные зависимости (весь сюжет мировой истории) и потому являющиеся его производными, а именно также наделены в какой-то степени подобием ноля. Мы, опосредовано мирового многогранного различия, можем, как и в математическом пространстве (видим этот же самый ноль), созерцать только ноль, но только посредством иного набора инструментов, свойственным реалии, взятой нами как метод познания. Это функциональные зависимости, которые, несмотря на всю сложность уравнений и функциональных формул, неизбежно имеют общее с нолем, а потому, так как попали в поле освящения, они чувственно воспринимаемы. Ведь всякая зависимость в функциях – это в первую очередь закон, наделённый свойством абсолютного постоянства ноля – он работоспособен одинаково во всех гранях координатного пространства и имеет подобие нолю в свойстве его логически обозреваемого постоянства, называемого нами законом взаимодействия двух реалий, одна из которых и есть постоянство. Просто это все предполагается автоматически с возникновением системы координат и заложено в ней. То есть, если мы назвали число, то автоматически мы назвали все координатное пространство с нолем в центре его. Единственное, что мы назвали не само числовое пространство, а какое-то его одно из множественных имен в виде этого числа, кое характеризует как-то все числовое пространство. В противном случае, имя, как число, не имело бы никакой значимости. Также как, если сказать слово «нога», то автоматически мы назовем всего человека, ибо вне его нога жить не может, но только вкупе со всем его телом. Отсюда становится ясным, что мы несем в себе эту точку соприкосновения с Царствием Небесным – с его умственно обозреваемым постоянством ноля, а потому видим только то, что имеет хоть какое-то подобие Ему в этом ноле или хоть какую-то констатацию ноля-постоянства в обозреваемой реальности, то есть какое-то ещё одно Его имя. Даже если это самые трудновообразмые комбинации и формы, возникших в эволюции жизни, нам без этого не жить в земных условиях, ибо поддерживать в себе постоянство.

1.0.2.-26. С другой стороны, отталкиваясь от определения о самой природе познания, мы утверждаем, что это есть та самая граница, в пределах коей происходят все события во Вселенной от начала до конца. Чтобы понимать этот момент более четко, следовало бы сказать вновь о том, что оговорено более подробно в третьем томе. То есть то, как соотносятся живущее тело с тем, что оное уже станет после смерти и уже распадающимся, точно также соотносится ноль (пустота или отсутствие распада живого тела) в системе координат к остальному численному распознаваемому пространству (к тому, что организм начал уже терпеть распад). Согласно определению о природе познания, в поле нашего зрения всегда оказывается только то, что имеет развитие разрушения. Мы чувствуем вкус разрушенного зубами яблока, мы видим свет, ибо световая волна – есть продукт распада, произошедшего на Солнце, материя – продукт внутренних процессов разложения в атоме в виде периода распада и так далее.66776677????? Такова природа познания опосредовано природы воспаленной грехом, которая видеть и познавать может только живое опосредовано уже мертвого, то есть то, что когда-то было цельно-единым живым, но само живое посредством оной, распадающейся, не распознается, то есть всякое живое остается чувственной пустотой, а на языке понятий математики – нолем. (Целое яблоко для органов вкуса – это пустота, его нет, ибо нет отклонения от нормы, покамест мы зубами не разрушили его – такова природа познания, которая может чувствовать то, что уже было, отжило) Точнее живое распознается тем, что смогло пройти очищение от греха в поте лица. То, что организм растёт, к примеру, фиксирует только ум, как созерцающий мир через призму его Творца. Животное идёт к водопою – понимает только ум. Планета вращается по окружности, значит, в центре есть Звезда – понимает ум. Человек в космосе пребывает в невесомости, но так как природа греха видит только свое же подобие, то есть не видит в чистом виде Божественное, то организм человека чувствует только свою невесомость, а то, что есть движение по круговой орбите – нет, но распознается сие только умом. То есть Божественное осознает Самого Себя через все вокруг. Ум, наделённый волей имеет возможность зреть Бога. Эта возможность получена от Него вместе с Частицей Его (Бог вдунул в лицо Адама жизнь), а потому пребывающий в молитве, видит свое подобие – Душу Бога, Личность Творца, понимает волю Бога. Таким образом, умом мы видим ноль, как свой же прообраз, как характерную для личности черту, чтобы быть в естественном для мира состоянии – в общении личностей друг с другом.

В целом мире мы видим только Его, который не может быть обозримым опосредовано греха, выражающимся в системе координат числовым пространством распада. Точно также вопрос стоит о постижении Бога умом

.

1.0.2.-27. Таким образом, мы стоим перед противоречием, которое не может укладываться в разуме. Но если эти противоречия являются реальностью, то оная обязательно должна как-то обозначиться в самой природе – ведь речь идёт об умопостигаемом проявлении Божественного в природе вещей. В противном случае, это все сказанное будет пустословием. Ведь всякое противоречие не свойственно Божественному, ибо ум не наделён свойством величины греха, протяженностью и временем, но должен в себя вместить одновременно и ту крайность, и эту. Для этого ум должен занять естественное место позиционирования для себя.

(07.01.00) Центр мира, как начало всех начал, несёт в себе единое и при этом абсолютно целое, неделимое, благодаря чему, как неделимое, он есть вечность бытия и жизнь. Только явлено нам это посредством того, что мы можем воспринимать – посредством постоянно делимого. Из теоремы Фалеса нам известно, что «если на одной из двух пересекающихся прямых отложить несколько равных отрезков и через их концы провести параллельные прямые, пересекающие вторую прямую, то они отсекут на второй прямой равные между собой отрезки». Немного развернем эту теоремы и сфокусируем свое внимание на другой его области. Вычленим из этой теоремы важное, что отрезки, ограниченные двумя пересекающимися прямыми и находящимися на параллельных прямых подобны между собой с одинаковым коэффициентом подобия. Как это имеет отношение к нашему вопросу? Две прямые, которые пересекаются параллельными другими прямыми, сходятся в точке. Получается, что все подобные друг другу отрезки, отсеченные на параллельных прямых этими сходящимися прямыми в точке подобны этой точке с определенным коэффициентом подобия. Но подобными могут быть только в одном – все отрезки несут в себе прообраз единого начала – точки, в том смысле, что, как и точка непрерывна в себе, так и отрезки имеют непрерывность в себе. То есть противоположные концы каждого отрезка в прообразе точки едины между собой с помощью соединяющей концы непрерывной линии, также как един центр в самом себе, из которого исходят эти две прямые, несет в себе самом и начало и конец одновременно в одной точке. Геометрия двумерного пространства может исповедовать только с помощью данных инструментов, ничего более глубокого у нее нет, чтобы вести обсуждение решения столь нужного нам вопроса. Просто геометрия с иными понятиями не работает, кроме как прямая, плоскость, точка, отрезок и иные прообразы окружности. Хотя в геометрии полнота свидетельства о Боге очевидна, но нет желанной всеобъемлющей исповеди о Боге (геометрия почти абсолютно ограничена в возможностях). Зато есть, хотя и односторонняя, но удобоприемлемая наглядность изложения истины в тривиальной простоте теоремы Фалеса. Итак, если единство между противоположными концами какого-либо из отрезков нарушить, то подобие его началу-точке в этом свойстве единого утрачивается. Нет подобия – нет и всего остального родственного Началу начал. А.Ф.Лосев сказал бы, что нарушилось самотождественность различия в инобытии. Следовательно, для человека, созерцающего мир через единое целое Бога, этот разорванный отрезок исчез из поля зрения, как не имеющий подобия единому целому Его, то есть центральной точке, то есть Богу, а увидев подобие Богу в единстве, он сказал бы, что тут два отрезка, и оба подобные точке. Как только что-то нашем бытии всего живого вокруг становится нам не подобным, то есть не несет в себе характерные черты личности, так сразу же данная реалия перестает для нас существовать и исчезает, но появляются иные реалии с характерными свойствами личности и они-то как раз остаются в поле зрения – осколки. Также как окружность, если оказалась разорванной, то выпала из поля зрения, в коем первопринципом является замкнутость, к примеру. Но дуги, появившиеся из-за разрыва, несут в себе оттенки личности. Такие как постоянство (величина искривления постоянная), непрерывность от одного конца к другому и так далее. Пропадает окружность и возникают дуги. Гениальность Лосева в том, что он проявил смелость, сказав о том, что далее дуги начинают становление до иного образа выражения личности – до окружности. Просто есть движитель этому – Бог в прообразе Своем Солнце. Он есть и Солнце Его образ и так как мы попали в область Его влияния, то именно этим Он требует всему быть ему подобным. Также как водная гладь, разрушенная брошенным камнем в нее, постепенно восстанавливается – точно также восстанавливает окружность из дуг, чтобы быть подобным Первопричине. В этом прообразе все вокруг имеет стремление к устойчивости Образа Божьего в себе и человек – вершина этого

. Итак, перед нами образ влияния, которое выстраивает все в этом бытии в своем прообразе. Все то, что этому образу не подобно становится временным, то есть либо уходит в небытие, либо восстанавливает свое подобие Ему в прообразе возмущенной водной глади. Окружающее множество всего вокруг с одной стороны временно, а с другой стороны в пределах этой временности возникают островки устойчивой стабильности.

Также как окружность (эти отрезки наделены всеми свойствами Центра, а это означает, что как свойство живого они также пребывают в дальнейшем развитии). Умирает только эта инстанция, оказавшаяся в поле предыдущей досягаемости для разделения неделимым центром, но сам центр всего остается вне возможности делиться и вне досягаемости для делителя. (Напомню, что деление происходит в тот момент, когда ограниченная в свойствах природа не в состоянии вмещать в себя всю полноту Божественной реалии, что начинает тормозить дальнейшее развитие становления, вне коей живое невозможно. С этого места жизнь идет в ином направлении, в коем возрастание продолжается, а значит главное свойство живого – становление до Образа Его имеет место быть всегда. Просто выражено сие уже иначе. Чтобы продолжать вмещать в себя Божественную полноту происходит именно это деление в пределах сферы бытия живого на подобные друг другу множества. Это явление получило иное имя – взрыв в новой сфере, в коей разворачивается новый сюжет исповеди об Истине). А так как единое целое есть существенная реальность по сути вещей, то и все то, что цельное и единое, и в полноте отражения свойств Центра также является существенной сущностной реальностью жизни. Если единое и целое утрачивает подобие своему началу в свойстве быть в одиночестве, а это означает также утрату единства и цельности (ибо одиночество Творца предполагает все остальное одновременно), то есть имеет или получает прерывание целостности и единства причинно-следственного механизма соединяющего в себе начало и конец, то и утрачивает свое бытие как реальность, как личностное свойство для нас личностей исчезает из поля нашего восприятия, ведь мы живые личности. Не важно, что это будет смерть или распад молекулы или атома. К примеру, растение, если его сорвать или нарушить в нём развитие, то оное исчезнет как реальность, как растение навсегда: оное не сможет плодоносить и исчезнет для будущего, в отличие от вечно живущей личности его там в будущем уже нет. Само по себе растение – последовательное неразрывное причинно-следственное развитие от начала и до конца, при котором соблюдены все составляющие Начала всех начал в процессе возрастания в земных условиях до образа Начала всех начал, возникших после грехопадения. Математически эти составляющие Начала всех начал могут быть представлены только как центр координатного пространства, ибо иного хоть как-то более сопредельного и более элементарного инструмента в их расположении нет. В точке ноль есть и начало, и конец, и неделимость

. И потому ноль есть самая элементарная логическая неразрывная постоянная последовательность и даже все вместе взятые зависимости, а все остальное попадающее в поле зрения ноля остается образом и подобием его

. Само же координатное пространство делится, как уже сказано ранее, на две составляющие: ноль и пространство. При этом окружающее ноль пространство выражает все свойства ноля, специфически односторонне, в силу своих природных возможностей раскрывает свойства ноля во множественных непрерывно-неразрывных последовательностях, как образ взаимодействия абсолютного постоянства, ноля, с абсолютной бесконечной изменчивостью. Изменчивость рассказывает нам о ноле на свойственном для себя языке. Ноль, как образ взаимодействия оформлен в самые разнообразные зависимости, которые в математике называются функциями. Всякое координатное пространство полно в самом себе, а потому без ноля и его влияния нет никакой функции или закономерности во всем координатном пространстве. Каждая фибра его заявляет только о ноле. Можно несколько иначе сказать, что ноль задает некоторый изначальный признак или перво-принцип самовыражения, опосредованно коего созерцая мир, мы видим только то подобие, что оказалось в поле нашего зрения из-за того, что наделено этим вот признаком, характерным только личности. Ноль – это постоянство, первый элемент порядка, заключенного даже в самой высшей степени приращения развития. Так мы пришли к существованию дифференциального уравнения, а потому в пространстве мы видим хотя и самые различные, но тоже порядки, которые мы называем функциями-зависимостями в прообразе дифференциального уравнения. Скажем иначе, что есть такие грани в каждом элементе Вселенной, которые, имея высшую степень приращения, в то же время всегда остаются исповедью-свидетельством о ноле.

Ноль наделён не только тем, что привычно нам, то есть не только спецификой математического освидетельствования. Мы можем задать в понятии ноля иной признак, любой перво-принцип исповеди ноля или иную грань порядка, к примеру целое. Всякое цельное для нас является пустотой. Почему? Потому, что видим мы только то, что стало продуктом распада. Такова у нас природа познания, что мы видим только то, что разрушилось. Вкус яблока мы чувствуем (а можно сказать созерцаем), когда разрушили зубами его ткани. То есть если нет разрушения тканей продукта, то это так и остается вкусовой пустотой, нолем (вне видимости и вне возможности познания). Для того, чтобы познать то, как устроен организм, его нужно убить и потом только сможем проникнуть во внутрь и получить знания. Без этого живой организм остается познавательной пустотой, нолем. Но это не значит, что целое, как данность, не существует, ибо мы взяли это целое за основу созерцания, сделали трафаретом для поиска всего того, что подобно целому. И все то, что посредством трафарета попало в поле зрения, стало новой формой свидетельства о полноте, новым именем целого и замкнутого в себе. Вот примерно что несет нам соотношение численного пространства и ноля – это то, что оказалось в поле нашего восприятия и то, что остается чувственной пустотой (ноль), как единое и цельное66776677??????. Согласитесь, что сам по себе ноль – это такая реальность, которая живет совсем по иным законам и оные есть духовная жизнь человека.

1.0.2.-28. С другой стороны, «Бог «дает много» абсолютно новому сюжету, бесконечно отдаленному от Него «не местом, а природою» – так говорит Иоанн Дамаскин». Иными словами, мы путаем «природу» сущности с «местом» математического анализа, то есть с точкой в координатном пространстве. То есть число всегда несет в себе только описательные функции. Но рисунок, написанный с предмета и сам предмет, образ которого был нарисован – вещи далекие друг от друга, причем бесконечно. Просто рисунок обладая полнотой в одном, но не обладает всеобъемлющей полнотой.

Тоже самое выражение мы видим в Православном догмате о Святой Троице, в котором по слову греческих отцов Церкви «Бог один, потому что Отец один», то есть Сын и Дух Святой выражают именно это одиночество, единоначалие и Единство Отца, которое многовариантно отпечаталось во всех сферах Вселенной. В то же время, исповедуя триипостасность Бога, мы видим одну или единую для всех Трёх Ипостасей творческую созидательную Волю в каждой микроне этого бытия. Ведь в каждой частице присутствует абсолютное творческое согласие всех Трех Воль, не смотря на то, что Бог Отец предвечно родил Сына и извечно источает Святой Дух, в творчестве Они едины и значимы для этого бытия в равной степени. Это можно сравнить с командой корабля, пребывающего далеко от берега в океане или в море. Да, капитан судна стоит выше всех, но общее дело и жизнь всей команды зависит от каждого в равной мере. Получается, что там, где нет согласия – там нет вообще ничего. Только абсолютное согласие всех Трёх Лиц и только согласованность дарует творческий результат в созидании и устроении Вселенной. Только согласие всех трех Лиц наделяет пустоту сущностью, вызволяет из ничего Вселенную. В каждой частице мира в ее триединстве Божественных Личностей распознается специфично выраженное свойство Каждого из Лиц и творческое присутствие Каждой из Трех Ипостасей Бога Пресвятой Троицы. Причем в каждой микроне бытия прослеживается абсолютно согласие Всех Трёх Лиц, в противном случае для нас что-то иное, вне этого согласия, остается небытием и не существует. К примеру, прошлое, настоящее и будущее; высота, длинна и ширина; холодное, тёплое и горячее; световая волна имеет тепловую энергию, свет и корпускулярные свойства; семя, растение, цветок. И так далее и везде абсолютно. Каждая Ипостась Троицы своеобразно соучаствует в Общем Деле служения Троицы и Её сотрудничество с Другими Двумя как-то уникально заявлена и распознается в этом общем процессе. Именно в каждой частице бытия триединство формирует одну общую волю, одно общее единство и жизнь

.

Таким образом, Божественное, Его одиночество и, как следствие, единство в природе поражённой грехом многовариантно адаптируется в живое, одно из имен которого является причинно-следственным механизмом, в котором приоритеты, свойственные субординации ценностей, выстраиваются в неразрывную последовательность-цепочку непрерывности единства между началом и концом всякого явления. То есть так и остается единым, но с другим каким-то именем, то есть выраженным в неразрывной связности последовательности между началом и концом явления.

Представьте себе, что вы слышите звук. Просто неизменяемый звук, хоть и слышим нами, но как бы быстро привыкаем к нему и он более не увлекает наше сознание. А вот на основании этого, перемена в звуке, причем не простая перемена в звуке, а исповедующая Божественное в рамках возможности ума воспринимать гармонию мелодии в периодичных созвучиях, обращает на себя наше внимание иначе и мы, ради этого, можем собираться даже целые концертные залы и стадионы. Созвучие становится для нас музыкой, когда в ней появляется закономерность, цикличная звуковая осмысленность (такое свидетельство о живом, а именно о Боге ласкает разум). Также как цикличное движение планеты по окружности исповедует нам о Солнце, что также активирует те же грани разума и потому ласкает наш разум также, как в цикличных повторениях в звуковых комбинациях несут в себе осмысленность

. Просто, если мы вычленим из природы сферу форм, то всякий цикл – это тоже одно из имен Божественного, это одно из имен, звучащее в специфичном инобытии, как уникальный свойственный данной природе образ, возникший в нём. «Можно сказать, что сообразность есть отмечающая природу Божественная печать, которая создает личное отношение к Богу, отношение для каждого человеческого существа "уникальное". Это отношение становится реальным, осуществляется посредством воли, направляющей природу к Богу, в Котором человек должен найти полноту своего бытия». Это стабилизирующее влияние берега, в системе берег-река в специфических критериях, свойственных этой сфере бытия, несущее выражение свойства постоянства (берега). Распознавая этот островок стабильности и нетленности в этом мире всеобщей скользкой относительности, мы становимся причастниками единого, то есть в какой-то степени счастья. В музыке именно это и только это ласкает наш ум. Повторяемость в периодичности – это не сущность, а необходимая форма её, исповедующая единство Божественного, Его влияния и присутствия. Оная часть бытия и потому востребована, ибо облегчает молитвенное делание, создает комфортные условия, столь важные для плодотворного общения с Богом. Ведь мы счастливы от того, что приобщаемся к вечному, неизменному, когда то, что мы любим, остается с нами навсегда. Мы вечное не теряем и от этого спокойны. Мы слышим свою Родину в звуке, в мелодии, распознаем её через также световые волны, так как они несут в себе периодичность. Родина посылает нам островки Своего подобия, а потому мы их видим по причине родства, в процессе богообщения наступаем на эти твердыньки и благодаря этому становимся причастниками вечности, шествуем уже при земной жизни по Царствию Небесному и во Царствие Небесное. Это как бы живительные для души посылы постоянства от туда, где все всегда стабильно и постоянно (туда, где этого постоянства нет). А если цикличности нет, то видеть и слышать это никто не только не будет, но и даже не сможет, ибо сама по себе волна – это периодичность, образ постоянства пустоты греха. Хотя можно сказать иначе, что созерцаемые островки постоянства – это мы слышим речь только Бога, специфично адаптированного к нашим способностям воспринимать в явлениях природы. А именно в том, что событие имеет периодичность, то есть несет частицу Божественного, а не просто свидетельство о Нём. Иными словами, под словосочетанием «познание Божественного» мы понимать должны только одно: в явлении, в событии, в эксперименте мы должны увидеть тоже самое родное себе – самого себя, как личность, то есть специфически оформленную цикличность, когда из одного следует неразрывно другое в закономерности, то есть по спирали гармонии. (07.01.00) Познавая Вселенную, мы познаем самих же себя, ищем в себе Божественное через отвержение всего инородного Ему. Мы должны распознать свое подобие – мы распознаем лишь то, что заложено в нашем организме Богом (частица Бога вошедшая в человечество, когда Творец вдунул в лицо Адама жизнь), где формы многообразно цикличны в том же числе, к примеру в ином имени цикличности, в симметрии, где правая сторона нашего организма похожа на левую. Эта симметрия и цикличность важны для нашего адекватного притягивающего распознания, ибо это есть конечное звено выражения Божественного одиночества-единства, важное для всей полноты свидетельства о Боге. Без всего этого полноты свидетельства о Творце быть не может – мир разрушается, через это отсутствующее звено. Если мы помним, что начало этого чувственно воспринимаемого мира, получившего воспаление грехом могло быть только прообразом ничтожества – точкой, тогда нам становится понятна природа всякой цикличности и симметрии – это все видимое и созерцаемое нами сообразно только этому началу начал, ибо в ней заложены все эти свойства, а подобное порождает только свое же подобие

. Как-то иначе свидетельствовать о Боге свойства этой Вселенной не позволяют и Он свидетельствует о Себе вот таким образом в повторяемости и цикличности, явленных нам в Его творениях. Если этого нет в реальности, то для нас сия бесформенность не привлекательна. Мы её не видим как темень вокруг свечи и оная не объяла этот свет. Если человек не узнал самого себя в явлении, то не услышал речь Бога к человеку, а потому явление называется не познанным. Таким образом, все во Вселенной сообразно Богу даже в малом и без остатка. Единство подчеркивает все и движение, и закон, и сущность.

1.0.2.-30. Вот таким образом, Бог являет Свою волю

. Человек – личность, а потому несет все свойственное личности и воля – одно из них, а потому, чтобы служить Богу, чтобы быть подобным Ему, необходимо творить жертву по Образу Его и по подобию своему (также в форме периодичности, повторяемости). «Это отношение становится реальным, осуществляется посредством воли, направляющей природу к Богу, в Котором человек должен найти полноту своего бытия». Иными словами, если окружающий мир движется по этим законам с одной стороны самопроизвольно, стихийно и в то же время повинуясь воле Творца, то мы по образу Божьему тоже наделены волей и потому в нашей природе хотя и есть место стихийности, но есть желание или долг обуздать стихию и упорядочив в Его прообраз, направить ее совокупно Воле Творца на Суд Его. То есть тоже как Он делаем это не стихийно, а уже целенаправленно по любви, чтобы быть сопричастником к Его воле, соучастником в преображении Вселенной, соратником Его творчеству и этим имея всю полноту общения с Ним продолжать движение к Нему. Так как подобием пустоте является абсолютно правильная окружность, то в поле нашего обозревания рождается годовой, недельный и ежедневный кругооборот в нашем поведении, чтобы улучшить единение с Богом. Потому этот кругооборот востребован в молитве. Живое Царствия Небесного или эта радость Райских Обителей, оказавшаяся в пределах земных условий, адаптируется в них, образуя живое тело, жизнь которого обусловлено полнотой счастья от единения с источником всех радостей. "Душа бо человеческая, – говорит святой Тихон Задонский (XVIII в.), – яко дух от Бога созданный, ни в чем ином удовольствия, покоя, мира, утешения и отрады сыскать не может, как только в Бозе, от Которого по образу Его и подобию создана; а когда от Него отлучится, принуждена искать себе удовольствия в созданиях, и страстями различными, как рожцами, себя питать, но надлежащего упокоения и отрады не обретает, и так от гладу следует умрети, духу бо духовная пища потребна есть"

1.0.2.-31.а Внимание на Боге – самое тяжелое и самое значимое для человека и всего живого состояние. Все вокруг и все в природе самого человека заточено под это пребывание сознания в постоянной связи и единстве с Ним. Чтобы пребывать в таком состоянии внутреннего мира физиологии человека, необходим такой труд, при котором можно было бы сочетать полезное для выживания с приятным богообщения и который бы стал продолжением физиологических процессов организма, то есть не отвлекал бы ум от этого периодичного духовного делания – молитвы (хотя и то, и другое – разные имена одного и того же). То есть труд должен стать несколько машинальным, что позволяло бы сконцентрироваться на Творце без ущерба труду и вообще общему делу всего коллектива или государственности. Да это труд монотонный и нудный, но таким он представляется, если нет молитвы

. Да, сие можно сравнить с нирваной, но есть одно важное «но». Нирвана – это отказ от всякого желания ради Божественной чистоты. Но эта полнота односторонняя, ибо ради всеобъемлющей полноты единения с Богом мало только подобия Ему в чистоте духа, нужна еще непосредственная беседа с Ним. И трудно тут понять, что именно важнее или одно и другое идут в тесной связке. Связка и того, и другого, но не приоритет одного по отношению к другому. Языческая традиция нам несет образ-схему отношений человека с Богом, но это не беседа живых душ, это только механизм. Это такой автомат Калашникова, который может быть оружием сдерживания, а может стать орудием преступления. Хорошо об этом сказано в Священном Писании, змей, как образ спасения, стал проводником дьявола.

Беседа – это тоже является частью Вселенной, как динамическая связь личностей, а потому игнорировать сие никак нельзя

. Представьте себе, что стоят два человека и каждый из них постоянно отрекается от всего того, что этих людей разъединяет. Они не дают пролететь между ними даже мухе, скажем просто. Это хорошо. Ну, а если им просто вести беседу, то все остальные устремления к чистоте отношений личностей теряют смысл. В этом тоже разница между религиями, практикующими Нирвану (освобождение) и Православием.

1.0.2.-31.б Для утверждения следующей мысли, уместным будет вспомнить слова из послания Феофила Антиохийского о том, что человек «сотворён по природе ни смертным, ни бессмертным. Ибо если бы Бог сотворил его вначале бессмертным, то сделал бы его Богом; если же наоборот, сотворил бы его смертным, то сам оказался бы виновником его смерти. Итак, Он сотворил его … способным и к тому, и к другому, чтобы, если устремится он к тому, что ведёт к бессмертию, исполнял заповедь Божию, получил от Него в награду за это бессмертие и сделался бы Богом; если же уклонился к делам смерти, не повинуясь Богу, сам был бы виновным в своей смерти. Ибо Бог сделал человека свободным и самовлстным». Бессмертие – это всегда еще одно имя радости. Именно это и произошло в истории человечества, ведь выродились лишь те, кто не смог быть счастливым (машинальный и нудный физически тяжёлый труд отягчает жизнь и отпугивает от этого образа выживания), ибо нудный, машинальный труд вспомоществует общению с Богом и дарует и еще более усиливает высшую экзальтацию экстаза, а потому делает его потребностью жизни. Физический труд возник только для большего и более качественного бытия в радости. Это потом уже приятное он вынужден был совместить с полезным, с еще одной гранью счастья. Человек в этом состоянии более всего распознает влияние, исходящее от мощей усопших родственников, а также необходимость постов. Потому именно по этой причине произошёл отход человека от охоты к собирательной экономике полуголодного образа жизни, то есть человек обрел оседлость.

Надо сразу сказать, что иное имя богопознания и богообщения – радость в экстазе – основа земного бытия человечества, а потому именно оная выставляет свои требования, в согласии с коими формируется как внешний облик самого человека, так и внутренние процессы организма, так и образ его жизни, так и степень полноты духовного приобщения человека к своей Родине, к своему естественному бытию жизни во Царствии Небесном

. Если мы приглядимся к любому образу деятельности человека, то заметим, что любое движение человека несёт в себе цикличность, в коей есть и начало, и завершение. Это свойство живого в земных условиях –жизнь Царствия Небесного, явленное нам в границах, в природных ограничениях. Если вдруг появилось начало, а законченности нет – это уже хаос, бесформенное, не понятное и не нужное. К примеру, пошли мы в лес за грибами и не вернулись. Или забросили сеть в море и не вытащили её. Или съели что-то и не переварили. Или вобрали в себя воздух и не выдохнули. Или если мы начали рисовать круг и не закончили, то кругом это не будет, но просто кривой линией. И так далее. Не завершенность – признак ада, погибели, смерти. Молиться при таком образе хаотичного бытия и деятельности очень тяжело и даже невозможно, ибо одно инородно другому, отвлекает внимание. А если человек постоянно отвлекается от непосредственного богообщения, то наступает боль и человек постоянно ждет окончания трудовой деятельности на отдых, чтобы дать возможность зарубцеваться травме психики. Вот почему бытие определяет работу сознания, то есть образ не законченной деятельности, как не соприродное, не поддерживает комфорт богообщения в молитве, ради чего эта деятельность вообще имеет место (это высказывание нам понадобится, когда мы будем изучать вопрос о том, почему древние приняли оседлый образ жизни). Бытие определяет сознание и сознание определяет бытие – два образа жизни, которые определяют и два образа формирования экстаза богообщения: один – радость по достижению жизненно важной цели; второй – радость уже прямо сейчас в самом этом процессе движения к цели. В принципе, как мы увидим – это два разных этапа формирования человечества, в коих одно другому не стало инородным, но одно дополнялось другим. Становление цивилизации, переход от кочевого образа жизни к оседлости

. Работа ума, плодовитость работы мозга – это тот важный момент, оказавший на человека образующее действо. В мозг идут все нервные окончания, а потому экстаз получают не органы тела, а мозг опосредовано работы органов его тела, как проводников. Человек – это беседа двух личностей Бога и человека, а потому все в природе Вселенной подчинено комфортным условиям только этого. Человек – это сцепление со Вселенской Шестерней (смотри выделенное 777-07-7.9). Поэтому образ жизни нужен не физическому здоровью организма, а высокой работоспособности головы

, а точнее лучшей ясности ума

. А это облегчает задачу – создание условий для эффективной работы разума не требует обильной еды и огромной мускулатуры, каких-то особых достоинств организма – это такой знаменатель, который утверждает все в меру, потребление диктуется не красотой тела или хорошего тонуса организма, а умственной способностью к духовному деланию и анализу. Понятно, что с этого момента человек становится слабым как воин и для выживания ему нужно искать не только убежища, но ради выживания быть в сообществе. Так как такой образ жизни, не смотря на всю его аскетичность и довольство малым, полностью удовлетворяет всем требованиям физиологии и при нём активируются духовные силы, которые усиливают радость бытия, то оказывается не востребованным искать что-то иное альтернативное. То есть активируется в природе человека то общее для всех окружающих, благодаря чему сообщество обретает единство. Это с одной стороны, а с другой слабость диктует иное. Дело все в том, что теперь для достижения радости бытия, как конечной цели, достаточно меткого попадания в цель. А это исключает перенапряжения и связанные с оными востребованные достоинства в строении организма

.

Для охоты свойствен хаос и если есть сумбур и бесформенность в образе поведения, то есть ум не может акцентироваться на главном – его внимание на противоестественном. Оторванность от общения двух личностей Бога и человека – есть самое страшное зло, которое требует энергоемкие затраты. Человеку свойственно видеть личностные свойства во всем вокруг и относиться ко всему вокруг только как к личности, то есть как к самому себе. Благодаря этому мир окружающий тоже относится к человеку как к личности, а точнее к Личности Своего Творца через человека. Благодаря этому мир дает человеку все свое самое сокровенное и даже дает распоряжаться собою. Человек приручает флору и фауну, обуздывает и одомашнивает природу материи и подминает под себя всю Вселенную как Властелин о Боге. Даже сама по себе охота первобытного человека – это в первую очередь форма приручения животного. Если зверя не приручить, если не видеть в нем личность, то и охота не будет успешной. Это уже тонкости, взятые из опыта потомственного бывалого охотника. Не видишь личность – нет любви, не будет и взаимности.

Ведь во время охоты ум сосредоточен на достижении иной инородной разуму и духу цели – на убийстве животного, убивая которое человек в первую очередь наносит ранение своей же душе. Этот естественно возникающий во время охоты хаос инороден естеству человека, ибо бомбардирует естественное для человека состояние экстаза, во время коего должна быть концентрация на самом важном – на непосредственном единстве с Богом, на внимании человека ко Творцу

. Уму естественно быть только во Царствии Небесном, а охота – это хотя и также является общением с Творцом, но уже через посредники, которые легко могут стать инородными идолами, что также травмирует душу. Человеку свойственно избегать самое страшное для него, что раздражает психику, тиранит душу, даже если это стимулирует аскетическое делание, многое воздержание. Именно на этом принципе жизни людей оформилось дальнейшее направление становления эволюции. Говоря современным языком православных отцов, человек в поисках непосредственных отношений с Творцом начал избегать не нужной суеты мира ради единения с Творцом, а если востребован физический труд, то только ради единения с Ним как можно сильнее адаптировать сие в самом образе труда

, то есть сделать его циклично-однообразным. Вот каково эволюционное становление.

1.0.2.-32. А теперь, исходя всего выше изложенного, рассмотрим собирательную экономику древнего человека. Все вещи в бытии человека возникли не на ровном месте. Дело все в том, что мы уже другие и живем иначе. Многое нас сильно пугает и только потому, что мы уже давным-давно потеряли человечный образ. Иносказательно, сие выглядит так. Мы видим нож и начинаем шарахаться от него и людей с ним в руках. На самом-то деле, мы ошибаемся, ибо предназначен он для иного. Сам факт, что мы так судим об этом, говорит только об одном, что мы давно утратили первозданную человечность, благодаря коей мы вообще смогли выжить. Там каждое движение, хотя и монотонное и нудное есть, но в каждом мгновении имеет непрерывную последовательность, цикличную завершенность и результативную полноту цикличности (в отличие от труда охотника). Сам по себе замкнутый цикл несет в себе такое бытие определяющее сознание в специфическом образе Творца

, способствующем высвобождению ума, столь востребованного для всего остального и особенно для главного. Так как цикл несет в себе Образ Божий, гармонично в него вписывающийся, то автоматически оный становится частью всего биологического процесса человеческого организма. То есть человек даже во время работы может теперь спокойно пребывать в эйфории «нирваны» богообщения

. Только, если сама по себе нирвана в индуизме, буддизме бессмысленна, эгоистична и не предполагает какой-либо физической активности с пользой для будущего (потому это понятие могло возникнуть только на основе инородности природе человека), то в Православии оная наоборот противоположна – мы имеем дело не с молчанием, а с динамическим общением с Творцом на Его Предвечном Совете Троицы, а это более всеобъемлющая полнота и имеет ещё одну грань – служение ближнему и плодотворную конечную цель – новая возникшая физиология тела имеет совсем иной вид. При нирване физиология тела не только пассивна, но даже отвергаются все её влечения и поползновения на спокойствие психики. То есть мы просто отвергаем все то в себе и в своём внутреннем мире, что мешает и возмущает внутренний покой – так это практикуется нирваной. Но так было до Рождества Христова, ибо когда не ведаешь о направлении движения к Богу, то лучше вообще никуда не ходить. А Православие утверждает движение. Но если есть движение, то только в одном верном направлении – к Богу. Всякая альтернатива исключается, ибо нет более в бытии ничего иного, кроме Него. То есть либо стоять, а если идти, то ко Творцу. На самом-то деле, в природе человека не может быть ничего лишнего, ибо каждая фибра нашего тела появилась в природе человека не спроста, ибо оная как-то там соучаствует и вспомоществует душе в её богообщении во время естественно востребованного экстаза. Каждый волос для торжества в брани важен и значим. Все в природе человека цепляется за соломинку для спасения. Православные не отвергают отрешенность от мира сего, но и не замыкаются на этой отрешенности. То есть, все то, что мешает или возмущает внутренний покой в нирване – все в самом процессе богообщения становится на свое место соучастия, а потому усиливает радость, делает ее на много более полной и становится вспомоществующим элементом для плодотворного отношения с Творцом. Вот как соотносятся Индуизм с Православием. Если мы присмотримся к древней традиции славян, то увидим много такого, что напоминает схемы отношения человека с Богом, чем и руководствовался, скорее всего, древний славянин. Мы видим много символов, которые описывают то, как происходит утверждение жизни на Земле, привязанных к физиологии тела. Это перешло и в Индуизм. Человек следовал этим схемам, подражал процессам природы. Иудаизм же дает нам иное. В Священном Писании мы видим целые трактаты речей, даже инструкции, видим общение двух личностей Бога и человека в чистом виде, то есть одна живая душа общается с другой живой душой. Все остальное – как сложится, как Его воля будет. Под эту речь от Него и к Нему подстраивается все вокруг. Так примерно, Русь до христианская соотносится к той, что стала после Крещения св. Владимиром. То есть в Православии человек течения физиологии не уничижает, а направляет к более полному единству с Богом, если не стоит на месте, а идёт в точном направлении, где Бог, усиливая экстаз в общении с Ним. Хотя так тоже говорить нельзя, ибо экстаз – всегда сопутствующее, но никак не главная цель.

Работа тела становится частью всего молитвенного делания души, то есть тело – составляющая часть речевого процесса. Ибо физическое напряжение тела теперь уже не только во ради бытия человека в экстазе, но обрело осмысленность и результативность. Ведь тело тоже остро нуждается в богообщении – оное для этого возникло в бытии, хотя общение происходит через посредники-носители Его энергий, то есть тело, оказывается, изначально призвано только для активного соучастия в этом

– это уже иное состояние духа, еще более высшая степень экзальтации разнопланового счастья, куда более всеобъемлющего и более полного, чем нирвана. Посредством тела душа сочленяет в процесс речи человека с Богом все, что попало в поле его досягаемости.

Востребованы не резкие, но плавные движения во время собирательной деятельности соразмерны биологическому такту и мыслительному процессу. Они не перенапрягают работу сердца, повышают кровяное давление до такого значения, кое нужно для высокой активности мозга кондиции. Благодаря этому деятельность вписывается в физиологию таким образом, что мозг обретает выдающуюся работоспособность и умственную свободу мышления. А так как голова человека – это есть организм (все остальное в нас – вспомогательные инструменты), то происходящее в ней куда более важнее, чем то, что творится с остальным телом – в головном мозге формируется счастье, явленное в простой ясности ума и поддерживается телом. (07.01.00) Понятно, что этот момент радости бытия трудно распознается, но если человек испытал ее, то становится пленником ее навсегда. Если вдруг происходит перемена в этом состоянии, то человек тут же понимает то, что он утратил, что стал инороден естесву радости и стремится вернуться. Это самое важное для нас людей

.